Царь нигилистов 3

— Не совсем фортепьяно, — заметил Яков Давыдович, разглядывая чертеж. — В фортепьяно каждый молоточек бьёт по своей струне, а здесь они все должны попадать в одно место, а бумага сдвигаться. Как бы не мешали друг другу…

— Совсем не фортепьяно, — кивнул Саша. — Пишущая машинка. Да, в одно место. Поэтому рычаги и расположены полукругом. Можно это сделать?

— Пожалуй, — проговорил Беккер.

— Может быть, — согласился его коллега Шредер.

Юркий Путилов встал, переместился к центру событий и заглянул в чертеж из-за плеча Якова Давыдовича.

— Здесь не только фортепьянный мастер нужен, — заметил Николай Иванович, — здесь нужен типограф.

— Ничего не имею против, — сказал Саша. — У вас есть на примете мастер печатного дела?

— Найду! — сказал Путилов.

— Нет в этом ничего невозможного с точки зрения металлурга? — поинтересовался Саша.

— Нет, — сказал Николай Иванович. — Сделаем.

— Яков Давыдович, беретесь за механическую часть? — спросил Саша.

— Да, попробую. Нужен один инструмент пока?

— Да, — кивнул Саша. — Прототип. А господин Шредер?

Второй немец покачал головой.

— Я бы хотел сосредоточиться на музыкальных инструментах.

— Ок, — сказала Саша. — А то бы я обоим заказал, для увеличения конкуренции.

Тем временем дядя Костя тоже переместился к фортепьянным мастерам и Путилову и смотрел в чертеж.

— Саш, ты собираешься заявку на привилегию подавать? — спросил он.

— Конечно, — кивнул Саша.

— Тогда добавь «ять», «ижицу» и «фету». И «ер» перенеси в центр. Такая частая буква не должна быть на отшибе.

Вспомнить расположение букв стоило Саше некоторого труда. Накануне он нарисовал на листе бумаги клавиатуру без букв и попытался вообразить, что печатает. Куда там пальцы идут?

Нарисовал. Но не был уверен, что воспроизвел все правильно. Но уж твердый знак точно был на верхней буквенной строке вторым справа. А про местные особенности орфографии он просто не вспомнил.

— Никогда! — сказал он. — Никаких «ятей»!

— «Яти» увеличат шансы на привилегию, — заметил дядя Костя.

— Пока ее будут рассматривать, я успею продавить новую орфографию! — парировал Саша.

— Голодовку объявишь? — поинтересовался Константин Николаевич.

— Это не подходящая причина.

— Ну, смотри! Мое дело посоветовать. Второй экземпляр — мой. Но с «ятями».

— Не успеете попользоваться, — заметил Саша. — Придется сдать в музей.

— Музея нет подходящего, — хмыкнул дядя Костя.

— Откроем, — бросил Саша.

Они вышли на улицу. Снег прекратился. Открылось черное зимнее небо, полное звезд.

Свет фонаря освещал заснеженные ветви деревьев: белое кружево зимы.

Дядя Костя закурил.

Они попрощались с купцами и фабрикантами. Кроме Константина Николаевича осталась Елена Павловна и они с Никсой и Рихтером.

Было не очень холодно. По ощущениям чуть ниже нуля.

Дядя Костя был в серой шинели с пелериной, Мадам Мишель спрятала руки в муфту и накинула шубу. Братья — гусарские ментики с меховой оторочкой. Рихтер — шинель.

— Здорово! — сказал Саша. — Так бы каждый месяц. Нужно сделать эти встречи регулярными. Назовем, например, «Совет промышленников и предпринимателей».

— При великом князе Александре Александровиче, — с усмешкой продолжил дядя Костя.

— Неважно, — сказал Саша. — Я бы предпочел при императоре. Или при цесаревиче. Главное, чтобы меня туда пускали. Ты что об этом думаешь, Никса?

— Я пущу, — усмехнулся брат.

— Совет промышленников и предпринимателей при цесаревиче Николае Александровиче, — сформулировала мадам Мишель.

— А Константина Николаевича назначим председателем, — предложил Саша. — Дядя Костя, ты как?

— Наглый ты, Сашка, — сказал Константин Николаевич. — Не рано ли тебе должности раздавать?

— Я не раздаю, я предлагаю. А обидеть меня трудно. От полезного человека я и больше могу стерпеть.

— Я понял, — сказал дядя Костя.

И бросил окурок в снег.

— Вы с Путиловым и Нобелем просто незаменимы, — сказал Саша. — Был счастлив с ними познакомиться, с обоими. Оба ведь твои протеже?

— Путилов — мой, — подтвердил дядя Костя. — А Нобель скорее Елены Павловны.

— Как бы нам Елену Павловну ввести в Совет…

— У меня будет собираться, — улыбнулась мадам Мишель. — Так что на правах хозяйки.

— Саш, признайся, ты ведь видел мультипликатор Нобеля в твоих вещих снах? — полушутя спросил дядя Костя.

И Саша понял, что шутка здесь для прикрытия. Вопрос совершенно серьезен.

— В Аду я его видел, — сказал Саша.

— Понятно, что адская машина, — сказал Константин Николаевич. — У тебя был такой вид, что ты его узнал.

— Да, — кивнул Саша. — Я его узнал. Тебя интересует, стоит ли в него вкладываться? Да, стоит. Я даже думаю, что ты будешь прекрасно смотреться на престоле города Константинополя. И это будет неплохо для Константинополя. Но плохо для России.

— Почему? — спросил дядя Костя.

— Потому что у нас ресурсы ограниченны. Довольно их выплескивать вовне.

— Почему обязательно вовне? — спросил Константин Николаевич. — Когда английские корабли барражировали Финский залив напротив Петергофа и папа, твой дедушка, из собственного кабинета в Коттедже следил за ними в подзорную трубу, тебе было десять лет. Неужели не помнишь?

— Нет. Может быть, смутно. Крымскую войну просто не стоило начинать.

— Не всегда это от нас зависит. Хочешь мира — готовься к войне.

— Главное, чтобы цель и средства не поменялись местами. А потом окажется, что готовились к миру, а получили войну.

— Саша, тебе ведь была известна фамилия Нобель?

— Она на слуху.

— Не особенно. А почему ты все время называл Людвига Альфредом? Во сне слышал?

— Да, слышал.

— Тоже изобретет какую-нибудь адскую машину?

— Дядя Костя! Кто из нас пророк?

Константин Николаевич усмехнулся.

— А почему ты спросил, в России ли Альфред?

— Потому что может вернуться в Швецию.