Ц - 9

— Борь, — улыбнулся президент. — Вот ты к Мише часто наведываешься, да?

— Ну.

— А ты хоть что-нибудь понял про эти тахионы?

Трубка засопела и донесла осторожный голос Иванова:

— Ну, это частицы такие… Ненормальные. Они всегда движутся быстрее света. И… Миша оговорился намедни. Сказал, что не удивится, если мы научимся с помощью этих самых тахионов перемещать предметы в прошлое. Или в будущее.

— Твою ж ма-ать… — только и выговорил Юрий Владимирович.

— Да, Юр, — вздохнул Борис Семенович. — Такая вот хронофизика.

— Хренофизика! — буркнул Андропов. — Ну, хоть понятно, с чего вдруг враги так волнуют нам кровь… Ла-адно… — потянул он, и закруглился: — Ладно, Боря. Бди!

— Бдю! — невесело хихикнул Иванов, и трубка донесла частые гудки.

Воскресенье, 25 ноября. День

Московская область, объект «В», п/я 1410

— Лен, контрольная проверка! — вытолкнул я, шаря глазами по пульту.

— Есть контрольная проверка, — голос Браиловой звучал устало, но даже нотки недовольства не слыхать.

М-да. Погонял я ее сегодня… Не случайно Лена босоножки сменила на кроссовки — в них легче бегать по этажам.

— Конфигурация поля.

— Овоид!

Мои руки лежали на консоли, как у пианиста на клавишах. Нежными движениями я сдвигал ползунки, уже больше смахивая на звукорежиссера. Напряженность поля росла, с еле слышным жужжанием сдвигались секции магнитов.

— Конфигурация!

— Сфероидальное поле!

— Ага-а… затянул я. — Всё идет штатно. Укладывай!

Лена схватилась за джойстики. Тускло блестя шарами суставов, «механические руки» за стеклом подобрали образец и аккуратно переложили на черный рубчатый круглый коврик, обведенный белой линией, точно в центр камеры.

— Сразу чувствуется рука биатлонистки! — ухмыльнулся я. — Пулять, так в десятку! Всё, сбрасываю мощность.

— А пуск когда? — раскрасневшаяся, с блестящими глазами, Лена вовсе не походила на желчную стерву.

— После обеда.

— Может, сейчас?

— Нет. Я объявил часовую готовность. Пусть энергетики тоже подтянутся. Не нам же одним бегать… В смысле, не одной тебе.

— Ладно, — фыркнул младший научный сотрудник. — Ну, хоть аппетит нагуляла!

Мы заперли лабораторию, и двинулись по коридору, освобождаясь от напряга.

— А если ничего у нас не выйдет? — пробормотала девушка.

— Если долго мучиться, что-нибудь получится, — изрек я давнюю мудрость.

— Да я понимаю… Просто, одно дело — рассматривать парадоксы в теории, и совсем другое — разбираться с ними на практике.

Спускаясь по лестнице, я лениво пожал плечами.

— Лен, никто до нас не ставил опыты с тахионным излучением, мы первые. Может, и зря теории изощрялись, и ничего особенного мы не откроем. Ну, и ладно, хоть докторскую защищу… Или что-нибудь для военных изобретем. Прошу! — отворив дверь буфета, я пропустил Лену и вошел сам.

Почти все столики были свободны, лишь в углу расселся Вайткус, а седовласое светило поучало аспирантку Галю. Малееву, кажется.

— Арсений Ромуальдович, наш пламенный!

Технический директор величественно кивнул.

— Етта… Иваненко звонил. Сказал, что задержится, и чтоб начинали без него.

— Ой, а скоро уже? — воскликнула аспирантка, забывая о почтении — светило недовольно поморщилось.

— Скоро, Галочка, скоро!

Добрейшая и румянейшая тетя Валя мигом нас обслужила. Налила борщику в «глыбокую» тарелку, плюхнула пюре на мелкую, украсив толченку парой зажаристых биточков.

— Кушайте, Миша, кушайте!

Я подхватил поднос, чувствуя, что рассуждения о режиме отпали, и уговаривать организм перекусить не придется — нутро урчало.

Ах, молодость, молодость… Лишь тот, кто побыл стариком — и вернулся в юные годы, способен оценить все бонусы «малого пробега» организма. Даже угодив в тело Миши Гарина, а ему тогда и шестнадцати не исполнилось, я частенько осаживал себя — как бы ревматизм не потревожить, как бы сердце поберечь…

Далеко не сразу привыкаешь, что сил в тебе не мерено — и на работу хватит, и на любовь, на всё!

Вот, простая еда — лопаешь, и не задумываешься. Не ждешь, когда о себе напомнит печенка или поджелудочная, а получаешь удовольствие — и просишь добавки.

Расправившись с первым, второе блюдо я уже смаковал, вдумчиво уминая биточек. Тут и Галка подсела к нам с Леной, легкомысленно бросив светило, от чего оно изрядно угасло.

— Миш, — приглушенно заговорила Малеева, — а правда, что мы машину времени строим?

Браилова, лишь бы не засмеяться, вытаращила глаза.

— Галочка, — торжественно сказал я, — тебе одной открою секрет: мы строим ускоритель тахионов!

— Но ведь тахионы способны переносить информацию из будущего! — заспорила аспирантка. — И вызывать парадокс причинности.

— Ох, Галя, — вздохнул я. — Боюсь, что в реальности всё куда сложнее, чем в теории. Это тебя Александр Сергеевич напугал парадоксами?

— А что, — покраснела девушка, оборачиваясь к столику, за которым недавно сидело светило, — он не прав?

— Знать бы! — хмыкнул я. — Видишь ли, Галчонок… Разницу между излучением и поглощением тахионов определить… м-м… сложновато. Тахион, движущийся назад во времени, можно вполне определить, как тахион, который движется в будущее. Лично меня совсем другое пугает…

— Что? — выдохнула Малеева, подаваясь.

— А вот смотри. Тахионы замедляются, набирая энергию. И ускоряются, теряя ее. Тогда выходит, что заряженные тахионы, которые движутся быстрее скорости света, будут постоянно терять энергию даже в вакууме — из-за черенковского излучения. Потери заставят их разгоняться — и расходовать заряд еще быстрее. В конце концов это приведет к неуправляемой реакции, высвобождающей чудовищное количество энергии.

— Ничего себе… — пробормотала аспирантка. — Вот это ничего себе…

— Вот такое оно, — преувеличенно тяжко вздохнул я, — мироздание!

Впечатленная Галочка удалилась, обдумывая открывшиеся ей истины, а Лена прыснула в ладошку.

— Извини… — выдавила она.

— Грешно смеяться над девушками, — попенял я ей. — Они — главная ценность в пространственно-временном континууме!

— Это и меня касается? — сощурилась Браилова.

— Ну, а как же.

— Спасибо…

Мне показалось, или Железная Леди, она же Снежная Королева была тронута?

— Это не комплимент, — вывернулся я, — а принцип бытия. Пошли, растопим нашу печурку!