Carere morte: Лишенные смерти

Но всё же крикнула, не могла не крикнуть опять это имя:

— Карл!

Там, у Источника, и на посвящении Избранной в церкви Рафаэля, она знала… но не верила в его смерть. Она безотчётно ждала его голоса, его шагов, его дыхания. Мира поверила только здесь, сейчас, заглянув в пустоту, наполнившую место, что было хранителем их ненужной, напрасной любви.

…Тогда она оставила свои сегодняшние отражения. Одним вздохом отпустила всех… В огромной чаше города растаяло слабое биение не выпитой до конца жизни. Остались мягкие удары снежинок, разбивающихся о тротуар. Остался ветер, стонущий в ветвях деревьев, остался скрип уцелевших распахнутых дверей Академии и звенящая пустота здания. Осталось её одиночество…

Зияли квадраты входа, приглашая, но она оставалась на месте. Падал снег, а она только спрашивала тишину, снова и снова: "Почему так жестока судьба?", "Почему я не успела помочь?", "Почему моё слово не защитило его?" — За мириадами вопросов Мира чувствовала, узнавала один-единственный, но прятала его за другими, боясь назвать словами. Она боялась, что не услышит одно-единственное слово, которое может быть ответом на него… и зажимала уши ладонями, чтобы не слышать ничего.

Потом иссякли ненужные вопросы, и она только шептала: "Люблю, люблю тебя", пока эти слова не обессмыслились совсем, не слились в невнятный лепет. Став легче ветра, они растворились в шорохе звёзд, там, за серым пологом туч, укрывшим землю.

Тогда она опустилась перед лестницей: ноги дрожали… Сжалась в комочек, ожидая, когда последняя боль прольётся слезами: "Оставь погоню за призраками. Здесь нет никого. Никогда ты его не догонишь. Никогда! Тебе осталась память…"

Молчала ночь, ветер задумчиво закручивал белые узоры, поднимая рой мелких снежинок с тротуара вверх. Как… странно! Ей было почти не больно. И слёзы высохли, едва успев пролиться. Нет, эта память не была горькой. В ней светилась радость, какой она не знала прежде:.

"И осталась любовь. Та самая Единственная, Бессмертная, которой грезят все. Та, что сильнее всего на свете и порой роняет звёзды с небес. Та, что не знает слова: "Никогда…" — Поняв это, Мира засмеялась… от счастья. И тогда услышала единственно возможный ответ на свой единственно важный вопрос:

— Ты здесь, со мной?

— Да.

На исходе ночи небо начало расчищаться. Белёсый, ещё вовсе не утренний свет сгладил, затушевал резкие ломаные тени здания. Но иллюзия была бессильна. Мира знала: Академия мертва. Мёртв и Орден, есть лишь её отряд, маленький, но чистый от лжи Арденсов… Перед тем, как уйти вампирша вновь прижала холодные ладони к странно тёплому камню старого здания: "Прощай, спи… А мне идти ещё так долго! Но я постараюсь быть достойна… памяти тех, кто вытащил меня на этот невозможный верх. Я сохраню Дар, и однажды это солнце победит древнюю тьму. Я буду стоять на пути Бездны, пока не кончится моя вечность… или не придёт моя смерть".

Теперь она уходила легко. Восточный проспект лежал впереди широкой лентой, дома вели вокруг хоровод. Какой-то carere morte летел за ней. Вампирша не обращала внимания: "Да пусть хоть сам Дэви!". Но вот он совсем снизился, ступил на землю перед ней, преобразился…

"Какая давно, болезненно знакомая манера!" — Мира остановилась, глупо хлопая глазами точно кукла.

Молодой человек элегантно поправил воротничок. Светлый костюм сидел на нём как влитой. Легко, неслышно, юноша подошёл… нет, скорее, скользнул к ней.

— Алан, — не удивлённо — утвердительно сказала Мира. — Я, что, уже сплю на ходу? — растерянно прошептала она.

Глава 42 Исцеление

Она стояла, безвольно опустив руки, и только смотрела, как он подходит к ней… И вампир, заметив её растерянность, остановился в нескольких шагах.

Вампир не двигался с места и молчал. Молчала и она, смотря свой новый, странный сон. Наконец вампир сказал беспомощно, тихо:

— Мира… Я так рад, что ты жива.

— Кто ты?!

Он удивлённо поднял брови, полагая, что она шутит. Но, видя прежнее, непонимающее, равнодушное лицо, встревожился:

— Тётушка, не узнаёте? Мира, что с тобой, ты… больна?

Она быстро-быстро заморгала, стряхивая с ресниц иллюзию: "Не Алан. Волосы светлее. И тот был ниже ростом… Нет, не Алан. И всё же…" — Её охватил озноб. Застучали зубы… Она отчаянно сжимала кулаки, пытаясь унять дрожь пальцев.

— Да что такое, Мира?! — он двинулся вперёд и тем вселил в неё настоящий ужас. Мира отскочила:

— Не подходи ко мне! Нет! Нет! Нет!

Вампир послушался, остался на месте. Мира резко выпрямилась, чувствуя, как больно дрожит, натягиваясь, что-то внутри:

— Я всё знаю! Я всё поняла! Ты, ты, ты… — нет, она не могла это выговорить! — …Уходи.

— Что ты поняла?

— Я… я… я не буду с тобой говорить! Тебя нет. Одно моё проклятие… О, Господи! Прости, прости меня, — зашептала она. — Я хотела не этого… Не этого!

— Я знаю.

Она только замахала руками:

— Не говори со мной! Это сведёт меня с ума! Я давно не могу видеть тебя! Уходи. Почему ты не уходишь?! Убирайся!

Он шагнул к ней:

— Ты ошибаешься. Позволь, я объясню. Мы не связаны так крепко, как хозяин и раб.

Мира зажала уши ладонями:

— Милосердная, малодушная ложь! Я знаю, знаю правду! Я готова, готова принять правду! Винсент… Алан! А я не хотела верить Латэ… Вот, каким ты стал! Едва мелькнувшая мечта… и мой старый кошмар! О, неужели я так хотела этого?! Нет! Это Бездна и её отвратительные игры… Это Она! — она расхохоталась, как безумная. — Прочь, нежить.

— Так убей, — проговорил он и усмехнулся, плотно сжав губы, прожигая её насквозь ледяным взглядом.

— Не могу! — прошептала вампирша; качнувшись, ещё отступила назад, к решётке парка Академии, устало прислонилась к ней. — Не могу. Не отпущу тебя. Пусть призрак, отражение… Я жила тобой долгие годы. Я говорила сейчас не то, что думала, поэтому ты не уходишь? Слова лживы, ты слышишь мою душу. А моя слабость сейчас молит: не уходи! Скажи, что я ошибаюсь… Скажи… что всё можно исправить!

— Ты ошибаешься.

Она улыбнулась дрожащими губами, отвернулась. Вампир решительно шагнул к ней, и Мира бросилась прочь.

— Не подходи! Не смей! — она запнулась о собственную юбку и во весь рост растянулась на тротуаре, но успела приподняться, оттолкнуть его. — Убирайся, чудовище!

Он ушёл от её слабого удара, встряхнул её как куклу:

— Ты не слушаешь меня!

— Я не хочу, не буду тебя слушать! Прочь!

— Слушай меня! Ты сама себя сводишь с ума!

Мира истерически хохотала, тряся головой.

— Винсент, Алан, кто бы ты ни был, уходи. Ты же послушный мальчик, — еле вымолвила она сквозь смех, и с ней окончательно сделалась истерика. Вся сотрясаясь от хохота, она поднялась… сама. Он не помог ей. Он стоял, следил за ней. Винсент… Алан. Её наваждение. Злой, как сам дьявол.