Царь

– А ведь герцог Иоганн-Альбрехт, кажется, присылал что-то нам, - начал припоминать император.

– Осмелюсь напомнить вашему величеству, - поклонился кардинал, что драгоценные меха, согревающие ваши царственные ноги, - подарок русского царя.

– Ах да, - вспомнил Матвей, - там был еще такой странный посол с дурными манерами, и говорящий как простолюдин, как его?

– Карл Рюмме.

– Да-да, припоминаю... хорошие меха, не правда ли?

– Совершенно великолепные, ваше величество!

– Вы, кажется, довольно благожелательны к Иоганну Альбрехту?

– И чем дальше он от империи, тем благожелательнее я к нему буду!

Тем же вечером, когда император забылся беспокойным старческим сном, фон Гуттен стоял перед его двоюродным братом и наследником Фердинандом герцогом Штирии и королем Богемии. Будущий император Священно-Римской Империи прибыл во дворец окруженный иезуитами и стражниками. Лицо его было мрачно, но полно решимости. Камер-юнкер склонился перед ним в самом изящном поклоне, но тот будто не заметил придворного. Впрочем, один из иезуитов сделав шаг к фон Гутенну, тихонько спросил:

– Где его преосвященство?

– Кардинал час назад покинул покои императора и удалился к себе.

– А его величество?

– Крепко спит!

– О чем они говорили?

– О всяких пустяках святой отец.

– А именно?

– О Московии и герцоге Иоганне-Альбрехте Мекленбургском.

– Вот как?
– удивился монах, - я бы не назвал это пустяками, хотя в данный момент это действительно не важно.

– Господи прости меня!
– не понятно к кому обращаясь сказал, молчавший до сих пор, Фердинанд, - ты же знаешь, что у меня не было иного выхода!

Иезуиты обеспокоенно обступили его и стали тихонько что-то втолковывать, стараясь при этом не повышать голоса. Наконец, он кивнул головой и сделал знак капитану стражников. Тот махнул рукой своим людям, и они двинулись вслед за показывающим им дорогу камер-юнкером. Через несколько минут послышался шум, и стражники вернулись, таща за собой извивающуюся фигуру, закутанную в покрывало. Поравнявшись с королем, они остановились на мгновение, но тот не захотел смотреть на схваченного человека. Повинуясь команде иезуита, они потащили его на улицу и запихнули в карету. Кучер щелкнул кнутом и лошади, цокая копытами по булыжникам мостовой, потащили возок сопровождаемый отрядом черных рейтар. Придворные и слуги, если и заметили происходящее, старались вести себя ниже травы и тише воды и ни во что не вмешивались. Фердинанд, убедившись, что все прошло гладко, отправился в часовню и, преклонив колени перед распятием, стал горячо молиться, прося господа простить ему это прегрешение против своего царственного кузена и верховной власти. Сопровождающие его иезуиты старались не мешать ему и держались в стороне. Наконец, почувствовав, что молитва укрепила его силы, король встал.

– О чем, вы молились?
– неожиданно спросил его дребезжащим голосом непонятно откуда взявшийся император.

Фердинанд вздрогнул всем телом и со страхом воззрился на кузена. Седобородый старик в одной рубашке и туфлях на босу ногу стоял как живой укор его действиям.

– Что привело вас сюда?
– продолжал вопрошать император своего наследника и тот не мог найти слов, чтобы ему ответить.

– Вашему величеству вероятно холодно, - кинулся к Матвею пришедший следом за ним фон Гуттен и накинул на плечи императора его любимую шубу из присланных из Москвы соболей.

Пока камер-юнкер укутывал своего господина, король Богемии пришел в себя и, прочистив горло, начал говорить:

– Дорогой брат, боюсь, что у меня для вас дурные известия! Ваше милосердие к еретикам привело к самым печальным последствиям, какие только можно себе вообразить.

– О чем вы?

– В Праге восстание!

– Ужасные новости, - вздохнул император, - нужно немедленно известить кардинала Клезеля.

– Да ваш Мельхиор Клезель и есть главный зачинщик этого бунта!
– громыхнул Фердинанд, - во всяком случае, все это произошло не без его попустительства.

– Нужно немедля известить кардинала, - невозмутимо продолжал Матвей, привыкший, что его канцлера и директора тайного совета постоянно упрекают во всех мыслимых грехах.

– Простите дорогой брат, - тяжело вздохнул король, - но я решил с корнем вырвать эту заразу австрийского дома.

– О чем вы?

– Увы, я был вынужден отдать приказ об аресте Клезеля и сейчас его везут в крепость!

– Что вы сказали?

– Затем, - невозмутимо продолжал Фердинанд, - его отдадут под суд и если наши подозрения подтвердятся...

– Вы приказали арестовать моего канцлера без моего ведома!
– почти взвизгнул Матвей.

– У меня не было иного выхода!

– Как вы посмели?

– Это печальная необходимость, дорогой брат...

Но придавленный полученным известием Матвей, казалось, не слышит ничьих слов, лицо императора побледнело, дыхание стало прерывистым, и скоро он бессильно опустился на заботливо подставленное камер-юнкером кресло.

– Что с вами?
– встревожено спросил Фердинанд, но старика уже окружили иезуиты.

– Его величеству необходимо отдохнуть, - успокоил его один из них.
– Мы позаботимся о нем, а у вас еще много дел во славу Иисуса!

Императора увели в его покои, а богемский король прошел в кабинет, где фон Гуттен еще недавно развлекал его кузена россказнями и скабрезными историями. Камер-юнкер следовал за ним по пятам, подобострастно заглядывая в глаза. Наконец, тот обратил на него внимание.

– Мы довольны вашей службой молодой человек, - четко выговаривая слова, заявил он, - ваши старания будут щедро вознаграждены.

– Счастлив служить вашему королевскому, а, возможно, скоро и императорскому величеству!
– низко поклонился фон Гуттен.

– Что вы там говорили, о последних делах кардинала?

– Он рассказывал его величеству о Московии.

– Да, Московия, - задумался на секунду король, - скоро эту варварскую страну ожидают большие перемены. К сожалению, наши войска заняты местными еретиками, но мы послали королю Сигизмунду достаточно средств, чтобы он мог заплатить своим гонористым шляхтичам. В ответ он в нужный момент поможет нам. Польская кавалерия весьма недурна и может нам пригодиться, не так ли?

– Совершенно согласен с мнением вашего величества!
– Пылко воскликнул камер-юнкер, - но осмелюсь доложить, что эта страна так же весьма не бедна.

– Дикие леса, в которых бегает много пушных зверей, - отмахнулся Фердинанд.

– Но, похоже, не только, вот посмотрите, что Иоганн Альбрехт прислал его величеству, - с этими словами фон Гуттен протянул ему какую-то вещицу.

Присмотревшись, король увидел, что это весьма изящная золотая медаль, размерами довольно близкая к венецианскому цехину. С одной стороны на ней был отчеканен двуглавый орел, на груди которого красовался щит с мекленбургским быком, на другой выбит профиль самого герцога в довольно странной короне, скорее просто шапке с крестом. Надпись по кругу гласила: Иоанн Теодор Цезарь Рутении*.