Царь Ифритов

Царевич Эшиа не выдержал и выдернул руку из цепкой хватки царя Ямайна.

– Ты лжешь, мой царь, – одеревенев, прошептал он. – Эшиа жив. Мой дед жив. Я клянусь Ар-Лахадом, я знаю это, и я докажу это. Я найду его и приведу его домой.

– Наивная юность, – усмехнулся царь Ямайн и хлопнул в ладони. – Слуги! Несите больше сладкого вина и сладостей: царевичу Эшиа надо подсластить горечь его жизни!

Царевичу Эшиа пришлось выдержать еще несколько часов беседы с царем Ямайном и слушать его похвальбы и хвастовство, ибо, казалось, ни к чему другому царь Ямайн не был расположен. И только когда подошли к концу и сладости, и фрукты, и вино, царевич Эшиа сказал, что желает прогуляться, пока солнце еще высоко, и осмотреть красоты страны Ямайн. Ему было интересно, как выглядит царская столица, как живут в ней простые люди. Он помнил про желание свое обсудить с царем позабытые им деревни, но сначала он хотел дать себе полное представление об этой стране.

Царь Ямайн отпустил царевича Эшиа, но сначала многословно пригласил поужинать с ним, и тот согласился. После чего отправился в отведенные ему покои, и молчаливые слуги сопровождали его, показывая дорогу среди белых коридоров.

Слишком много белого цвета окружало царевича Эшиа со всех сторон так, что у него заболели глаза. Белыми были и стены в его покоях, но покрывала и ковры пестрели синими и зелеными узорами. Слуги нагрели для Эшиа воду в купальне и принесли чистую одежду из синего шелка, и царевич с большим удовольствием воспользовался тем и другим. После многих дней, проведенных в пустыне, волосы его стали еще более жесткими и завивались теперь в тугие кудри, едва опускавшиеся ниже плеч. Царевич помнил еще, как длинные, вьющиеся свободной волной волосы, опускались ему на спину. Его отец, царь Аймир, говорил ему, что царям стоит брить лицо и носить длинные волосы. Эшиа брил лицо, хоть и успел зарасти щетиной, от которой счастлив был избавиться теперь, но считал, что длинные волосы это пережиток прошлого, и что в путешествии и сражении они могут стать лишь помехой, поэтому без сожаления обрезал их. Однако теперь, глядя на свое отражение в высоком зеркале, он начал сомневаться в правильности поступка: волосы падали на шею и лицо, не убирались в узел, выбивались из-под любого платка и лезли в глаза. Эшиа старательно высушил их и убрал под головной платок, надел чистую одежду и покинул отведенные ему покои.

В длинном коридоре уже поджидал слуга, безукоризненно вежливый и тихий, но явно намеревающийся сопровождать царевича следом, куда бы он ни направился.

– Как тебя зовут? – обратился к нему царевич Эшиа, недовольный таким поворотом событий.

– Лабар, – прошептал слуга, не поднимая глаз. – Если мое простое имя будет угодно господину.

– Что ты здесь делаешь?

– Царь Ямайн, да будет его лик всегда ясно прозреваться с небес священным Ар-Лахадом ночью и днем, велел мне сопровождать вас повсюду, дабы сделать ваше пребывание у него в гостях легким и безопасным, – прошелестел Лабар, почувствовав недовольство в голосе царевича.

Эшиа нахмурился.

– Я не нуждаюсь в сопровождении, можешь так и передать своему царю. Или он считает меня беспомощным ребенком? Напомни ему, что я пересек Белую пустыню в полном одиночестве, чтобы оказаться здесь. И не смей за мной ходить.

Лабар съежился и бросил быстрый взгляд на царевича. Хоть жест этот, полный страха, был очень быстрым, от Эшиа не укрылся затравленный черный взгляд.

– Я сделаю, как ты велишь, царевич, – ответил слуга. – Но царь Ямайн будет очень недоволен.

Что-то в его голосе заставило царевича Эшиа смягчить сердце.

– Царь Ямайн наказывает вас, если вы не исполняете его приказы? Даже если эти приказы неугодны, к примеру, его гостям?

Лабар обернулся по сторонам, прежде чем нерешительно кивнуть. Эшиа поднял его лицо за подбородок и заставил посмотреть себе в лицо.

– Расскажи мне, Лабар. Я знаю такой страх: его сложно вызвать на ровном месте.

– Я не могу, царевич, я…

– Пойдем на сделку? – Царевич Эшиа приблизил свое лицо к его лицу и понизил голос до едва уловимого шепота. – Я позволю тебе стать моей тенью и следить за мной столько, сколько ты посчитаешь нужным, и доложить царю Ямайну то, что ты сочтешь нужным. Но ты расскажешь мне о царе. Ответишь честно на мои вопросы. Ты согласен?

Лабар затравленно кивнул. Эшиа отпустил его и улыбнулся.

– В таком случае я хотел бы посмотреть на дворец и дворцовую площадь в первую очередь. А раз уж ты пойдешь со мной, то будешь мне рассказывать, как все устроено, и как здесь живут люди.

Он повернулся на каблуках высоких своих сапог и первый пошел вниз по белоснежным анфиладам дворца. Лабар поспешил за ним следом.

– Ну, Лабар, раз уж ты навязался мне в спутники, покажи мне, где здесь главная площадь? – улыбнулся царевич Эшиа. – Далеко ли?

– Совсем близко, добрый царевич, – прошептал Лабар и показал рукой в сторону слепящего солнца и белых крыш. – Так вышло, что дворец царя Ямайна стоит не в центре столицы, как принято было раньше строить, а в стороне от реки Кортияр и от центра города, где есть храм священного Ар-Лахада, самый красивый храм в мире, чудо света! И там живут торговцы и простой люд, и там же есть большой базар, если царевичу интересны такие подробности.

– Очень интересны, – рассмеялся Эшиа. – Во имя Ар-Лахада, Лабар, перестань смотреть на меня как на хрупкий цветок, никогда в жизни не покидавший стен дворца. Мой отец славился тем, что переодевался в простую одежду и бродил среди простого люда, разговаривал с ними, узнавал, чем живет народ. Вот и меня он научил делать так же. Хочешь узнать царя – посмотри, как живет его страна. Хочешь узнать страну – поговори с теми, кто живет не в богатых дворцах, а в бедных лачугах. Веди меня на базар, Лабар! Такой хороший день, жаль будет упустить его.

– Я проведу тебя на базар, царевич, – поклонился Лабар, – но не сочти за грубость, если я решусь возразить тебе сейчас. Никто на базаре не примет тебя за простого человека! Посмотри, как дорого ты одет, и посмотри на меня, простого слугу.

Эшиа поглядел на Лабара и рассмеялся.

– Но почему же? Ты одет в белое, и я одет в белое. Из цветных шелков на мне только накидка и шарф. Вот что мы сделаем: ты надень мой шарф, и мою накидку, и те драгоценности, которыми я себя украсил. А я возьму твой белый полотняный платок и прикрою им лицо.

– Я не могу, царевич!..

– А вот я еще интереснее придумал! – совсем развеселился Эшиа. – Ты будешь в этот день – царевич. А я слуга, сопровождающий гостя. Так ведь будет намного веселее и интереснее.

– Если царь Ямайн узнает…

Эшиа прижал палец к его губам.

– Не узнает, мой милый Лабар.

Лабар так удивился его словам и действиям, что забылся и, отбросив всякие приличия, посмотрел Эшиа в лицо. Глаза у него были небесно-синие и такие большие, что Эшиа на миг засмотрелся в них.

– Решено? Идем, – сказал он и стащил с головы платок.

Синий головной шарф удивительно сочетался с глазами Лабара, и Эшиа залюбовался юношей. Может быть, день не будет настолько испорчен навязанным сопровождением. По крайней мере, Лабар был красив, знал голод и был достаточно дерзок, чтобы царю Эшиа понравилось и дальше провоцировать его.

Так они и вышли из дворца: Лабар, расправивший плечи под чужими одеждами, гордый, как служанка на маскараде, и усмехающийся царевич Эшиа в белых одеждах, семенящий за ним как подобает слуге. Лабар поспешил скорее вывести царевича с царского двора, подальше от посторонних глаз, и узкими переулками вывел к большой площади, бурлящей людьми, как бескрайнее море.

– Базар, – сказал Лабар и снова показал рукой направление. – Ты уверен, царевич?

– Я тверд в намерениях, – хмыкнул Эшиа. – Иди вперед, Лабар, и забудь на время называть меня царевичем. Для тебя я Эшиа. Или «Эй, ты!».

Лабар закрыл лицо руками, но Эшиа успел заметить мелькнувшую на смуглом лице улыбку.

Что за чудо восточный базар! Неописуемое полотно человеческой жизни. И в каждой стране, в каждом городе полотно это написано особыми красками, выткано в своей самобытной манере на гобелене жизни царства. Воистину, если хочешь узнать, чем живет народ, загляни сперва на базарную площадь, вот там и увидишь все как на ладони. Так и в стране Ямайн базар был сердцем города, раскинувшись на огромной площади между царским дворцом и белым храмом Ар-Лахада, как огромное озеро, в которое стекались шумные реки-улицы со всех сторон. У узких арочных пролетов, соединяющих дома по окраинам улиц, сидели нищие с протянутыми руками и музыканты, перебирающие струны сифара. Прохожие давали им деньги, или угощали фруктами, или громогласно проклинали, и шли дальше по своим делам. Огромной змеей заворачивалась по площади спираль торговых рядов. В самом начале стояли лавки гончаров, и ткачей, и ковровых дел мастеров, и кожевников, и портных, и всякий, кому нужны были ткани, ковры или добротная одежда, останавливались около их лавок, и заводили с торговцами длинный разговор о ценах, о товаре, да о погоде и здоровье дочерей и жен, поскольку все всех знали здесь, а чужаки появлялись все реже и реже. За этими рядами же начинались торговцы фруктами, сластями, сушеным мясом и душистыми специями, и радушно предлагали каждому попробовать свой товар, и никто не мог уйти от них без покупки. В самом же сердце спирали базара стояли торговцы сокровищами: золото, серебро и знаменитый белый ямайнский камень, из которого делали браслеты и серьги, украшали прилавки, а владельцы заманивали женщин и молодых девушек примерить красивые вещи, а мужья потом платили дорогую цену, поскольку не принято было здесь торговаться за украшения. Так базар богател и процветал, лавки ломились от товара, и каждый день именно здесь жители города встречались друг с другом, чтобы обменяться новостями, сплетнями и различными своими радостями и горестями.