Ц - 9
Шрифт:
— Видишь его? — вкрадчиво пискнуло под лыжной шапочкой.
— Вижу, — мужественно обронил Шурик. Тангента, не видимая за поднятым воротником куртки, холодила шею. Опять шарф забыл… Забыл! Тетя Калерия не повязала.
— Играй пьяного!
— Уже!
Походка Щукина стала неуверенной. Тут, главное, не переигрывать… Не качаться, изображая алкаша, не горланить про шумевший камыш. Одет-то опрятно. Вот и давай, прикинься загулявшим студентом…
Неловко оступаясь и мыча: «Па-ардон…», Саша пересек двор, боковым зрением замечая объект, спокойно шествовавший к парадному.
— Товарищ Тихонов! —
— Знаю, — строго прошуршало в наушничке. — Не отвлекайся. Черный ход заперт. Выясни, хотя бы, на каком этаже проживает объект!
— Понял…
Мужчина в желтой кожанке скрылся за дверями соседнего подъезда, и Щукин ускорил ход, направляя стопы туда же. Тяжелая деревянная дверь поддалась без труда. И без шума.
Неслышно ступая по стародавней «шахматной» плитке, Шурик замер, обращаясь в слух. Высматривать человека наверху нельзя, объект может поглядывать за перила…
Гулкие шаги прервались, залязгали ключи… Щукин на цыпочках взбежал на второй этаж… Бочком, по стеночке взобрался на третий…
Створка негромко захлопнулась, клацнув замком.
«Тринадцатая квартира!» — сообразил Саша, и быстро спустился вниз. Так, а куда смотрят окна тринадцатой? Ага… В соседний двор!
Выскочив из парадного, Шурик все же заставил себя не спешить. На всякий случай. И побрел со двора, качаясь и широко водя руками. Обознался, мол, во хмелю, не туда зашел…
Тот же день, позже
Ленинград, Литейный проспект, Большой дом
Начальник 2-й службы мирно сопел, перебирая фотографии, и Щукин малость успокоился. Всё он сделал правильно, нигде не накосячил, тетя Калерия будет им довольна…
— Выяснили, кто? — деловито спросил Капитон Иванович, не поднимая головы.
— Выясняем, товарищ подполковник! — браво отрапортовал Тихонов. — Объект прописался весной этого года, вроде как по обмену. Паспорт на имя Ивана Тимофеевича Жаргина. В ЖЭКе охарактеризовали жильца, как положительного, тихого, не пьющего. Квартплату вносит в один и тот же день, и до копейки. Бухгалтерша говорит: «Аккуратный, как немец!»
— И она права! — раздался спокойный голос от двери.
Щукин с удивлением глянул на вошедшего — налитого здоровьем человека средних лет в простеньком сером костюме и белой рубашке, но без галстука. Очки в толстой черной оправе придавали ему вид строгого директора школы или институтского профессора.
— Товарищ генерал-лейтенант… — растерянно затянул хозяин кабинета, вставая.
— Капитон Ива-аныч! — попенял ему гость, и нетерпеливо повел рукой. — Да сидите вы! Не в армии, чай…
— Простите, Борис Семенович, — запыхтел подполковник, усаживаясь. — Растерялся!
И только сейчас до Щукина дошло, кого он видит перед собой. Да это же сам Иванов!
— Ну, не предупредил, звыняйте! — наметил улыбку генерал-лейтенант, и сел на свободный стул между Щукиным и оперуполномоченным Кольцовым. — Молодцы, что вычислили этого «немца»! Он засветился на ноябрьских вблизи сверхсекретного объекта, и по нему уже
«вышка» плачет — за похищение и убийство молодой сотрудницы. Их там орудовало трое… Фото Жаргина мы показали свидетелю, и тот с ходу опознал похитителя. Этот самый Жаргин переговаривался со своим подельником по-немецки…— Вон оно что… — проворчал Капитон Иванович.
— Да, — кивнул Иванов. — Вполне возможна связь с разведкой ФРГ. К поискам подключились товарищи из Штази, но вы тоже не зевайте! И огромная к вам просьба — не спугните этого Жаргина! Все контакты отслеживать… К-хм… Ну, вас учить — только портить! И вот еще… — жестом фокусника он выложил на стол несколько снимков. — Фотороботы тех двоих, что в остатке…
Щукин жадно рассматривал «ориентировки». Блондин с роскошным чубом, рослый, и ноги колесом… А у другого лицо квадратное, шея короткая — уголовный фенотип…
— Будем искать! — увесисто сказал Капитон Иванович.
Суббота, 1 декабря. Утро
Московская область, объект «В», п/я 1410
Небеса четко соблюдали график. Декабрь? Стало быть, зима. И всю ночь валил снег, устанавливая режим тишины. Лишь под утро рассеялись тучи, а на холодное синее небо вскатилось солнце. Негреющее, зато яркое — белизна слепила даже в тенях, а любую елку хоть снимай, да новогодние открытки печатай. Лепота!
Однако дружный коллектив института не обращал внимания на зимние красоты. Привычно гудели трансформаторы; эксплуатационники исполняли вокруг оборудования ритуальный чек-ап или озабоченно катали по коридорам тележки, груженные причудливыми запчастями, порою выточенными из сиятельного палладия. У программистов шелестели кондиционеры, трещали и визжали принтеры. Особисты бдели, аналитики соображали, и даже дежурный администратор трогательно заботился о коллективе, подсчитывая на калькуляторе, какое добро рентабельней творить. Обычный день, хоть сегодня и начинается понедельник.
Кейсы в первом отделе мы с Леной получали вместе.
— Я же сказал, чтоб отдыхала, — заворчал я, изображая брюзгливое начальство. — Выходной же ж!
— Ради науки я готова на всё! — с нарочитой пылкостью ответила Браилова. — Же ж…
К дверям лаборатории мы дошагали в ногу.
— Вот ты вчера ушел пораньше, — высказала мне помощница, — а Володька Киврин тебя домагивался.
— А у меня тренировки по пятницам! — агрессивно оправдался я. — Раньше, вообще, чуть ли не каждый вечер в спортзале пропадал, а теперь запустил. Аллес капут, как папа говорил…
Лена неожиданно остановилась.
— Забыла чего? — повернулся я к ней.
— Вспомнила! — прижимая к себе короб, девушка очень серьезно глянула на меня. — Тот гаденыш, которого я подстрелила, выругался… Или выразился. Он сказал: «Аллес капут гемахт!»
— «Всё пропало!», — перевел я, хмурясь. Набрав код, отворил дверь лаборатории, и приказал: — Немедленно звони Иванову! Похоже, те, кто убили Надю, и наши незваные гости — одни и те же нелюди… На тебе и мой… Звони, звони, давай!
— А ты? — обернулась Лена, нагруженная двумя кейсами.