Царь горы

– Не читал, – смутился Борисов. – Некогда было, да и с газетами у нас перебои…

– Это непорядок! Исправим, – деловито изрёк Царедворцев и продолжил разглагольствовать: – Задачу минимум, поставленную тестем, я выполнил. Теперь, с госнаградами, легче в академию будет поступить: орденоносцы идут вне конкурса!

– Да тебе-то что бояться? За тебя и так слово замолвят!

– Э-э, не скажи! Сейчас всё строго. Там… – Царедворцев ткнул указательным пальцем в потолок. – Большие перемены грядут. Говорят, перестраиваться будем! А куда и за кем перестраиваться, пока не совсем понятно… Слушай, а ты что рапорт в академию не пишешь? Хочешь, я о тебе с Чупровым переговорю? Он с моим тестем дружит. Решим вопрос положительно…

– Нет, спасибо, я сам, – отказался Борисов, хотя учёба в академии являлась его давней мечтой.

– Ну, как знаешь, была бы честь предложена, – слегка нахмурился Царедворцев, но тут же склонился к уху Борисова и, хотя рядом никого не было, зашептал: – Слушай, Бор, а у тебя случайно нет комсомольского билета? Ну, такого, чтобы пулей был пробит и кровью залит побольше, но чтоб имя и фамилия читались?

– Это что – убитого комсомольца? – Борисов даже не сразу понял, о чём идёт речь.

– Ну да. Билет ведь на сердце хранится! – Глаза Царедворцева сияли: – Пуля «душмана» пробила комсомольское сердце… Представляешь, какой материал? Закачаешься! У меня его «Комсомолка» и «Правда» с руками оторвут… А потом я этот билет в Музей боевой славы округа отдам. Они уже ждут…

– Такого билета у меня нет, – сухо сказал Борисов, вдруг вспомнив поговорку индейцев – их общего детского увлечения: «Есть много способов пахнуть скунсом…»

– Ну, нет, так нет. – Царедворцев подхватил Борисова под локоть и, поскрипывая новенькими хромовыми сапогами, повлёк по коридору к офицерской столовой. – Спрошу в политотделе армии, у комсомольцев. У них точно отыщется.

На ходу он продолжал говорить:

– Я до завтрашнего утра в Кабуле. Остановился в корпункте «Правды», в особнячке, рядом с нашим посольством… Ты, Бор, давай отпросись у начальства, вечерком посидим, выпьем, вспомним всех наших, ты мне о своей семейной жизни расскажешь, стихи почитаешь… Пишешь, не бросил?

Борисов от приглашения отказался, сославшись, что ему надо возвращаться в часть. Царедворцев стал настаивать. Но тут его окликнул полковник Беглов, сказав, что начальник политотдела ждёт на обед в зале командующего.

– Ладно, Бор, пока! Ты ещё в столовую успеешь… Увидимся после обеда, – помахал рукой Царедворцев.

Сразу после обеда Борисов вместе с подполковником Клепиковым убыл в Баграм на его уазике. В дороге он размышлял о встрече с Царедворцевым, о его циничной просьбе – раздобыть комсомольский билет убитого солдата ради «классного материала», о той лёгкости, с которой Коля умудрился в кратких командировках получить медаль и орден. У самого Борисова за время службы в Афгане никаких «железок» на груди не было, ведь в рейды он не ходил, не ранен и не контужен…

Уазик неспешно двигался в колонне правительственных войск по широкому шоссе, идущему на Чарикар. Это шоссе – одно из немногих в Афганистане можно было назвать цивилизованной и сравнительно безопасной дорогой. Здесь часто встречались посты, на которых дежурили афганские и советские солдаты.

Спустя пару часов колонна остановилась на привал, и Клепиков решил продолжить движение самостоятельно. Вообще-то, передвижение, даже по этому шоссе, одиночным транспортом не рекомендовалось, но до поворота на Баграм, где базировался танковый батальон, осталось не более десяти километров, зелёнки вдоль дороги не было – так что же терять время!

Они почти доехали до своего поворота, когда на обочине пустынной дороги показался одиноко стоящий автобус – обычная афганская «барбухайка», разукрашенная, как цирковой балаган.

Клепиков скомандовал водителю:

– Вася, остановись, не доезжая… Метрах в двадцати. – И обратился к Борисову: – Оружие проверь, капитан… Посмотрим, что там такое…

Борисов расстегнул кобуру, вытащил ПМ, снял с предохранителя:

– Может, не стоит связываться, Владимир Константинович? Рискуем ведь…

Клепиков только улыбнулся:

– Так и так рискуем. – И приказал водителю: – Двигатель не глуши! Если что – гони к заставе за подмогой…

«Ага… если что – никакая подмога не поспеет…» – Борисов нехотя выбрался из машины.

– Спрячь пистолет, капитан, но кобуру держи открытой, – Клепиков первым двинулся к автобусу. Борисов поплёлся за ним.

«Барбухайка» не подавала признаков жизни: шторки на окнах закрыты, внутри – ни звука. Но едва только Клепиков и Борисов подошли поближе, дверь водителя распахнулась и из неё выскочил афганец лет тридцати. Он, широко улыбаясь, представился на довольно сносном русском:

– Я Абдулло, офицер службы безопасности. Везу группу партийных активистов в Сумучак. Будем проводить агитацию среди местного населения.

– Агитация – это хорошо, – кивнул Клепиков. – А документы у вас есть, товарищ Абдулло?

Афганец протянул ему мятый листок с синей печатью, испещрённый арабской вязью.

Клепиков повертел бумагу, вернул «хадовцу» и попросил закурить.

«Зачем? Ведь он не курит…» – подумал Борисов.

Пока афганец, продолжая улыбаться, доставал из кармана и угощал подполковника сигаретой, Борисов подошёл к автобусу сбоку, остановился напротив окна.

Шторка немного сдвинулась, и прямо в лоб Борисову нацелился ствол автомата. Устаревший образец АК-47 был оружием «душманов» – у правительственных войск на вооружении таких не было. Борисов успел оценить это и даже разглядел потёртости и царапины на стволе.

«Вот так и сбываются мечты… Хотел, чтобы меня убили, – сейчас убьют! А умирать-то не хочется…» – Он застыл на месте, поглядев в сторону Клепикова, который продолжал мирно беседовать с дружелюбным афганцем.

Подполковник, уловив его взгляд, приложил руку к ушанке и попрощался со своим собеседником:

– Удачи вам, товарищ Абдулло! Счастливого пути! – И крикнул Борисову: – Едем, капитан!

К уазику Борисов шёл на ватных ногах, не оглядываясь, сдерживаясь, чтобы не побежать.

Они сели в машину, и Клепиков, выбросив в форточку так и не раскуренную сигарету, ласково распорядился:

– Давай-ка, Вася-сынок, медленно, без рывков, поехали отсюда…

Когда злополучный автобус скрылся из поля зрения, Борисов наконец выдохнул:

– Это же «духи», товарищ подполковник!

– Ясный перец, «духи»! Потому я и не полез автобус досматривать! Сейчас танкистам сообщим, пусть бронегруппу сюда высылают, пока чарикарская колонна не подтянулась…