Царевна, спецназ и царский указ

А потом разом шагнули к ней дружочек-Светик и суровый Михайла, одинаково как-то несмело улыбаясь. И держа в руках одинаковые же букетики скромных ромашек. И вот тогда-то царевна, не выдержав, все-таки всхлипнула и кинулась — или попыталась кинуться — на шею обоим сразу, и повисла, обхватив обоих богатырей и мыча что-то радостно-благодарное.

А потом, чуть повернув голову, увидела за плечом Светика Акмаля — с ландышами в руках. И, взвизгнув, бросилась к третьему богатырю — чтобы тоже обнять и чмокнуть в щеку. А затем и к Савелию.

Меньше всего она сейчас думала о том, достойно ли и подобает ли такое поведение царевне. Наверняка Наина бы не одобрила. Да и небо с ней! А вот у Альки есть теперь и настоящие друзья, и даже братья по оружию. И не зазорно вовсе их обнимать.

За спиной бухнула о косяк дверь — Олешек, охнув, выскочил пол-лучины назад, бормоча что-то невнятное, а вот теперь, видно, вернулся… да отчего-то в дверях застрял. Царевна обернулась недоуменно, а затем и выглянула в сени.

В проем входной двери пытался войти куст цветущей сирени. Вместе с корнями, ветками и всем прочим, что кустам полагается. Куст негромко ругательно бурчал Олешековым голосом, скребя ветками о косяк.

— Ой, мамочки! — что еще сказать, Алька не нашлась. Зато очень даже нашлись остальные богатыри — и сказали они это хором, как-то разом забыв о присутствии благородной юной девы, при коей не следует подобным образом выражаться.

Куст в дверях замер.

— А чего? — несмело пробасило из его недр. — Я это… Алевтине же. Цветочки вот. С утра припас! И забыл…

Алька наконец обратила внимание, что цветущие кисти на кусте и впрямь выглядят уже слегка поникшими.

Слова наконец отыскались.

— Олешечек, — осторожно начала она, — а у меня тут… вазы достойной нет. И не влезет твой букетик в мой закуток-то…

Куст задумался.

С корня сорвался подсохший ком земли и шмякнулся о порог. За спиной у Альки кто-то скрипнул зубами. Савелий, должно быть.

— А давай мы этот куст во дворе посадим? — продолжила царевна. — Я утром буду заниматься да любоваться на него всякий раз.

— Ну… — куст шевельнулся. — Давай. А это… как его того — сажают-то?

Сажать свой подарок Олешеку пришлось самостоятельно, под чутким руководством Светика едва не сломав лопату. Савелий неодобрительно наблюдал за посадочными работами, сложив на груди руки. Потом из дома вышел Михайла и принялся с грозным рычанием объяснять, почему у самого входа кусту не место. Так что незадачливым копателям пришлось пересаживать сирень и заново закапывать, разравнивать и утаптывать все, что успели раскопать до того. Алька изо всех сил старалась показать свою благодарность дарителю. А главное — не присоединиться к бессовестно хохочущим в сторонке Акмалю и Анжею.

И где он только эту сирень достал? Не иначе в село с самого утра ездил. Не в лесу же!

Пока Олешек со Светиком, тихонько переругиваясь, пытались в очередной раз воткнуть сиреневый куст в землю нужным концом, во дворе опустился сокол с черными крыльями, сжимающий что-то в клюве.

Едва птица коснулась земли, ее очертания поплыли, будто смазываясь и стираясь, вытягиваясь и вырастая вверх. Алька зачарованно наблюдала. Она уже не раз видела, как оборачивается колдун, но никогда ей не удавалось уловить момента, чтобы понять, как это происходит. Один облик будто перетекал в другой — мгновенно и одновременно как-то естественно и плавно.

В руках у мрачного, как всегда, Ратмира оказалась котомка — та самая, что он соколом принес в клюве. А потом колдун сунул руку в эту котомку и извлек…

Алька ахнула: в руке чародей держал крохотный глиняный горшочек, а в нем — самый прекрасный цветок, что ей доводилось видеть. Листья казались выточенными из полупрозрачного камня. А на коротком стебельке покачивалась головка цветка со сложенными нежнейшими бледно-розовыми лепестками, и они будто источали матово-молочный свет. У основания бутон был окружен венчиком из коротких бледно-зеленых завитков.

— Это мне? — Алька сделала быстрый шаг к колдуну и в восхищении склонилась к цветку в его руке, чтобы вдохнуть аромат…

И в этот момент дивный цветок резко раскрыл лепестки, каждый из которых оказался изнутри усеян бритвенно-острыми клыками, и клацнул ими, едва не откусив царевне нос.

Взвизгнув от неожиданности, Алька отскочила, одновременно отмахиваясь — и выбила горшочек из рук колдуна. В результате царевна полетела в одну сторону, дивный цветочек — в другую. И приподнялись они тоже одновременно — девушка на локтях, растительный хищник — на листиках. Из горшка он в полете вылетел, и теперь неуверенно скреб корнями по земле, распахнув зубастую пасть, в глубине которой трепетал треугольный розовый язык.

— Что… что это за пакость?! — Алька для верности еще чуть отползла и лишь затем решила подняться и отряхнуться. И заодно предъявить претензии коварному колдуну!

Впрочем, предъявлять что-либо Ратмиру всегда было бесполезно. С совершенно каменным выражением лица он аккуратно поднял растение, посадил его снова в горшок, заботливо примял пальцем землю вокруг корней и лишь тогда соизволил ответить:

— Это не пакость. Это редчайший экземпляр Drosera Carnivora Veneficus*. Разумеется, у меня и в мыслях не было, что вы смогли бы оценить его ценность и уникальность. Сок этого растения необходим мне для некоторых опытов.

С этими словами чародей резко развернулся и направился в свою каморку, кажется, бормоча что-то утешительное своему кошмарному цветочку.

Алька растерянно обернулась к Акмалю.

— Он ведь правда не собирался дарить мне этот свой… фикус, да?

Тот только пожал плечами.

— Кто ж его знает!

Уже отвернувшись и отойдя на несколько шагов, царевна услышала, как Акмаль за ее спиной сердитым шепотом выговаривает:

— А ты б хоть одуванчиков каких надрал…

— Чепуха, — беззаботно откликнулся Анжей, не трудясь особенно понижать голос. — Я ей на подушке безделку оставил — на ярмарке на сдачу как-то дали, все думал, какой бы девчонке подарить…

Конечно, царевна не стала подавать виду, что слышала. И торопиться никуда не стала. Во всяком случае, ей так казалось. Но едва улучив момент, когда никто, кажется, не смотрел на нее, Алька рванула в дом и кинулась к своему углу за занавеской.

“Безделка” действительно лежала на подушке — витая шпилька, украшенная изящной, тонко выкованной незабудкой, усыпанной сверкающими камушками.

Хмыкнув, Алька повертела украшение в пальцах. На ярмарке на сдачу, значит?

Царевна, конечно, понятия не имела, могут ли крестьяне наторговать на целый золотой. Но уж серебро и сапфиры не отличить никак не могла. Да и работу мастера оценила — тонкая работа, не у всякой боярской жены эдакая безделка в шкатулке сыщется.

Мог бы и с поклоном преподнести, как положено, пан шляхтич… Алька представила, как богатырь ей кланяется и церемонно величает ясновельможной панной. Ой, да ну его!

Полюбовавшись еще мгновение на шпильку, затем на ромашки и ландыши, что за неимением ваз поставили в кружки с водой, девушка воткнула “безделку” в волосы и решила вернуться на крыльцо.

Обстановка здесь уже изменилась. Сирень наконец благополучно вкопали. Правда, сидела она все же как-то слегка кривовато, но этого старательно никто не замечал. Из одного из сараев вынесли большой деревянный стол, на который уже воздрузили блюда с пирогами. Чуть в стороне Михайла споро разводил костер. Светик с Савелием выкатили из подвала бочонок с сидром. Да тут, похоже, целый пир намечается!