Царь девяти драконов

Вдохнув полной грудью, Фу ощутил запах хвои, словно он очутился посреди горной чащи. Ветер тихо шумел в ветвях сосен и елей, в которых стоял Храм. Здесь было тихо. Несмотря на разгар дня. Ибо не смеет никто нарушать покой предков. Лишь чтить их да возносить молчаливые молитвы. Где-то там, среди крепких стволов и в тени деревьев, стоял каменный алтарь. А на нем — бамбуковые таблички, инкрустированные золотом. Драгоценные узоры образуют слова, и из них складываются имена достойных предков.

Гун сделал шаг навстречу святилищу. Известь приятно хрустела под ногами. Как будто его верный шапи[3] Гоу грызет птичью косточку. Храм стоял на небольшом возвышении, к нему вели широкие каменные ступени. Сейчас по ним спускался молодой хоу в красном одеянии. Черные, как смоль, волосы убраны в тугой пучок на макушке. Завидев военачальника, он низко поклонился, но не произнес ни звука, памятуя об обычае не нарушать священной тишины. Фу ответил тем же. Подождал, пока хоу удалится, и воздел взор к соснам. Ветер продолжал тихо шуметь меж ветвей, осыпая иголки на землю. Тишина, покой и умиротворение.

Гун остановился у подножия лестницы и почтительно склонил голову, вознося молчаливые молитвы предкам и благодаря Шанди за то, что помог одержать победу над врагами любимого вана. Нет, он не пойдет сейчас к алтарю. На его лице дорожная пыль, а на доспехах кровь и грязь. Негоже являться перед ликом духов в таком виде. Это оскорбит их. Но не прийти сюда Фу не мог. Поэтому он просто отдал дань уважения. Не мог этого не сделать.

Так он стоял около минуты. Стоял и слушал, как ветер играет ветвями хвои. Тихий шелест напоминал шепот. Шепот предков. И Фу казалось, что они гордятся почтенным гуном. Кивнув в благодарность, военачальник развернулся и покинул святилище. Долг исполнен. Теперь — его ждет дворец Лаоху.

***

— В-вы т-точно н-никого не в-видели? — поинтересовался Танцзин у двух стражников восточных ворот.

Те недоуменно переглянулись. На простых крестьянских лицах отразился легкий испуг. Их итак силком загнали в ополчение, а если еще господин воротник серчать начнет, то жизнь вовсе медом не покажется.

— Нет-нет, бо, — затараторил первый, — предками клянусь, не было тута никого.

— Истину глаголет брат мой, — вторил ему другой, — не видели чужаков али оборванцев. А если бы объявился такой — так приказ почтенного мы помним. Никого на стены не пускать.

Танцзин тяжко вздохнул. Судя по всему, стражники не врали. Но кого-то же гун Фу видел над воротами! Он провел рукой по лицу. Ладонь слегка дрожала.

«Быть может, с-светлейшему военачальнику п-почудилось? У-устал с п-похода и д-дороги. А солнце с-сегодня жаркое. С-сыграл у-усталый разум с ним з-злую шутку... как ж-же я представлю ему в-в-виновника? Не духов же мне л-ловить?».

Он вновь тяжко вздохнул. Стражники с опаской поглядывали на своего командира. Однако в их взгляде читалось отнюдь не сочувствие к воротнику. Они боялись за собственные шкуры.

Танцзин окинул их угрюмым взглядом:

— Х-хорошо, можете п-продолжать н-нести пост.

— Во славу нашего великого Лаоху! — хором ответили те и тряхнули копьями.

Воротник кивнул и спустился по лестнице к подножию стены. Отрешенным взором окинул площадь.

«Г-где же м-мне его и-искать? Верно п-почтенному гуну п-привиделось. Только м-мне т-то от этого н-не л-легче. Как же ж г-голову с-свою уберечь?».

Из мрачных раздумий его вывел громогласный хор:

— Дорогу! Дорогу!

Танцзин встрепенулся. Сюда приближался богатый гуаньцзяо, инкрустированный золотыми узорами. Воротник сразу узнал, кому он принадлежит. Слуги главного советника вана продолжали орать на всю улицу несмотря на то, что площадь была почти пуста. Они остановились в нескольких шагах от Танцзина, и Юншэн, сверкая желтым одеянием, вышел на солнечный свет.

— П-приветствую п-почтенного, — поклонился Танцзин, — п-пусть д-духи даруют тебе з-здравия, а п-предки г-гордятся тобой.

Сухие губы советника дрогнули в снисходительной улыбке. Он ответил вялым поклоном и сложил руки перед собой.

— Доброго дня, Танцзин. Исправно ли ты ведешь службу?

Не поднимая головы, тот пробормотал:

— И-исправно, бо, — и непроизвольно утер ладонью лицо.

«П-пожаловался ч-что ли уже п-почтенный Фу?».

— Это хорошо, — кивнул Юншэн, — ведь процветание Хучена зависит от действий каждого из нас. Ибо все мы — мелкие частички одного большого целого.

— И-истина, бо, и-истина.

Возникла небольшая пауза. Вокруг стало так тихо, что можно было различить пение птиц в роще за городом.

— К-куда п-путь держишь, почтенный? — рискнул спросить Танцзин, ибо молчание слишком затянулось.

Советник нарочито вздохнул:

— И дня не проходит без насущных дел государства, друг мой. Вот и сейчас приходится ими заниматься. Хучен процветает, но нет предела совершенству, правда?

— П-правда, бо, — кивнул воротник, про себя надеясь, что почтенный гун не пожаловался-таки советнику.

— Земля, обеспечение водой, пастбища и дома наших людей — все это нуждается в заботе. Кому как не мне Хучен ею окружать?

— В т-твоих с-словах слышна м-мудрость, п-почтенный советник.

— Благодарствую. В каком жилище ты живешь?

Вопрос застал Танцзина врасплох. Он даже вскинул голову и удивленно воззрился на почтенного, полностью забыв о правилах приличия. Но, казалось, высокопоставленный гость ничуть не оскорбился. Слегка потрескавшиеся губы Юншэня продолжали приветливо улыбаться.

— М-мы с женой и д-детьми ж-живем в землянке з-за-а городом.

— Вот, — кивнул советник, — многие продолжают пользоваться землянками. Я же хочу изменить это. Ведь наш народ заслуживает лучшего. Глиняные хижины с толстыми стенками для защиты от холода — это намного лучше сырых землянок, которые еще и подтапливает во время ливня.

Воротник поклонился и кивнул. Он сам давно мечтал о хижине, поэтому слова главного советника посеяли в душу надежду и даже притупили страх о возможном наказании от господина Фу.