Ц 7
Шрифт:
Москва, улица Малая Бронная
Котова я встретил прямо у его дома. В пилотской кожаной куртке и унтах, он выглядел полярником тридцатых годов. Только толстые альпинистские шаровары да забавная лыжная шапочка с помпоном выбивались из стиля.
— Давайте, прогуляемся, Миша, — Игорь Максимович поправил шарф, и махнул рукой в сторону прудов. — А то засиделся что-то…
Я молча кивнул, ощущая за бодрыми словами тягучую печаль.
Наставник почуял, что его состояние вычислили, и легонько забрюзжал, уводя мою интуицию
— Возраст, Миша, возраст… — вздохнув, он взял деловитый тон. — Занятий больше не будет. Вы переняли всё, что я знаю и умею. Дальше — сами. Хотя… Вы, Миша, подошли к пределу человеческих возможностей. Больше Силы, чем есть в вас сейчас, не накопишь. Это как с мышцами — хоть всю жизнь «качай железо», а полтонны мяса, как у буйвола, не нарастить. Гены задают конечный размер — и всё, хоть ты тресни… Хм… — слабая улыбка осветила моложавое лицо. — Посмотришь на этих культуристов, бугрящихся мускулами… Так и ждешь, что кожа на них лопнет! Скажите: «Зачем тогда звал, если штудий не будет?»
— Да нет, отчего ж, — запротестовал я. — Мне за эти месяцы открылось столько, сколько за всю жизнь не узнал!
— О, сколько нам открытий чудных… — продекламировал Котов, впадая в легкую рассеянность. — М-да… Никак не извернусь. Хм… Скажите, Миша, а когда в крайний раз срабатывало ваше предвидение близкого будущего? Ну, там, на пять минут вперед, на полчаса…
— Да давненько уже… — стал я вспоминать. — Как бы не год назад.
Наставник часто закивал, взглядывая на меня чуть искоса.
— Всё правильно, — вздохнул он, — эта способность проявляется лишь в моменты крайней опасности…
— Мне что-то угрожает? — прямо, по-военному, спросил я.
— Ишь, какой шустрый… — усмехнулся Котов. — Прямой угрозы нет… Пока. Поймите, Миша, таким, как мы, всегда грозит опасность. Нас очень мало, и отсюда чрезвычайная уязвимость. Вы большой молодец, что задумали делиться Силой с одноклассницами! Вам будет, кого беречь — и кто станет беречь вас. А подруги вернее друзей. Так уж заведено…
Мы шагали в ногу, неторопливо хрустя по ночной пороше, не утоптанной до сей поры. Хмурое небо провисало над самой улицей, словно разлегшись на крышах, и редко-редко пролетали снежинки.
Думая о чем-то своем, наставническом, Игорь Максимович свернул к Пионерским прудам. Я двинулся за ним, тщетно пытаясь взять мысль Котова. Бесполезно. Глухо, как в танке.
— Какая красота… — вытолкнул мой спутник.
Я осмотрелся. Аллею расчистили от снега, а пруд превратили в каток — тонкая фигурка девочки-фигуристки чертила лед, выписывая замысловатые вензели танца. Красиво, да… И чуть-чуть грустно.
— Скажите, Миша… — в голосе наставника зазвенело напряжение. — А вам случайно не снилось… м-м… одно странное место, схожее с инферно? Темное небо с багровыми тучами… Черные скалы… Малиновый жар?
— Ну-у… Да, припоминаю. Неуютное местечко.
Я испытал озноб, заглянув в расширенные глаза наставника, но он быстро опустил веки, неловко бормоча:
— Будьте очень осторожны, Миша. Ну, вы идите, пожалуй, а я еще немного поброжу,
подышу свежим воздухом…— До свиданья, Игорь Максимович, — вытолкнул я, ощущая тяжесть в душе.
Котов лишь покивал, кривя губы, да и побрел по аллее, следя за пируэтами девочки на катке. Было так тихо, что до меня донесся скрип льда под коньками. Балеринка…
Растревоженный, я проводил взглядом сутулую спину наставника, и зашагал к станции метро.
Четверг, 26 января. Утро
Московская область, Шереметьево
— …Начинается посадка на рейс 235 Москва — Прага — Лиссабон… — бархатно разнесся голос дикторши, покрывая гул зала ожидания. — Aeroflot flight 235 to Prague and Lisbon is now boarding…
— Наш! — подхватилась мама.
— Успеете, — заулыбался я, следя за Ритой. Девушка поглощала реальность с восторгом, она будто плыла в радужном облаке из сбывшихся желаний. — Пойдемте потихоньку.
Выжав два чемодана, смахивавших на маленьких, но увесистых бегемотиков, я направился к «таможне».
— Кушать не забывай, — семенила рядом моя, катя сумку на колесиках. — И вообще… Я сказала Наташе, чтоб проследила за тобой!
— А кто проследит за Наташей? — коварно улыбнулся я.
Рита дотянулась, и чмокнула меня в щеку.
— Ты!
— Постараюсь оправдать оказанное доверие… Ну, всё, дальше сами.
Женщины накинулись на меня с поцелуями, сочувствуя, переживая — и незаметно отдаляясь, переступая сапожками незримую черту.
— Пока, Мишечка! Пока!
— Пока, пока…
Проверка багажа… Паспорта наизготовку… Штампики… Служебные улыбки… Руки, выпростанные из рукавов дубленок, машут на прощание…
Я развернулся и пошагал, виляя между диванчиков, к стеклянной стене.
— Заканчивается посадка на рейс 31 Москва — Лондон… This is a final boarding call for Aeroflot flight 31 to London…
За стеклом простиралось выметенное поле, со снегом, забитым в стыки бетонных плит. Горбатый «Боинг» разгонялся, грохоча двигунами на форсаже. Маленькая «Каравелла» выруливала…
Вон самолет «моих». «Ту-134». Тот самый, удостоенный взлета на пачке болгарских сигарет — пробовал, когда вздумал курить. Но бросил — гадость.
«Адын… Сафсем адын…» — улыбнулся про себя.
А Наташка? Она окажется совсем рядом, за стенкой в «гостевой», ворочаясь на девичьей кровати… Пикантная ситуация.
Я поморщился, разгоняя юркие, пошловатые мыслишки. Ничего не будет, дальше приятельского формата не продвинусь. Хватит с меня Инны…
Покинув аэропорт, я сел в машину — спецы «Ижавто» вернули-таки пикап, и полгода не прошло. Я слегка погонял мотор, ревниво прислушиваясь: не уработали ли? С автопрома станется…
Порывшись в бардачке, достал старенькую, потрепанную книжку Козырева. «Причинная или несимметричная механика в линейном приближении». Сразу вспомнился отличный рассказ Стругацких «Забытый эксперимент» — о «двигателе времени», работавшем на принципах той самой ассиметричной механики.