Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Царь нигилистов 2
Шрифт:

— Одолели, — заметил Кавелин.

— Огнем и мечом, — кивнул Саша. — И не одолели, а убили. Ни торговли, ни богатства, ни развития. Где он, Великий Новгород? Затхлая провинция империи! Убили инициативу, убили предприимчивость, и, убив свободу, убили душу. Зато собрали земли русские. Благо бы для прогресса. Но нет! Для азиатского рабства!

— Не надо было собирать? — осторожно спросила Раден.

— Смотря с какой целью. У империи есть свои преимущества: отсутствие внутренних границ, в том числе таможенных, защита от внешних врагов, объединение ресурсов. Чем Соединенные Штаты — не империя? Это сейчас они смотрятся далекой провинцией,

но все изменится за каких-то лет сто. Выйдут в лидеры мира. И это потому, что кроме преимуществ империи, у американцев есть свобода.

— У них есть рабство, — подключился Милютин. — Ваше Высочество, вы забываете про черных рабов.

— Не забываю. Суд Линча, безграничная власть плантаторов, произвол. Несчастных негров вешают и секут ни за что, ни про что. Хотя, честно говоря, чья бы корова мычала. У них рабы — хотя бы уроженцы черной Африки, а у нас — свои родные соплеменники и братья по вере. Не беспокойтесь о черных рабах, Николай Алексеевич. Я ведь правильно запомнил?

Милютин кивнул.

— Ваше Высочество, а что за «суд Линча»? — спросила Эдита Фёдоровна.

— Линч — то ли судья, то ли полковник в Штатах, который вешал черных без суда и следствия, — объяснил Саша. — Американских рабов освободят в течение 5–7 лет. Когда у них к власти придет президент — принципиальный противник рабства, южные штаты объявят о независимости. Что спровоцирует гражданскую войну.

— Откуда вы знаете? — поинтересовался Чичерин.

— Предполагаю, — объяснил Саша. — Предсказывать не так сложно. Достаточно логики и информации. И понимания того, что мир меняется. Спустя пять лет он будет не таким как сейчас. Все просто: южным плантаторам выгодно рабство, северным промышленникам — нет. Но после того, как отменят крепостное право даже в далекой России, неприлично будет рабство сохранять. Так что будет война севера и юга.

— Все-таки у нас раньше? — улыбнулся Милютин.

— Да, у нас раньше, — сказал Саша. — Причем обойдемся без гражданской войны, хотя встанет это в копеечку. Во всех смыслах: и в прямом, и в переносном.

— Почему вы так думаете? — усмехнулся Кавелин.

— Простейшая аналитика. Никакого снисхождения святого духа, никаких явлений богородицы, никакого спиритизма. Главный комитет работает, губернские комитеты работают, редакционные комиссии работают.

Саша загнул один за другим три пальца и показал всем результат:

— Не думаю, что это затянется больше, чем на три года.

— А почему без гражданской войны? — спросила Раден.

— Потому что пап'a — достаточно осторожный человек, и умеет согласовывать интересы различных партий. Крестьянские бунты будут, конечно. Поскольку крестьяне — единственная сторона сделки, чье мнение вообще не принимают в расчет.

— Крестьяне слишком не развиты, чтобы их мнение можно было принимать в расчет, — заметил Чичерин.

— Думаю, что не настолько, чтобы не понимать свой интерес, — предположил Саша. — Государственного мышления от них никто не потребует. А так, боюсь, решение будет не самым идеальным. Мы думаем, что наш кучер замерзает в минус 25, а ему, может, водки надо и борща с краюхой хлеба. Но его никто не спросил.

— И как у них спросить? — поинтересовался Милютин.

— Кроме губернских комитетов учредить крестьянские, — сказал Саша. — Пусть даже на основе ненавидимого мною сельского общества. До отмены крепостной зависимости вреда от него не так много, как будет после. И пусть вырабатывают

свои предложения. Найдется у них хоть один грамотный на общину или поп'a придется звать?

— Поп'a, — сказал Кавелин. — В большинстве случаев.

— Попы-то хоть все грамотные? — спросил Саша. — А то дядя Костя поверг меня в полный шок рассказом о неграмотной помещице.

— Будем надеяться, — вздохнул Милютин.

— У меня есть статья о необходимости сохранения сельской общины, — сказал Константин Дмитриевич. — Прислать?

— Конечно, — кивнул Саша. — Изучу. То, что в этом вопросе я один против всех, я уже понял. Но я готов выслушивать аргументы, хотя предупреждаю: переубедить меня трудно.

Никса усмехнулся.

— Знаете, идеи моего брата только на первый взгляд кажутся безумными, — сказал он. — Он сейчас дюжину раз повторит про ликвидацию общины, про участие крестьян в обсуждении проектов эмансипации, про единственный западный путь — и вы перестанете удивляться, потом начнете принимать всерьез, а потом это окажется правдой. Я уже несколько раз в этом убеждался. Правда ведь не то, что нам нравится. И даже не то, к чему мы привыкли.

— Здорово, что ты это понимаешь, — сказал Саша. — Мало кто понимает. Большинство всегда предпочтет нас возвышающий обман.

— Государь не может себе этого позволить, — сказал Никса. — Слишком велика цена ошибки.

— У тебя получится, — сказал Саша.

И допил простывший чай.

— Еще? — спросила Раден.

— Да, конечно. Честно говоря, когда я ехал сюда, я ожидал, что мне зададут те же вопросы, которые задал Герцен в своей статье. Я даже готовился. Я бы ему обязательно ответил, если бы не позиция пап'a по поводу «Колокола».

— Очень верная позиция, — заметил Милютин. — «Колокол» враждебен России.

— Да, ладно! — усмехнулся Саша. — Да я готов об заклад биться, что Герцен так понимает патриотизм. Ну, что там враждебного? Пара шпилек в фельетоне обо мне? Я не обидчивый. К тому же на фоне сравнения последовательно с Христом, Петром Первым и Чаадаевым — грех обращать внимание на такие мелочи.

— Чаадаев был сумасшедшим, — заметил Кавелин.

— До сих пор не сняли диагноз?

— Не отменили, — уточнила Раден.

— Когда мне рассказывают о таких сумасшедших, мне вспоминается стихотворение Беранже: «Чуть из ряда выходят умы, смерть безумцам — отчаянно воем». Кстати, это не значит, что я с ним во всем согласен. Да и письмо знаю в пересказе. Кстати, если у кого есть — присылайте, буду благодарен. Терпеть не могу судить с чужих слов!

— Так какой билль о правах? — поинтересовался Чичерин. — Английский? Американский?

— Основная сфера интересов Бориса Николаевича — это конституционное право и парламентаризм, — прокомментировал Кавелин.

— Великолепно! — отреагировал Саша. — Просто прелестно. Заниматься конституционным правом в России — это что-то вроде изучения орхидей на северном полюсе. Но да, понимаю. Цветут и пахнут.

— Зато у нас взгляд со стороны, — заметил Чичерин. — Так что больше объективности.

— Ладно, вернемся к биллю о правах. Американский. Меня там подкупает одна формулировка. Не просто свобода слова. И не «свобода может быть ограничена только законом», как у французов. А «Конгресс не имеет права принимать какие-либо законы, ограничивающие свободу слова». Первая поправка к Конституции Соединенных Штатов. Американцы идут дальше всех. Я по памяти цитирую. Все так, Борис Николаевич?

Поделиться с друзьями: