Царь Саул

— Раз первосвященник по какой-то причине не приезжает, нечего его ждать, — заявил, возмущённо пыхтя, толстый Ямин и схватился обеими руками за свою бурую бородищу. Его мясистое красноватое лицо и маленькие чёрные глазки не скрывали раздражения при произнесении слова «первосвященник». — Наше войско, наш царь, выбранный народом, могут потерпеть поражение из-за того, что некому произвести обряд. Сколько ещё нам терпеть причуды препочтенного Шомуэла! Пора сделать то, что требуют обстоятельства и трезвый рассудок.

— Нет ли в причудах первосвященника Шомуэла определённой причины? — вмешался и другой доброжелатель Саула благообразно-холёный Шимон. — Ведь ради власти иной человек не пощадит своё собственное дитя, а не только постороннего, посягающего на эту власть...

— Разве Саул посягает на власть первосвященника? — робко спросил старый Киш и со вздохом посмотрел на сына, на красивого, отважного, могучего, но... незадачливого человека.

— Кто как считает, — язвительно усмехнулся Шимон.

— Нечего сомневаться, надо действовать, не дожидаясь никого. Саул наш царь! Его воля для нас закон! — разозлившись, крикнул Ямин и гулко ударил себя кулаком в грудь.

Саул медленно прошёлся перед родными, сподвижниками и доброжелателями.

— Что вы сейчас хотите от меня? — хмуро взглянув на Ямина, произнёс он. — Чтобы я заменил вам первосвященника?

— Да! — дерзко сказал ершалаимец Ард и твёрдо встретил взгляд Саула смелыми серыми глазами. — Проведи обряд всесожжения с помощью левита, присутствующего здесь. Ублаготвори Ягбе, успокой сердца слабых и веди нас на врага. Иначе войско рассыплется и мы будем убиты.

— Хорошо, я совершу жертву всесожжения и мирную жертву, — сказал Саул решительно. — Приведите ко мне, что назначено для этого. Я исполню желание моего войска.

Он снял бронзовый доспех Меригона, который надевал после восстания в Гибе. Принесли белую шерстяную накидку, белую шапочку тонкого войлока и воду для омовения.

Приближённые царя, начальники элефов и простые воины с благоговением наблюдали за принесением жертв всесожжения. Многим это вселило в сердца надежду и уменьшило страх перед гневом могущественного бога Ягбе. При этом большинство воинов поглаживало своих переносных куколок-террафим, пряча их под одеждой. Окончание жертвоприношений сопровождалось радостными криками. Люди веселились, приплясывали, возносили здравицы своему молодому царю, ещё недавно (так же, как они гимн) пахавшего сохой землю.

Закончив обряд всесожжения, Саул с родственниками и сподвижниками спускался со священной горы в лагерь ополченцев. Несколько юношей бодро бряцали на походных арфах и высвистывали песенки на свирелях. Зажигательно стучали глуховатые бубны. Разноголосый гомон разливался по окрестностям. Воины радовались предстоявшему сражению, не думая о будущих ранах, о крови и смерти. Внезапно всё смолкло и оцепенело.

Саул со своим сопровождением остановился у подножия священной горы. А навстречу ему, в повозке, запряжённой мулом, стоя приближался разгневанный Шомуэл. Он был в простой запылённой одежде и чёрной, несмотря на жару, накидке. Только жёлтая шапка с золотыми подвесками и посох, украшенный слоновой костью, подтверждали достоинство первосвященника.

Землисто-бледное лицо Шомуэла словно выдвигалось острым профилем из разметавшейся по груди кипенной бороды. Мрачные глаза из-под нависших бровей горели грозно и беспощадно. Сухие губы тряслись. Узловатые пальцы старика стискивали посох. Казалось, недавний судья и действующий первосвященник сожалел, что вместо посоха он не располагает копьём, которое следовало бы метнуть в ослушника-святотатца.

С Шомуэлом приехало несколько важных, злобно надувшихся левитов из Машшита и Рамафаима. С ним находился его управляющий Ханох и его личный соглядатай, крутокурчавый Шуни. У них тоже были сердитые, постные лица. В повозках, на ослах и пешком прибыли также слуги, музыканты, стража.

Саул подошёл и почтительно склонил голову, собираясь, по обычаю, торжественно приветствовать властного старца. Сопровождение царя, слегка оробев при виде первосвященника, поотстало.

Но Шомуэл не взглянул на Саула. Выпрямившись, опираясь на посох, он окидывал глазами тёмную, безмолвную и неподвижную массу воинов, только что такую шумную и бодрую, готовящуюся к битве.

Шомуэл простёр руку к ослепительно сиявшему солнцу и воскликнул мощно и вдохновенно:

— Внимай, небо, и слушай, земля, слова уст моих! Имя бога нашего прославляю! И вы все, верные ему, воздайте славу Ягбе! Ибо сказал он мне — и я слышал в шатре его: «Нет бога, кроме меня. Я умерщвляю и оживляю, поражаю и исцеляю. И никто не избавит от руки моей!» Это говорит бог ваш, бог отцов ваших, бог Абарагама, Ицхака и Якуба, да будет слава их в силе бога их!

Народ молчал. Многие уткнулись лицом в ладони и стояли, раскачиваясь всем телом. Слуга бога был гневен, а раз так — то и сам непрощающий истребитель нечестивцев Ягбе тоже гневался. Кого он мог счесть нечестивцами и покарать — неизвестно.

— Сойди с колесницы, господин мой первосвященник, и проследуй по милости твоей в мой шатёр, — пытался смягчить разошедшегося жреца Саул.

— Что ты сделал? Ты захотел обойтись без меня? — неожиданно повернувшись к нему, прошипел Шомуэл. — Ты посмел заменить меня при жертвоприношениях? О, дерзкий ослушник и безумец! Ты решил вместо меня предстать перед богом?

Саул был бледен, он приниженно склонился перед Шомуэлом. Его огромные руки, стиснутые на блестящем панцире, дрожали.

— Я видел: народ разбегается, — тихо сказал он. — А ты не приходишь к назначенному сроку. Наши разведчики узнали, что войско пелиштимцев в Михмасе. Они разбили два лагеря и выдвинули несколько отрядов вокруг. В любое время они могли прийти сюда, и началось бы сражение. А я ещё не просил о помощи бога и потому сам решился принести жертвы.

— Худо поступил ты, — злобно произнёс Шомуэл, кривя губы. Не я назначал срок всесожжения, его назначил сам Ягбе. Если бы ты дождался моего прибытия, а не своевольничал, бог прочил бы царствованье твоё. Но теперь тебе не устоять. Ягбе найдёт человека по сердцу своему и повелит ему быть вождём народа. Тебя же он отвергнет.

Шомуэл кивнул возничему. Тот дёрнул вожжами, развернул сытого, в позолоченной сбруе мула и выехал на дорогу в Рамафаим. За ним, несмотря на слёзные просьбы и стоны всего воинства, повернули повозки с левитами, ослицы с «адирим» из Машшита и Рамафаима. Уехали на ослах прочие сопровождающие. Ушли Шомуэловы слуги, музыканты и стражники.

2

Некоторые элефы (в основном северяне) последовали за первосвященником, оставив места своего пребывания и бросив даже шатры.

Постепенно началось бегство других отрядов.

Саул пытался убеждать начальников. Он обращался и к рядовым бойцам, взывал к их воинскому достоинству, племенной солидарности — ничего не помогало. Уходили в течение дня эфраимиты, юдеи, шимониты и люди дальнего Галаада. Первосвященник безупречно просчитал свою месть.

Садясь на белых ослиц, разводили руками широкобёдрый Ямин и опечаленно возводящие к небесам томные взоры прочие богачи и старейшины.

— Что поделаешь, господин мой Саул, — бормотал Ямин бен Фирмах, запахивая на себе дорожный бурнус. — Ты на этот раз проиграл. Мы все проиграли. А куда деваться-то? Против бога не попрёшь... Старый хитрец Шомуэл знает, как заморочить и головы. Пелиштимским волкам опять повезло. Эшраэль дать им но зубам не сумел. Значит, подати возрастут вдвое. Да сколько и голов слетит за восстание! Прячь, господин мой, своего лихого сына, не то ему несдобровать...