Царь горы

– Это наша дочь Марина, – вернула его в реальность Юлия Львовна, представляя ту из девиц, которую и представлять не было необходимости: своей фигурой, насколько успел заметить Борисов, она являла точную копию мамаши, а лицом с мелкими чертами – вылитый Ковалёв. – А это – её подруга Серафима, – не меняя восторженной интонации, назвала хозяйка блондинку с голубыми печальными глазами и бледным лицом. Следом отрекомендовала и курсантов: – А наших героев зовут Виктор и Иван! Присаживайтесь, молодые люди!

Борисов и Редчич переглянулись: так это смотрины, и уселись на указанные места. Рядом с Борисовым оказалась Марина, а с Редчичем – её подруга Серафима.

– Ну, поговорите пока, молодёжь! А я принесу суп… – объявила Юлия Львовна.

Но поговорить им не удалось. Неугомонная хозяйка просто не оставляла для этого пауз. Она успела и мгновенно принести из кухни супницу и отдать необходимые распоряжения мужу:

– Вольдемар, ну что же ты? Переоденься! – тем же голосом ласкового начальника провозгласила Юлия Львовна. – Ну, не садиться же за праздничный стол в таком затрапезном виде. Сегодня же День учителя! Ты же преподаватель, да и девочки – будущие педагоги… И скажи мне, Вольдемар, а мальчикам можно шампанского?

Ковалёв послушно пошёл переодеваться. На пороге комнаты он обернулся и на вопрос о шампанском отрицательно покачал головой, чем весьма расстроил Борисова и Редчича, полагавших, что от бокала шампанского никому хуже не станет.

Юлия Львовна тут же подхватила:

– Ах да, конечно, дисциплина! О, дисциплина для будущих офицеров – превыше всего! – Она выразительно закатила глаза. – Тогда мы с девочками выпьем шампанского, а мальчики будут пить клюквенный морс… Сейчас принесу.

Она принесла из кухни пузатый керамический кувшин с узким горлышком и водрузила его на стол перед Борисовым.

– Кто откроет шампанское? Есть ли среди нас гусары?

Вызвался открыть бутылку Редчич.

Борисов потянулся к кувшину, чтобы налить морс, и тут из горлышка показались усы, а следом появился большой рыжий таракан.

Борисов отдёрнул руку: тараканов он не любил. У них, в челябинской «хрущовке», если вдруг и появлялась какая-нибудь одиночная особь от соседей, мать тут же устраивала аврал, заставляла Борисова с отцом проливать кипятком все щели в кухонном столе, заделывать дыры в плинтусах, делать ловушки с борной кислотой…

«Ковалёвский» таракан тем временем забрался на крышку кувшина, по-хозяйски огляделся и, спрыгнув на стол, отправился в путешествие между хрустальными вазочками с салатами.

Бдительная Юлия Львовна проследила за взглядом Борисова и радостно захлопала в ладоши:

– Ой, тараканчик! Это к деньгам!

Тут хлопнула пробка – Редчич открыл бутылку и стал разливать шампанское в высокие фужеры.

За обедом кусок не лез Борисову в горло, хотя он и был голоден, и аппетит разыгрался от вида домашних деликатесов, но этот таракан всё испортил.

Общего разговора за столом так и не получилось.

Говорила одна Юлия Львовна. Ковалёв молчал и только, со всем соглашаясь, кивал головой, когда супруга обращалась к нему. Редчич и Марина усиленно налегали на еду, а Борисов и Серафима ковырялись вилками в своих тарелках.

Наконец пытка обедом завершилась.

Юлия Львовна, посчитав свою миссию выполненной, разрешила:

– Ну, дорогие детки, пойдите погуляйте! На улице такая романтическая погода…

На улице шёл дождь со снегом.

У подъезда они как-то сразу разбились по парам, причём совсем не так, как планировала Юлия Львовна: Редчич подхватил под руку толстушку Марину, а Борисову ничего другого не оставалось, как идти рядом с Серафимой.

– И шестикрылый Серафим на перепутье мне явился, – пробормотал он, вспомнив чешуйчатокрылого обитателя квартиры «Мартенсита».

Серафима словно прочитала его мысли:

– Я тоже не люблю тараканов, – сказала она. – А Пушкина люблю!

И продолжила цитату:

– Перстами легкими как сонМоих зениц коснулся он:Отверзлись вещие зеницы…

Они долго бродили по мокрым курганским улочкам. Говорили о поэзии, но больше молчали. С Серафимой молчать оказалось ничуть не хуже, чем говорить.

Мокрые снежинки падали им на лица и тут же таяли.

Когда пришло время расставаться у общежития пединститута, Серафима неожиданно поцеловала Борисова в щёку, а он столь же неожиданно предложил:

– Выходи за меня замуж!

И она почему-то сразу согласилась.

Глава третья

1

Чёрная надпись на стене продолжала нагло лезть Борисову в глаза каждый раз, когда он проходил через арку. И как бы ни пытался он отводить взгляд в сторону, но дерзкое утверждение: «Витька, я спал с твоей женой:)» всё равно всплывало перед глазами. И вроде бы после разговора с «компьютерным гением» Лившицем Борисов почти уверовал в то, что эта надпись – чья-то подростковая шалость и, следовательно, к нему и к его жене никакого отношения не имеет, но стоило только ему в очередной раз зайти в арку, и снова подозрения начинали копошиться в душе.

Он невольно стал искать обходные маршруты. К троллейбусной остановке шёл мимо мусорных баков, куда вдруг понадобилось что-то выкинуть; к газетному киоску, где надо купить программу телепередач, – через соседний двор… Но пословица «С глаз долой, из сердца вон» не срабатывала – пресловутая надпись никак не шла из головы.

И отношения его с Ингой изменились. Она стала какой-то отчуждённой и замкнутой, и это напрягало Борисова, живо напомнило ему отношения с первой женой.

…Они с Серафимой поженились просто потому, что время приспело.

– Вы создаёте ячейку советского общества – счастливую молодую семью… – провозгласила тётка в Курганском ЗАГСе, выдавая им свидетельство о браке. Свидетелями, само собой разумеется, были Марина Ковалёва и Ваня Редчич.

Шумной свадьбы не устраивали. После регистрации зашли в кафе, выпили шампанского. Вот и всё торжество.

Эйфория от начала семейной жизни некоторое время сохранялась: знакомство с родственниками невесты и с родителями Борисова, «медовый» месяц, взаимное узнавание…