Царёв город

^— Я человек старый, — медленно начал говорить Топкай. — Мне жить мало осталось. Я потому и позвал родню, чтобы они сказали свое слово. Им жить впереди. Скажи ты, Ургаш. Надо строить на нашей земле горбд?

— Нет, — сказал Ургаш резко. — И попа нам не надо. Своя вера есть.

— Актуган?

— Город — нет, попа надо оставить.

— Ты, Кори?

— Я — как старшие.

Карт Ялпай и все карты илемов тоже были против города. Родовой совет решил так: кузнеца и попа оставить, дать им земли. Если поп будет ставить кюсото своему богу, указать место и помех не чинить. Крепость на земле лу-жая нежелательна.

Расходились под вечер. Ешка и Кочай пошли в свою избу, а к Илье подошел Ярандай и шепнул: «Пойдем в кудо Ялпая, разговор важный есть».

— Ты не вздыхай, — сказал Кочай Ешке, когда они пришли в избу. — Придет время, и люди сами поймут, где правда. Ты мои сказы слушал? Я ведь не зря народу про Кокшу и про Турни говорю. В моей сказке зерно истины есть- Вот подожди, появится на нашей земле Турни со своей нечистой силой, сразу и Кокша найдется и про меч богатырский думать начнет. Вот тогда...

— Погоди, Кочай. Ты лучше посоветуй, что мне государю отписывать. Уж не думаешь ли ты, что я ему, сказку про Кокшу буду рассказывать?

— Если он умный царь, то и сказку поймет. И Топкай, и Ярандай — люди богатые, они за свои земли дрожат, за свои илемы. Они о народе мало думают, а простым людям, когда Турни появится, больше всех страдать.

— Где тот Турни? Он в сказке...

— Не говори так. Ты думаешь, почему Ярандай в такую даль на совет притащился и Ургаша с собой приволок? Появились на его земле ногайцы, потому он и осмелел. Сейчас их, говорят, немного, но скоро к ним придет мурза Аталык с большой ратью, это тебе пострашней всякого Турни будет. Я понимаю, волшебных мечей не бывает, но тогда крепость, о которой ты говорил, вместо волшебного меча службу сослужит, и люди, которые сейчас против города кричали, сами же его строить помогут. Помяни мое слово.

— Про ногайцев вести верные ли?

— Подожди немного. Ты заметил, Ярандай кузнеца к карту увел. Это неспроста. Вернется — расскажет.

...В кудо Ялпая — свой разговор. Ярандай усадил Илью на нары рядом с собой, заговорил тихо.

— Ты не думай, что я про тебя ничего не знаю. Когда семь лет тому назад ты против царя бунтовал, в твоей ватаге мои черемисы были. Теперь ты по лесам скачешь, от царя прячешься, а он тебя поймать велел. Это все я знаю. И ты теперь, как волк, обложен со всех сторон, и некуда тебе деваться.

— Зачем ты это говоришь мне?

— А вот зачем. Скоро придет время, и царя мы с наших земель выгоним.

— Кто это мы?

— Ты царю враг, тебе скажу. Скоро придет сюда мурза Аталык с большой ратью. Черемисы ему помогать будут. И ты тоже помоги. Нынче в наших лесах много русских людей прячется. Собирай их всех под свою руку и с нами воюй. Если мы землю нашу очистим, тогда царь тебя не достанет, будешь ты служить хану, вольным будешь, богатым.

— О каких русских людях говоришь? Где они?

— Везде. В моих землях ватага русская зимует. Человек пятьдесят, может, сто. Я их мог бы всех в болоте утопить, но не трогаю, для тебя берегу.

— Откуда они взялись?

— Говорят, с Камы прибежали.

— С Камы?! Кто их привел?

— Девка какая-то. В соседнем лужае у Ятмана тоже две ватажки хоронятся. Ты бы побывал у них, поговорил. Я помогу найти их.

— Ладно, Ярандай, я подумаю.

^*Вот и договорились. Сейчас зима, снега глубоки, а как весна придет— прибегай ко мне в илем, там обо всем и договоримся.

— По весне жди. А те ватажки оберегай. Не дай бог, мурза на них наскочит.

— Не наскочит. До весны его в наших лесах не будет.

Илья вернулся в избу, сели за стол ужинать. Ели мол-

ча, Ешка и Кочай ждали, что скажет кузнец. Он хлебал щи, ничего не говорил.

— Зачем Ярандай отзывал тебя? — не утерпел Ешка.

— Вроде бы Настенкин след появился: «Зимуют-де на его уделе ватажки беглых людей с Камы, и средь них девка». Кроме Насти некому там зимовать. Весной велел к нему приходить.

— А про ногайцев ничего не сказывал?

— Нет, — соврал Илья. Пока он сам ничего доподлинно не узнал, говорить об этом не хотел. Все решили ждать тепла. Ешка сразу же хотел ехать к Актугану, но Топкай и Илья отговорили его. Топкай сказал, что зимой все равно там жилище не построить, кормиться нечем, надо ждать весны. Илья очень соскучился по русской речи и просил Ешку зимовать у него. Да и Палага в доме больно пригодится.

И началось Ешкино зимовье. Днем он либо помогал в кузнице, либо, надев лыжи, бродил по окрестностям илема. Он мысленно расставлял по местности крепостные строения. Вот тут — храм, тут воеводская изба, тут стена, тут башенки. Часто заходил в кудо жителей илема, укреплял в них православную веру, о городе пока не заикаясь. Зимние ночи долги, если с вечера спать, все бока отлежать можно. Вечерами терзает Ешку скука. И удумал он детей илемских грамоте учить. Илья, узнав об этом, засомневался:

— А книги где?

— Есть у меня в котомице книга Нового завета, есть часослов. На первое время, думаю, хватит.

— Бумага?

— В Новгороде Великом да и в иных городах сыеко-ни на бересте царапают, а мы чем хуже? Слава богу, березовой коры здесь хоть завались.

А Топкай посоветовал:

— В помощь возьми моего Коришку. Он будет сказки рассказывать, песни петь. К нему ребятишки как мухи к меду слетаются. А к тебе не пойдут, пожалуй.

В один из вечеров Кори привел в избу Ильи десятка два ребятишек. И подростки, услышав о сказании, тоже' пришли.

Трещит в светце лучина, сыплет угольки в корытце с водой.

Кори сел на лавку в передний угол, задумался. Раньше, когда Кочай рассказывал эту часть сказания, Кори отлучался в кузницу, на все вечера не приходил. Правда, еще раньше от бабушки он про многих других патыров сказки

слушал, может, их в один котел бросить, сварить похлебку про онара. Кое-что додумать, кое-что присочинить. Ведь заменял он однажды Кочая. Неплохо вроде получилось. Побрякал Кори мало-мало на гуслях, заговорил:

— Прошло несколько лет жизни междуречья без онара. Турни долго крепился, держал свое слово и из болотного царства не вылезал. Наконец, он решил все же в одну из ночей тайно сходить к кургану. Теперь он стал совсем другим. Куда девалась наглость и самоуверенность? Он стал ворчливым, разговаривал сам с собой. Шел, крадучись и озираясь. В одном месте вдруг из кустов выпорхнула птичка и так напугала Турни, что тот растянулся на земле, дрожа от страха.

— У, керемет! Душа ушла в копыта, — заворчал он, поднимаясь. — Вот до чего я дожил — на землю, где царил и правил тыщу лет, хожу теперь тайком, как вор или разбойник. Шарахаюсь от каждой пичужки, боюсь людей. Нет вроде никого... Ну, отдохну немного и, примусь.— Турни сел на пенек, отдышался, залюбовался тишиной ночи и... размечтался. Не заметил сам, как заговорил про себя: