Царь и Россия(Размышления о Государе Императоре Николае II)
Шрифт:
Госпожа X. с раздражением ее останавливает:
— Даже шутя не рассказывай таких вещей перед послом. Это постыдно — вести такие разговоры в среде, близкой к Их Величествам!
Сделавшись серьезной, графиня спрашивает посла:
— Могла ли быть предотвращена война?
Палеолог отвечает:
— При условиях, в которых вопрос был поставлен Германиею, война была неизбежна. В Петербурге, как в Париже и в Лондоне, все было сделано, чтобы спасти мир. Нельзя было идти далее по пути уступок; оставалось только унизиться перед германскими державами и капитулировать. Не это ли посоветовал бы Распутин Государю?
— Не сомневайтесь в этом! — восклицает г-жа X. с гневным взором» (T. I. С. 75–77) [308] .
Итак, первую сплетню о Распутине, в смысле прикосновенности его к вопросу о войне, Палеолог почерпнул в светском кругу, кругу, близком ко Двору. Не останавливаясь на том, что логически выводы относительно
308
Ср.: Палеолог М. Царская Россия во время Мировой войны / пер. с фр. Д. Протопопова и Ф. Ге. М.-Пг., 1923. Гл. II. Накануне войны (24 июля — 17 августа 1914 г.). Запись «Среда, 12 августа».
23 июля / 5 августа Палеолог принят Государем в Александровском дворце в Петергофе.
Государь говорит послу:
«— Я хотел вам выразить всю мою благодарность, все мое восхищение вашей страной. Показав себя верной союзницей, Франция явила миру незабываемый пример патриотизма и чести. Передайте, пожалуйста, правительству Республики мою самую сердечную благодарность.
Он произносит эту фразу голосом проникновенным и волнующимся. Его волнение сильно выражено.
Далее Государь говорит:
— Нам нужно вооружиться мужеством и терпением. Что касается меня, то я буду бороться до конца. Пока будет хотя бы один враг на земле русской или французской, я не подпишу мира.
Это торжественное заявление он делает тоном самым спокойным, самым ровным. В его голосе, а в особенности во взгляде, какая-то странная смесь решимости и спокойствия, чего-то непоколебимого и пассивного, неопределенного и окончательного, как будто бы он выражает не свою личную волю, как будто бы он повинуется какой-то внешней силе, ведению Провидения или судьбы.
Менее осведомленный в путях фанатизма, со всею энергиею, на которую и только способен, я представляю Государю ту опасность, которой Франция будет подвергаться в первый период войны. Он отвечает мне, подчеркивая слова:
— Только мобилизация будет закончена, я прикажу наступать. Мои войска полны отваги. Наступление будет поведено со всей возможною стремительностью. Вы, впрочем, знаете необычайную стремительность Великого князя Николая Николаевича!» (T. I. С. 54, 55) [309] .
309
Ср.: Палеолог М. Царская Россия во время Мировой войны / пер. с фр. Д. Протопопова и Ф. Ге. М.-Пг., 1923. Гл. II. Накануне войны (24 июля — 17 августа 1914 г.). Запись «Вторник, 4 августа».
Это обещание Государя было выполнено… и в какой мере!
Бьюкенен отмечает: «Согласно плану кампании, выработанному Генеральным штабом, Россия должна была сразу наступать против Австрии на юге и занять оборонительную позицию на севере, пока она не будет готова для более серьезного наступления на Германию. Если бы Россия считалась только со своими собственными интересами, это, несомненно, было бы самым благоразумным шагом, но она должна была также думать о своих союзниках. Продвижение германской армии на запад заставило ее произвести диверсию на восток. Первоначальный план кампании был соответственно изменен, и 17 августа — на следующий день по окончании мобилизации — генерал Ренненкампф начал наступление на Восточную Пруссию.
Первые десять дней его действия сопровождались таким выдающимся успехом, что можно было надеяться на то, что скоро вся область будет в его руках. Но он продвинулся дальше, чем в данном случае допускало благоразумие, и германский Генеральный штаб, испугавшись громадного количества беженцев, устремившихся в Берлин, приказал перебросить войска с запада и передал командование на востоке генералу Гинденбургу. В это время, благодаря вынужденному отходу союзных армий на западе, французский посол получил инструкцию настаивать на том, чтобы русское правительство ускорило наступление на Восточную Пруссию. По мнению лучших русских генералов, подобное вторжение было преждевременным и было заранее обречено на неудачу. Армия во всех своих частях не была еще окончательно подготовлена. Трудности транспорта были необычайны, войска не были правильно распределены, а страна с ее лесами, озерами и болотами походила на губку, которая легко могла всосать всех, кто только в нее входил. Но Россия не могла остаться глухой к призыву союзника, столице которой угрожал
неприятель, и армия Самсонова получила приказ наступать. Результатом явилась битва у Танненберга» (T. I. С. 158–159) [310] . Армии, наступившие на Пруссию, чтобы геройским порывом спасти союзников, а в особенности Париж, были разгромлены.310
Битва у Танненберга между русскими и германскими войсками в ходе Восточно- Прусской операции («самсоновская операция», «самсоновская катастрофа», «операция Гинденбурга») состоялась 26–30 августа 1914 г.
По этому же поводу Легра говорит: «Чтобы помочь Франции защищать Париж, Россия самоотверженно бросилась в Восточную Пруссию» (С. 444).
Возвратимся к аудиенции: «Затем Государь расспрашивает по военным и техническим вопросам, о численности германских армий, о согласовании планов русского и французского Генеральных штабов, о содействии английских армии и флота, о предполагаемой позиции Турции и Италии и тому подобные вопросы, по которым он мне кажется точно осведомленным.
Аудиенция длится уже около часа. Государь смолкает. Он кажется мне несколько смущенным и с некоторою неловкостью и нерешительным движением рук он серьезно смотрит на меня. Вдруг он обхватывает меня руками и восклицает:
— Господин посол, позвольте мне в лице Вашем обнять дорогую и славную Францию!» (T. I. С. 54–55) [311] .
Можно ли представить себе что-либо более возвышенное, чем обращение Государя, нарисованное французским послом: тут есть и осведомленность Государя о положении дел, скромность при сознании своего исключительного положения как помазанника Божия, решимость, при покорности воле Божьей, и сердечный порыв.
При этом не следует забывать, что образ этот начертан лицом весьма скептического склада ума, лицом, иронически признающим себя «менее осведомленным в путях фанатизма», чем Государь.
311
Ср.: Палеолог М. Царская Россия во время Мировой войны / пер. с фр. Д. Протопопова и Ф. Ге. М.-Пг., 1923. Гл. И. Накануне войны (24 июля — 17 августа 1914 г.). Запись «Вторник, 4 августа».
Кстати, об осведомленности Государя нелишне привести здесь слова Бьюкенена, правда, по совершенно иному поводу: «Взяв атлас, Государь следил за докладом Сазонова, точно отмечая положение каждого указанного города и области с быстротой, которая меня удивила» (T. 1. С. 166).
5/18 августа Палеолог присутствует в Московском Кремле при торжественном объявлении Государем войны. Предоставляю слово послу: «В центре зала шествие останавливается. Государь голосом звучным и твердым обращается к дворянству и народу. Он заявляет, что, по обычаю своих предков, он пришел молиться об укреплении своих моральных сил у святынь кремлевских; он свидетельствует о чудесном подъеме всей России, без различия племен и национальностей — и заканчивает словами:
— Отсюда, из сердца земли Русской, я посылаю моим доблестным войскам и моим храбрым союзникам мой сердечный привет. С нами Бог!
Взрыв „ура“ ему отвечает» (T. I. С. 85) [312] .
Ниже приводится описание Палеологом дальнейшего течения этой сцены, по стилю и по предмету своему достойному гомеровской «Илиады».
«В то мгновенье, когда Государь появился на Кремлевском крыльце, буря восклицаний подымается по всему Кремлю, где бесчисленный народ с обнаженными головами теснится на эспланаде [313] . В то же время раздается трезвон всех колоколов Ивана Великого. И мощный звон колокола Вознесения, отлитый из металлического лома 1812 года, покрывает этот шум грохотанием грома. А там святая Москва с тысячами церквей, дворцов и монастырей, с лазурными главами, медными шпицами и золотыми куполами сияет под лучами солнца, как фантастический мираж… Ураган народного энтузиазма едва не покрывает звона колоколов. Ко мне подходит обер-гофмаршал граф Бенкендорф [314] и говорит:
312
Ср.: Палеолог М. Царская Россия во время Мировой войны / пер. с фр. Д. Протопопова и Ф. Ге. М.-Пг., 1923. Гл. III. Император в Москве. Запись «Вторник, 18 августа 1914 г.».
313
Эспланада — площадь, открытая местность перед зданием.
314
Тот самый, которому заведующий церемониальной частью собирался, как «балтийскому барону», свернуть шею после войны. — Авт.