Царь Дмитрий - самозванец

Тут начались во дворце царском споры и раздоры, почти никто присягу приносить не желал. Были среди них многие верные, которые радели только о благе державе и опасались повторения при государе-младенце смут и расстройств, сопровождавших молодые годы царя Иоанна. Полагали они, что следует избрать государем человека в совершенных летах, лучше служить старому, нежели малому, говорили они. Брата государя, Георгия, никто в расчет не принимал, подверженный немочи черной, дурачок и Божий человек, он в дни решительные только плакал или шатался незримой и безглас-

ной тенью по коридорам дворцовым. Оставался двоюродный брат царя, князь Владимир Андреевич Старицкий. За него выступали бояре обиженные, которых царь Иоанн за своевольство в его молодые годы от дел отстранил, Владимир Старицкий будет истинно боярским царем, говорили они, а Захарьиным и Избранной Раде мы служить не желаем. За него выступали бояре мятежные, среди них первыми были князья Шуйские, которые в надвигающейся смуте видели возможность обогащения и возвышения. Ободренный такой поддержкой, князь Владимир Андреевич наотрез отказался духовную Иоаннову утвердить и, влекомый матерью Евфро-синьей, выбежал вон из Грановитой палаты. За ними последовали Шуйские. А за ними потекли князья Петр Ще-нятьев, Иван Пронский, Семен Ростовский, Дмитрий Немой-Оболенский, которые, едва выйдя из дворца, принялись славить перед народом на площади князя Владимира Андреевича. Старицкие принимали у себя в доме детей боярских и раздавали им деньги, чтобы на свою сторону привлечь, народ черный соблазняли раздачами вина, из удела же своего вызвали дружину княжескую для целей злодейских.

К утру начались шатания среди ближних Иоанновых. Адашевы устами отца своего Федора предложили удалить из совета опекунского Захарьиных, на которых, как самых достойных и стойких, был направлен наибольший гнев боярский. Сильвестр склонялся к тому, чтобы главой совета опекунского сделать князя Владимира Старицкого, и для этого вел переговоры тайные с самим князем Владимиром и матерью его Ев-фросиньей. Князя Дмитрия Палецкого, тестя брата царского Георгия, Старицкие соблазняли обещанием передать Георгию в удел Углич с окрестностями, отписанные ему в духовной великого князя Василия Ивановича и царем Иоанном из скаредности удерживаемые. Многие же, испугавшись, решили по домам отсидеться, болезнями отговариваясь, даже такие, как член Избранной Рады князь Дмитрий Курлятьев и печатник Никита Фуников.

По приказу царя Иоанна вновь собрались во дворце царском бояре и двор и сам князь Владимир Старицкий. Царь

Иоанн, лежа в изнеможении на лавке, обратился сначала к ближним своим боярам Захарьиным: «Крепитесь! Не отступайтесь перед боярами, не пощадят они вас, вы будете первыми мертвецами! Берегите племянника вашего, царевича Димитрия, не допустите вероломным извести его, коли потребуется, бегите в землю чужую, куда Бог укажет, но спасите кровь!» Так укрепив дух Захарьиных, царь Иоанн оборотился к князю Владимиру Старицкому, сказал ему кротко: «Знаю твое намерение! Сам знаешь, что станется на твоей душе, если не захочешь креста Димитрию целовать; мне до того дела нет!» Потом царь Иоанн обратился к остальным боярам: «Бояре мятежные! Ночь вам дана была на то, чтобы образумиться. Надеюсь, Бог вас наставил на путь истинный. Подходите по одному, целуйте крест царевичу Димитрию перед моими ближними боярами, князьями Мстиславским и Воротынским, я не в силах быть тому свидетелем». Царя Иоанна вынесли из палаты, бояре же, усмиренные речью царя, по одному стали подходить к присяге. Князь Владимир Старицкий, устыдившись, на отдельной грамоте поклялся не думать о царстве и в случае кончины Иоанна повиноваться Димитрию как своему законному государю, на том князь Владимир крест целовал, а мать его Евфросинья приложила к грамоте печати княжеские.

Как принесли бояре присягу, так случилось чудо великое: царь Иоанн восстал с одра болезни смертной. Ведомый под руки князьями Иваном Мстиславским да Владимиром Воротынским, прошествовал царь Иоанн на середину Грановитой палаты, обвел всех взглядом раз и другой, потом вдруг поклонился в пояс и произнес проникновенно: «Спасибо вам, люди добрые, что не бросили семью мою и младенца невинного в тяжелую минуту! Простите, если что не так! Ибо грешен я пред Господом и пред вами».

Многие потом объясняли последние слова государевы тем, что болезнь царя была притворной и направлена лишь на испытание верности. Так ли это было, неведомо.

Во исполнение обета, данного во время болезни, царь Иоанн отправился на Белозеро в монастырь Святого Кирилл? Белозерского. Сам царь ехал впереди на своем любимом же-

ребце, на том, на котором он в Москву въезжал после взятия Казани, и также разукрашенном. За ним в возке следовали царица Анастасия с младенцем Димитрием, свита же состояла из бояр первейших, князь Владимир Старицкий, распри откинув, там же был.

В Троице-Сергиевой обители на несколько дней задержались. Иоанн часами молился у гроба Преподобного Сергея Радонежского, а вечера проводил с игуменом и братией в монастырской трапезной за разговорами благочестивыми, поражая всех знанием Священного Писания и смирением пред лицом Господа. Встретился он и со старцем много мудрым Максимом Греком, приглашенным на Русь еще великим князем Василием Ивановичем для перевода богослужебных книг с греческого и исправления старых русских книг, в коих нашлось много несообразностей. Как рассказывают, Максим Грек предостерег царя от продолжения поездки, предрекая гибель юного царевича.

Пренебрегая пророчеством и мольбами бояр Захарьиных, царь Иоанн продолжил путь и посетил Песношский Свя-то-Никольский монастырь, где в ссылке пребывал неистовый Вассиан, бывший Коломенский епископ, которого Иоанн любил за ласку в его несчастливые годы детства. Теперь царь Иоанн просил у него наставления, как лучше править державой, и каялся в грехах пред Господом и пред людьми.

«Пред кем? Пред людьми? — Вассиан загрохотал так, что невольно сделал свидетелями разговора всю свиту царскую. —Да какое тебе дело до людей ?! Как ты можешь быть грешен перед ними, если не судьи они тебе? Ты царь милостию Божией, только перед Ним тебе ответ держать. Вот перед Ним ты грешник, великий грешник! Он тебе державу вручил, чтобы ты управлял ею по слову Его, а ты ее советникам перепоручил. Советники о своем советуют, им до тебя дела нет, до трона твоего, до семьи твоей. О том только твоя мысль должна была быть, о самовластии своем, о троне своем, о помазании Божием! Советников умных государю не надобно, царь и так умнее всех, это Бог решил. Любая его мысль — от Бога, а вот у советников может быть и от Бога, а может и от людей, а то и от

лукавого, сразу не разберешь. Гнать надо прочь всех, которые с мыслями, так оно вернее выйдет. Государь должен править, а подданные подчиняться и волю его неукоснительно выполнять, думать им не положено. Умнейший непременно государем овладеет и станет править вместо него». Особенно же порицал Вассиан Сильвестра и нйзкородных Адашевых, выделяя одних лишь бояр Захарьиных-Юрьевых.

Пророчество о гибели царевича Димитрия исполнилось на обратном пути с Белозера. К исходу третьей недели царь со свитой на ладьях, богато убранных, подплывали к Угличу. Извещенный заранее, весь город высыпал встречать царя. Впереди, у самой пристани стояли епископ угличский и игумены всех монастырей и все священники в ризах торжественных, за ними дети боярские и приказные, потом выборные земские с купцами, а уж за ними море люда простого. Вот причалила ладья царская к пристани, и под крики приветственные ступили на сходни: впереди царь Иоанн с царицей Анастасией, за ними, чуть поотстав, мамка несла на руках младенца Димитрия, ее под руки поддерживали брат царев Георгий ,и князь Дмитрий Оболенский, за ними шли другие бояре, царя в пути сопровождавшие. Сходни проломились, увлекая в воду мамку с царевичем и ближних бояр. Спасли всех, кроме царевича Димитрия, которого, тесно спеленутого, быстрое течение далеко унесло.

[1554 г.]

Марта 28-го царица Анастасия родила второго сына, нареченного Иваном. Государь в новом, составленном тогда духовном завещании, объявил его наследником трона в случае своей смерти, опекуном же юного царя и государственным правителем на время его несовершеннолетия назначался князь Владимир Старицкий. Он же провозглашался наследником в случае смерти царевича в малолетстве. В свою очередь, со Старицкого повторно взяли крестоцеловальную запись, что будет он впредь верен совести и долгу и не будет щд_т дить даже матери своей, Евфросиньи, если замыслит она какое зло против царицы Анастасии и сына ее, что не будет оц

знать ни мести, ни пристрастия в делах государственных и не будет делать ничего без ведома царицы, митрополита и Боярской думы. Заодно сократили количество воинов на дворе Старицких в Москве до ста человек.

Тогда же привели к присяге и других бояр. Многие из них, опасаясь, что не сойдет им с рук бунт во время болезни Иоанна, и памятуя советы епископа Вассиана, данные царю, навострились за рубеж утечь. И первым из них был князь Семен Ростовский, один из главных бунтовщиков. Собрал он в побег всю свою семью, братьев с племянниками, а вперед выслал боярина своего ближнего, князя Никиту Лобанова-Ростовского, чтобы тот с королем польским обо всем предварительно сговорился. Князя Никиту, летевшего без подорожной, в Торопце задержали, допросили и так узнали об измене. Царь приговорил зачинщика побега к смерти, но затем смягчил приговор, приказал выставлять князя на позор да сослать потом на Белозеро. То же было и с другими боярами и детьми боярскими, в изобилии отлавливаемыми на границах с Литвой. Никого из них лютой смертью не казнили, что многие связывали с заступничеством царицы Анастасии и бояр Захарьиных-Юрьевых.