Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Царь и Россия(Размышления о Государе Императоре Николае II)
Шрифт:

«— Никогда, — сказал он, — я не был так обеспокоен. Россия в смертельной опасности! Никогда в течение всей своей истории она не была столь близка к гибели. Немецкая зараза, которую она несет уже два века в своих жилах, готова ее убить. Она может быть спасена только национальной революциею.

— Революция во время войны!.. Опомнитесь!

— Да, я об этом думаю. Революция, каковою я ее себе представляю и каковою я ее желаю, была бы освобождением всех народных сил, дивным пробуждением всех славянских энергий. После нескольких дней неизбежной смуты, допустим, даже месяца беспорядка и паралича, Россия воспрянет в величии, которого Вы и не подозреваете. Вы увидите тогда, сколько моральных сил в русском народе! Он заключает в себе неисчислимый источник мужества, энтузиазма и великодушия. Это величайший из существующих в мире очагов идеализма!..

По голове следовало бы ранее всего нанести удар. Государь мог бы быть оставлен на престоле, хотя он и лишен воли, но он в сущности довольно патриотичен. Но Императрица и ее сестра, Великая княгиня Елизавета Феодоровна, московская настоятельница,

должны бы быть заключены в монастырь на Урале, как это делалось в былое время нашими царями. Потом весь Потсдамский Двор, вся клика немецких баронов, вся камарилья Вырубовой и Распутина должны быть сосланы в глубь Сибири…

Он заканчивает точным изображением армии: она еще великолепна в своем героизме и самоотвержении, но она больше не верит в победу; она чувствует себя заранее обреченной, как стадо, которое ведут на убой. В один прекрасный день, может быть и очень скоро, произойдет всеобщий упадок духа, пассивное предание себя на волю Божью; она будет отступать бесконечно, перестанет сражаться, не будет сопротивляться. В этот день наша немецкая партия будет торжествовать! Мы будем вынуждены заключить мир… и какой мир!..

Наша последняя ставка к спасению — национальный государственный переворот» (T. II. С. 40–42) [369] .

Комментарии к этой болтовне излишни: история уже сказала свое слово. И вот, когда такие «патриоты» разносили сплетни о кознях изобретенной вражеской пропагандою немецкой партии, о понижении морального состояния армии, продолжавшей исполнять свой долг до той минуты, когда «национальная революция», вскоре оказавшаяся интернациональной, не освободила ее от этого долга и не превратила ее в «толпу взбунтовавшихся рабов», как проявлялась слабость Царя, на которого уже натравливали зверя революции?

369

Ср.: Палеолог М. Царская Россия во время Мировой войны / пер. с фр. Д. Протопопова и Ф. Ге. М.-Пг., 1923. Гл. XVII. Национальное пробуждение. Запись «Пятница, 13 августа».

Гофмейстерина Нарышкина говорит Палеологу:

— Государь бесподобен… Никогда ни малейшего признака уныния; всегда спокойный, всегда твердый, всегда у него слово укрепления, непоколебимая вера в победу.

— А Ее Величество? — спрашивает посол.

— Она не менее тверда, чем Государь, и еще вчера говорила мне: «Мы сделали все, чтобы избежать войны; мы, следовательно, можем быть уверены, что Бог нам даст победу!» (T. I. С. 279–280).

Великий князь Павел Александрович говорит ему то же самое:

— Они оба превосходны в своем мужестве. Никогда ни одной жалобы, никогда ни одного слова уныния. Они только и ищут, как бы поддержать друг друга! (T. I. С. 304).

Наши неудачи в Галиции весною 1915 года вызывают общее недовольство. По словам Палеолога, «все политические партии, за исключением, разумеется, крайних правых, требуют немедленного созыва Думы, чтобы положить конец неспособности военной администрации и организовать гражданскую мобилизацию» (T. II. С. 2) [370] .

370

Там же. Гл. XVI. Сражение на Дунайце. Очищение Польши и Литвы. Запись «Воскресенье, 6 июня».

Происходят волнения в Москве:

«На Красной площади толпа поносит Царя и Царицу, требуя заключения Императрицы в монастырь, низложения Государя» (T. II. С. З) [371] .

Пропаганда и болтовня господ X., Y. и Z.-ов приносит уже свои плоды…

По сведениям Палеолога (из откровений А. А. Вырубовой графине N.), «министр внутренних дел Маклаков, министр юстиции Щегловитов исчерпывают все усилия перед Государем, чтобы разубедить его от созыва Думы и чтобы доказать ему, что Россия не может продолжать войны. Относительно Думы Царь остается непроницаемым, несмотря на то, что Императрица всемерно поддерживает министров. Что касается продолжения войны, то Николай II выражается с горячностью, до того времени за ним неведомою: „Заключить мир, — говорит он, — было бы бесчестьем и привело бы к революции. Вот что осмелились мне предлагать!“ [372] Императрица не менее энергично выражает, что если бы Россия теперь оставила своих союзников, то она покрыла бы себя вечным позором, но она заклинает Государя не делать никаких уступок парламентаризму и повторяет: „Помни более чем когда-нибудь, что ты самодержец милостью Божьей. Бог не простил бы тебе измены тому назначению, которое Он дал тебе на земле“» (T. II. С. 5) [373] .

371

Там же. Запись «Воскресенье, 13 июня».

372

Эти слова Государя доходят до нас уже из четвертых рук. Поэтому то, что Государю кто-то предлагал закончить войну, остается под сомнением. — Авт.

373

Ср.: Палеолог М. Царская Россия во время Мировой войны / пер. с фр.

Д. Протопопова и Ф. Ге. М.-Пг., 1923. Гл. XVI. Сражение на Дунайце. Очищение Польши и Литвы. Запись «Среда, 16 июня».

Оставаясь непоколебимым в вопросе о продлении войны, Государь в ближайшем времени увольняет министров: военного — Сухомлинова, юстиции — Щегловитова, внутренних дел — Маклакова, обер-прокурора Святейшего Синода — Саблера, заменяя их, несмотря на противодействие Императрицы «парламентаризму», более либеральными или популярными генералом Поливановым, А. А. Хвостовым, князем Н. Б. Щербатовым и А. Д. Самариным. Вскоре после того созывается Дума.

По сведениям Палеолога, она собирается под знаком: «Довольно преступлений (каких?), реформы, наказания! Образ правления должен быть изменен сверху до низа!» (Т. II. С. 35) [374] .

374

Там же. Гл. XVII. Национальное пробуждение. Запись «Четверг, 5 августа».

1/14 августа происходит бурное заседание Государственной Думы. Речь кадета армянина Аджемова оканчивается призывным криком: «Ллойд Джордж недавно выразился в палате общин, что немцы, поливая снарядами русских солдат, разбивают ими оковы русского народа. Это истинная правда. Русский народ, отныне (?) свободный, будет организовывать победу».

За ним говорил грузин Чхенкели, разражаясь анафемою против тирании царизма, приведшего Россию на край гибели.

Прения закончились речью В. Маклакова, требовавшего подчинения правительства одному девизу: «The right men in the right places» (настоящего человека на настоящее место). Иначе говоря, предоставить министерские портфели кадетам!

Мы их видели, этих министров Временного правительства, и знаем, насколько они оказались right men’ами [375] .

«Отныне, — замечает Палеолог, — между бюрократической кастой и народным представительством началась дуэль. Примирятся ли они в виду высоких общих целей? — вся будущность России от этого зависит!» (Т. II. С. 44) [376] .

«Мы видели, как ответила Дума на назначение министров, более отвечающих ее тенденциям и на призыв к ее сотрудничеству…

375

Вот как характеризует Верстрат, которого нельзя заподозрить в нерасположении к нашим либералам, тех ожидаемых героев, которые заменили «ничего не стоящее» правительство:

«Гучков (6/19 мая, то есть два месяца спустя после переворота) впал в такое состояние пессимизма, что видевшиеся с ним уходили в полном унынии от его разговоров. Нечего сожалеть об его уходе (С. 149). Не думаю, что стоило бы сожалеть и о Милюкове — тип профессора доктринера, не имеющего, по-видимому, необходимой гибкости для столь тревожного времени (С. 147), и о Переверзеве, который доныне отличался только своей неспособностью (С. 163). Керенский, к несчастью, слишком нервен и падает в обморок во время своих речей, и силы ему изменяют (на третий месяц пребывания у власти) (С. 149). Керенский, конечно, ненормальный человек. Его способности несомненны, но он неуравновешен, у него мания величия. В Киеве, когда солдаты несли его с триумфом, он, как актриса, бросал цветы в толпу. Когда он прибыл 6 июля в Петроград после восстания, он приказал генералу Половцеву поставить войска шпалерами по его пути и прислать ему навстречу казаков и белого коня для него лично. Он работает и дает аудиенции в кабинете Государя, спит в его кровати и воображает себя царем» (С. 179). — Авт.

376

Ср.: Палеолог М. Царская Россия во время Мировой войны / пер. с фр. Д. Протопопова и Ф. Ге. М.-Пг., 1923. Гл. XVII. Национальное пробуждение. Запись «Суббота, 14 августа».

Подполье, близкое однако к Думе, идет далее. Глава трудовиков в Думе, Керенский, собирает конференцию социалистов, которая постановляет в случае, если новые военные неудачи заставят правительство заключить мир, поставить на своих знаменах: 1. Немедленное установление в России всеобщего избирательного права; 2. Безусловное право самоопределения народностей» (T. II. С. 51).

Как буржуазная, так и пролетарская революции начали уже выпускать свои когти.

Самое замечательное заключалось в том, что в то самое время, когда представители интеллигенции всех слоев, каркали о революции во имя спасения России и достижения победы, войска на фронте продолжали делать свое дело, а рабочие, которых хотели превратить в передовых бойцов мятежа, приветствовали своего Государя.

18/31 июля Государь в сопровождении дипломатического корпуса присутствовал на Галерной гавани при церемонии спуска бронированного крейсера «Бородино».

«По окончании церемониала, — отмечает Палеолог, — мы посетили мастерские. Государя всюду приветствуют. По временам он останавливается, чтобы поговорить с рабочими и с улыбкой пожимает им руки. Когда он продолжает свой обход, приветствия удваиваются… А еще вчера мне свидетельствовали о тревожном революционном возбуждении в этих самых мастерских» (T. II. С. 33) [377] .

377

Там же. Запись «Суббота, 31 июля».

Поделиться с друзьями: