Царь Дмитрий - самозванец
Шрифт:
Сватовство Иоанна к принцессе польской, к немалой его досаде, сорвалось, потому взял он за себя Марию, княжну Черкасскую, дочь Темрюкову. С ней в Москву прибыл ее брат молодой князь Михаил Черкасский, сразу вставший у трона царского. Пировали на свадьбе три дня, но простому народу и гостям московским то было не в радость, ибо им было строго заказано на улицы выходить и к дворцу приближаться.
; В скором времени приспел новый повод для торжеств великих — пришла из Царьграда грамота, где Собор Вселенский признавал право государей Московских на царский титул. Царь Всея Руси вставал теперь в один ряд с королями европейскими, уступая разве что императору германскому и султану турецкому. Царь Иоанн повелел в точности повторить обряд венчания на царства, что был совершен за пятнадцать лет до этого. А еще повелел он привести всех в присяге повторной, потому что после суда над Адашевым и Сильвестром начал всех
взбунтовались и отказались от присяги повторной, через десять лет жизни тихой и мирной, минувших с болезни Иоанновой, проснулось своеволие боярское! Царь Иоанн, подозревая, что за заговором боярским стоит князь Владимир Андреевич Старицкий, приказал провести розыск. Тут же объявился и свидетель важный, некий Савлук Иванов, который служил дьяком у Старицких, но был обвинен ими в хищении денег и заточен в темницу. Извлеченный оттуда по приказу царя Иоанна, он показал, что князь Старицкий, презрев Бога и честь, ссылался изменнически с королем польским и ханом крымским, раскрывал им секреты наши военные, призывал их на Русь идти, обещал провожатых дать и дороги безопасные указать, а как свергнут они царя законного и на престол его, Владимира, возведут, тут он их пожалует, крымчакам Казань и Астрахань отдаст, а королю польскому — Ливонию, Полоцк, Смоленск и Псков. Дума боярская встала на защиту князя Ста-рицкого, так утвердив подозрения царя в существовании заговора боярского. Не мог тогда Иоанн перебороть эту силу, поэтому ограничился наказанием мягким: конфисковал княжество Старицкое в казну государеву, но тут же и вернул его обратно, наполненное другими людьми — боярами, стольниками и дьяками, князю Владимиру после новой клятвы крестоцеловальной указал жить в Старице безвылазно, а матери его Евфро-синье настоятельно посоветовал постричься в монахини. Даже лишившись главы своей, боярство мятежное не смирилось. Устроили бояре торжественные проводы Евфросиньи Ста-рицкой в монастырь, поезд, что за ней до самого Белозера тянулся, превосходил даже царский во время паломничеств ежегодных. И в той поездке, как доносили царю, продолжали они умышлять против государя и всей Земли Русской.
[1562 г.]
За сварами внутренними забылись дела внешние. А между тем новый магистр ордена Ливонского Готгард Кетлер заключил вассальный договор с королем польским, получив за это корону наследственного герцога Курляндского. По договору тому король Сигизмунд обязывался не изменять в Ливонии ни
веры, ни законов, ни прав гражданских, за то получал город Ригу и земли вокруг нее и выход к морю Северному, давно им лелеемый. Не все города ливонские с решением своего магистра согласились. Ревель с Эстляндией не захотели поступать под власть Польши и отдались Швеции, а остров Эзель — королю датскому, который сразу же посадил там своего брата Магнуса. Так Швеция с Данией, ранее вяло вступавшиеся за землю чужую, теперь готовы были яростно защищать землю свою, благоприобретенную. Польша же стала заносчиво требовать от царя Русского возврата всех городов, нами в Ливонии завоеванных. И литовские паны были в том с поляками согласны, ибо земли те ливонские к ним прилежали. Но наиболее возмутило царя Иоанна то, что король польский в грамоте, им в Москву присланной, именовал его великим князем.
Царь Иоанн повелел готовиться к войне с Литвой. Близость большой войны, а более надежда на добычу богатую в обширных землях литовских, заставила бояр забыть распри. Никого призывать не потребовалось — сами слетелись. Ратников было, как говорят, двести восемьдесят тысяч, да обозников за восемьдесят тысяч, пушек же всего двести. Во главе войска находился сам царь Иоанн, а при нем Никита Романович Захарьев-Юрьев и помимо воевод знатнейших двенадцать бояр думских, да пять окольничих, да шестнадцать дьяков. Сразу после Светлого Рождества Христова русская рать обрушились на Литву.
[1563 г.]
Князь Андрей Курбский, стремившийся вернуть себе любовь и благоволение царя, в начале февраля осадил и взял главную твердыню литовскую — град Полоцк, а князь Юрий Репнин и князь Дмитрий Палецкий отогнали гетмана Радзи-вилла, спешившего на выручку с сорока тысячами
воинов. Потом, не теряя времени, устремились к Минску, Вильне, Мсти-славлю, в Самогитию, разоряя все земли невозбранно. Тут король польский запросил перемирия, кое было ему дано. Ушло всего времени на тот поход два месяца, царь же Иоанн поми-мо земель обширных приобрел новый титул — великого князя Полоцкого.
Блестящая победа сия оказалась последней в числе побед царя Иоанна. Счастие военное, казалось, отвернулось от него, то же и в делах внутренних, где ширилось недовольство боярское и общее неустройство, сам же царь Иоанн все более впадал в подозрительность и свирепство. Многие люди, глядя на царя, вспоминали необузданность его юношеских лет, скорбели о прошедших тринадцати годах его правления, блестящего и в то же время благочестивого, и убеждались в том, что свершилось оно во многом благодаря влиянию благотворному царицы Анастасии и советам братьев ее и других родственников, Захарьиных-Юрьевых, ныне от двора почти удаленных.
[1564 г.]
Король польский недолго соблюдал дарованное ему перемирие, коварно воспользовавшись непонятным легкомыслием князя Петра Шуйского. Воевода шел с двадцатитысячной ратью в лесах под Оршей без всякого охранения, везя доспехи и оружие на санях в обозе. На рать нашу напали лучшие полки литовские, ведомые Николаем Радзивиллом, и всю ее рассеяли, захватив обоз, пушки и пленных. На поле брани пали князь Петр Шуйский, головой заплативший за свою неосторожность, и князья Палецкие, а воевода Захарий Плещеев-Очин и князь Иван Охлябинин были взяты в плен, доставлены в Краков и представлены королю польскому. Радзивилл же дошел до самого Полоцка, бомбардировал его, но, не сумев взять, отправился восвояси. Царь Иоанн открыто обвинил в измене бояр, которые хотели рать нашу погубить и сами литовцев на нее навели.
Улучив момент, в поход двинулся крымский хан, несколько лет сидевший себе тихо за своим Перекопом, не смея южных рубежей наших тревожить. Мы там и войска большого не держали за ненадобностью, поэтому набег крымский мог много бед принести. На счастье наше, в это время под Рязанью в своем поместье богатом отдыхали Басмановы, Алексей с сад-
ном Федором, они первые вооружились с людьми своими и, отослав гонцов в Москву за подмогой, заперлись в Рязани. Крымчаки несколько дней безуспешно приступали к стенам крепости, но взять не смогли, когда же войска наши придвинулись, то быстро отступили. Басмановы с великой честию воротились в Москву, а царь наградил их знатно.
Но самый большой урон державе и самолюбию царя Иоанна нанесло бегство князя Андрея Курбского в Литву из Дер-пта, где он после Алексея Адашева наместничал над Ливонией. Темной ночью князь Курбский перелез через стену городскую и сопровождаемый одним только стремянным ускакал в сторону литовской границы, бросив в городе и жену с сыном малолетним, и богатую казну полковую, и все свои ливонские и литовские трофеи. Направился же он прямиком в городок Вольмар, где его уже ждал гетман литовский Радзивилл, и был принят там с большим почетом. Но еще более роскошной была встреча в Кракове с королем польским, тот принял его в присутствии всего двора и шляхты не только как героя величайшего, но и как друга, посочувствовал ему за потерю жены и сына, что же касается поместий и богатства, то обещал возместить ему это сторицей. Курбский же принял все это с благодарностью и в слове ответном не только короля прославлял, но и корил за слабость в войне, призывал его не жалеть ни сил, ни казны, ни рати, чтобы сокрушить богопротивную власть царя Иоанна.
Вскоре был изловлен слуга князя Курбского, тот самый, что один бежал с ним в Литву, а затем почему-то тайно вернулся назад. Холопа сего, именем Васька Шибанов, доставили в Москву в клетке и железах, а с ним ларец из тайника, этим Васькой под пыткой указанного.
В ларце том были разные бумаги Андрея Курбского. Первая — короткое, на трех листах, письмо царю Иоанну. «Ты называешь нас изменниками, потому что мы принуждены были от тебя поневоле крест целовать, а если кто не присягнет, тот умирает горькою смертию; на это тебе мой ответ: все мудрецы согласны в том, что если кто присягнет поневоле, то не на том грех, кто крест целует, но преимущественно на том, кто при-
нуждает, если б даже и гонения не было; если же кто во время прелютого гонения не бегает, тот сам себе убийца, противящийся слову Господнему: «Аще гонят вас во граде, бегайте в другой» — так писал князь Курбский царю и далее обвинял его во многих других грехах. Еще в том ларце потаенном были грамоты от короля польского и гетмана литовского, в коих они Курбского на измену склоняли и всякие милости ему обещали, и копии его ответов, где он все секретные планы наши врагам выдавал и прямо указывал, где и как лучше против нашей рати действовать, чтобы вернее ее погубить. Нашлись там и наметки, как державу Русскую изничтожить, власть царскую сокрушить, а страну на уделы поделить, как встарь, себя же Курбский мнил великим князем Ярославским по отчине его.