Царь Саул

После утреннего обхода дальних и ближних наблюдательных постов Добид с тремя воинами вернулся в лагерь. Разговаривая о том, что следует быть особенно бдительными и не прозевать приближение царских элефов, он неопределённо скользил взглядом по живописному разброду коричневых шатров.

Вот неподалёку догорает костёр, обложенный большими камнями. На камнях булькает глиняный сосуд с варевом, и сытный запах вместе со смолистым дымком приятно щекочет ноздри. Вот вышла немолодая женщина, вынесла корзину и села перебирать её содержимое — зерно или чечевицу. Потом вышла женщина молодая и стройная. Она откинула покрывало и опустилась на колени для помощи пожилой.

Кудлатый мужчина с чёрной бородой, прошитой белыми нитями, заметил взгляд Добида. Как и многие среди беглецов, он с отеческой теплотой относился к вождю их небольшого становища. Закончив разговор с Добидом, мужчина подошёл к пожилой женщине. Судя по выражению её лица, добродушного и смышлёного, перебиравшая содержимое корзины безоговорочно согласилась с тем, что сказал ей муж.

И поэтому, едва Добид направился к шатру, в котором он ночевал, пожилая женщина оказалась рядом. Приветливо поклонилась, назвала его «господин наш Добид» и, уходя, оставила молодую, помогавшую ей у костра.

Добид удивился вначале. Он посмотрел вслед уходившей пожилой женщине и приоткрыл рот, словно хотел сказать о чём-то.

Переведя взгляд на молодую, Добид встретил чёрные, как безлунная ночь, глаза, бархатно-мягкие, полные благодарности и грусти. Довольно долго он не узнавал это бледное личико. Разглядывал тонкие брови с чёрной пушинкой над переносицей, коротковатый и ровный нос, неуверенно шевелящийся, по-детски очерченный рот.

— Как тебя зовут? — спросил он наконец.

— Ахиноам.

— Откуда ты?

«Так же зовут жену царя», — подумал Добид невольно.

— Из города Езрееля, но я...

— Как же ты оказалась так далеко от дома?

— Приехала с ребёнком и мужем к его дяде.

— А муж твой... Да, я понимаю. И дядя?

— Оба убиты. Я тогда схватила сыночка и побежала прямо через кусты и колючки. Когда люди в синих кидарах стали бросать копья, я споткнулась и упала. А когда очнулась, сыночек мой не дышал. Я подумала сначала: спит. Но он всё не просыпался. Я сидела и ждала: может быть, бог совершит чудо? Так прошло два дня и две ночи. Пока пришли наши мужчины с копьями. Они сказали: «Не бойся», но я всё равно боялась. Потом у меня забрали сыночка, он так и не проснулся. И тогда я услышала, как ты сказал: «Дайте ей хлеба...»

— Не плачь, Ахиноам. Что совершилось, того не вернёшь. Ты молода. Ты должна жить и родить много детей. Как думаешь, я прав?

Она помотала головой отрицательно, и длинные, спиралью закрученные смоляные пряди закачались у бледно-смуглых щёк. Однако она сказала:

— Да, ты прав, господин.

— В этом шатре, кроме меня, спят ещё три человека. Но если ты войдёшь в него, они сюда не вернутся. Ты останешься здесь?

— Да, я останусь с тобой, Добид, царь мой.

— Почему ты сказала «царь»? — вздрогнул Добид.

— У тебя золотые волосы. Золото на голове бывает у царей, — с наивной лестью прошептала жертва бедуинского набега.

Так Ахиноам стала женой Добида. И скоро он узнал, что она носит его дитя.

В месяц бурных ветров, когда стонали в горах деревья, скитальцы жили спокойнее обычного. Они надеялись, что при сильных дождях, прибегавших от Великой Зелени, при камнепадах, осыпях и увеличении горных потоков, Саул воздержится от преследования. Месяц бурных ветров принёс песчаную бурю из Синайской пустыни. А затем наступили месяцы произростания и зрелого колоса.

Преодолевая невзгоды, нехватку еды и находясь в постоянной тревоге, Добид со своими людьми передвигался по скалистым горам. Он не рассчитывал на милость Саула, на его обещание прекратить охоту за ним. Добид знал: даже если царь решится забыть о нём, его окружение не позволило бы этому случиться.

3

По сути дела весь Эшраэль выжидал, чем кончится заочное соперничество двух помазанных на царство избранников бога Ягбе.

Однажды гонцы от зифеев, эшраэлитского племени, обитавшего вблизи горной гряды, явились в лагерь Саула. Обтрёпанные, в запылённых грубых одеждах, они сказали караульным:

— Пустите нас к царю, у нас есть что ему сказать.

Из царского шатра вышел Бецер, возмужавший, отрастивший плотную небольшую бороду, одетый в белый наголовник и коричневую тунику. Он был без панциря, с мечом у правого бедра.

— О чём вы хотите говорить с царём? — спросил слуга-оруженосец. Он хмуро посматривал на зифеев. Их поведение казалось ему дерзким.

Один из трёх коренастых, дурно произносящих зифеев (они были из колена Шимонова) требовательно пояснил:

— Если царь накажет своих воинов, обидевших девушек из Ешимона, мы укажем, где прячется его враг.

Бецер нахмурился сильнее, произнёс какое-то невнятное ругательство и ушёл в шатёр. Там он передал дерзкие слова зифеев Саулу.

Царь сидел на раскладном стуле и разговаривал с Абениром, который, услышав сказанное Бецером, свирепо засопел.

— Может быть, их сразу повесить? — предложил двоюродный брат и главный полководец эшраэльского царя.

— Они одичали здесь, в пустынных дебрях, и больше похожи на медведей, чем на людей ибрим. Но я хочу спросить, что они знают про место нахождения бетлехемца. — Саул вышел к зифеям, сопровождаемый братом и оруженосцем.

Увидев грозное лицо и огромную фигуру царя, трое гонцов опустились на колени и наперебой загалдели:

— Прикажи отлупить их палками, господин... Это что же получается, твои люди ведут себя не лучше амаликцев или необрезанных пелиштимцев... Зачем тогда ставили нам царя, если его войско нас обижает...

Абенир потемнел от ярости. Он поднял руку и хотел крикнуть: «Взять их!» Но Саул двусмысленно усмехнулся. Ему почему-то нравилось простодушие этих неотёсанных горцев.

— Говорите толком, что у вас стряслось. А то я ничего не пойму, — проговорил царь и важно насупился. — Встаньте. Давай ты, плосконосый, выкладывай один. Остальным заткнуться.

— Два грабителя из сотни, у которой копья с железными остриями, сперва забрали из нашей отары барана... — начал самый старший по виду зифей с перебитым носом.