Царица амазонок

Парис наконец улыбнулся:

– Тогда мой неприятный долг – разочаровать тебя, потому что мы плывем не в Трою. Да и как бы мы могли? Мы направляемся в Микены, чтобы выяснить, нельзя ли спасти твоих сестер. А теперь все-таки повернись и позволь мне посмотреть, что можно сделать с твоей раной. И не бойся, что я делаю это ради наслаждения; будет щипать.

С моря греческая земля выглядела в общем похожей на остров Крит; она была приятна взгляду, но смертельно опасна для неосторожных моряков. Однако знание того, что эти берега – эти горделивые зеленеющие холмы, эти уютные и спокойные бухты – породили народ грубых животных, уничтожающих все вокруг, заставило Мирину и ее подруг отшатнуться от всех красот, и женщины стали говорить друг другу, что зеленые болота на их родине, несмотря на обилие змей, все равно лучше во всех отношениях.

– За этими холмами, – сообщил им Эней, показывая туда, куда они направлялись, – лежит Спарта, самый безжалостный из всех греческих городов. Там мужчин готовят только к борьбе, и они не знают большего наслаждения, чем вонзать свои копья в плоть живых существ. Их царь – кровный брат того человека, у которого мы недавно были; и они состоят в нерушимом союзе, их все боятся.

Сестры Мирины молча всматривались в берег, представляя себе то, чего не могли видеть. Потом Анимона, которая не уставала благодарить троянцев за их доброту и в то же время просить прощения за то, что женщины стали им такой обузой, сказала Энею:

– А если бы не мы, стали бы вы приближаться к этим неприветливым берегам?

Эней пожал плечами:

– Греки нам ничего не сделают. Они не захотят враждовать с нашим царем Приамом.

Анимона посмотрела на Мирину, но больше ничего не добавила. Когда женщинам стало ясно, что между их предводительницей и Парисом возникла некая связь, Анимона не упускала ни единой возможности напомнить Мирине о ее обетах и ответственности.

– Ты можешь чувствовать благодарность к этому человеку, – сказала она как-то, увидев, каким долгим взглядом обменялись эти двое, – и не мне винить тебя за это, потому что он так хорош, как никто другой. Но помни о тех клятвах, которые ты дала богине Луны. Где бы она ни находилась, не сомневайся: она наблюдает за тобой. Так что, если тебе действительно нравится Парис, оставь его в покое. – Анимона коснулась браслета на руке Мирины. – Не забывай: шакал – весьма ревнивый хозяин.

Но Анимоне не было нужды напоминать Мирине об опасности; та и сама прекрасно ее осознавала. Из-за неблагоприятных ветров их путешествие, которое могло бы закончиться за три дня, тянулось в три раза дольше. И Мирина, оказавшись в ловушке этого безвременного водоворота, видела, что все сильнее и сильнее подпадает под обаяние Париса. Каждый вечер он, под предлогом того, что нужно заниматься ее раной, задерживал руку на спине Мирины все дольше, а его дыхание ощущалось все ближе… И если бы не Анимона, пространно благодарившая Париса перед тем, как увести Мирину, иные прикосновения или звуки могли бы наверняка привести к тому, чего было бы уже не исправить.

А ночами, лежа между своими сестрами на полу в кают-компании, раскачиваясь на волнах собственных мыслей, Мирина весьма остро ощущала ревнивую ярость шакала. И поскольку девушке совсем не хотелось, чтобы ядовитые зубы ее демона впились в человека, проявившего к ней такую доброту, она старалась избегать Париса, предпочитая страдать в одиночестве.

Но Парис, целыми днями находившийся на палубе, всегда настороженный и внимательный, выглядел так, словно яд все равно проник в него. Его взгляд находил Мирину, где бы она ни была, он словно упивался ее видом, и с каждым днем его жажда становилась все сильнее, потому что он по ошибке принимал яд за лекарство.

Когда троянские корабли наконец добрались до залива Аргос, Мирина уже почти физически ощущала, что на борту ей грозит куда большая опасность, чем на суше. И она жутко разозлилась, когда Парис не позволил ей покинуть корабль, и мрачно стояла у поручней, наблюдая за тем, как он и наиболее доверенные из его людей сели в лодку и взмахнули веслами, чтобы добраться до берега и разузнать все, что удастся.

– Но разве ты не понимаешь, что, если нас кто-нибудь узнает, это будет настоящей бедой? – сказала Анимона, стоявшая рядом с ней.

– Может быть. – Мирина не сводила взгляда с лодки. – А может, и нет. Я ведь до сих пор не знаю, что задумал Парис.

На самом деле Мирина не знала и того, есть ли у Париса какой-то план вообще. Он не давал ей никаких обещаний.

– Прежде всего мы должны выяснить, действительно ли твои сестры находятся здесь, во дворце, – сказал он Мирине перед тем, как спуститься в лодку.

Но когда мужчины вернулись из разведки, Мирина сразу поняла, что никаких новостей для нее у Париса нет.

– Царь Минос нас не обманул, – сказал он, отводя Мирину в сторонку. – Сын царя Агамемнона только что вернулся из какого-то путешествия, и на берегу много говорят о некой черной богине, которую вроде собираются поднести в подарок какому-то соседнему вождю. Мы заведем корабли в залив, потому что вечером нам предстоит ужинать при дворе. И – да, ты тоже можешь пойти. – Парис вскинул руку, чтобы не дать Мирине вставить свое слово. – Но на этот раз ты не наденешь мою корону. Ты будешь изображать мою рабыню, и уж поверь: я с наслаждением стану отдавать тебе приказы!

Жилище царя Микен располагалось далеко от берега, в нескольких километрах от стоящего у самого залива города Аргоса. Между Аргосом и Микенами лежала большая открытая равнина, окруженная холмами и возделанная длинными узкими полосами. Пейзаж, поблекший и дремлющий зимой, обещал пышное летнее цветение, и контраст между этим местом и обожженными соляными равнинами ее детства показался Мирине настолько ошеломляющим, что она просто не знала, на чем остановить взгляд.

– Тебе бы здесь понравилось, – сказал Парис, оглядываясь на Мирину через плечо. Он сидел прямо перед ней на своем коне и, похоже, куда больше интересовался реакцией Мирины на все окружающее, чем дорогой. – Здесь полно охотников и земледельцев, и вообще есть с кем поговорить. Может, люди здесь не так благородны, как в твоем мире, но подозреваю, что ты все равно почувствовала бы себя как дома.

Мирина лишь молча улыбнулась в шарф, обмотанный вокруг ее головы, и снова передвинула руки, чтобы как можно меньше касаться царевича, когда животное под ними двигалось слишком резко. Она изо всех сил сопротивлялась тому, чтобы сидеть позади Париса, понимая, что будет наслаждаться этой близостью куда больше, чем следовало, но в конце концов поддалась простому здравому смыслу.

– Если мы пойдем пешком, это займет много часов, – объяснил ей Парис. – Так что, если хочешь отправиться вместе со мной, тебе придется забраться на моего коня. А что касается твоих сестер, – он кивнул в сторону Анимоны, Эги и Питаны, которые настояли на том, чтобы сопровождать их, – так им тоже придется пострадать от подобного унижения. – Улыбнувшись при виде того, как нервничает Мирина, он слегка подзадорил ее: – Тебе решать.

Дворец Агамемнона расположился на склоне холма, у подножия которого приютился весьма процветающий город Микены. Мощные стены защищали и город, и крепость, и, несмотря на то что огромный поток людей, казалось, спокойно вливался и выливался из главных ворот города, здесь царила атмосфера страха и подозрительности.

Когда дорога пошла вверх, Мирина почувствовала, как ускоряется бег ее крови от тревожного предчувствия. Оглянувшись на Анимону, сидевшую за спиной Энея, она поняла, что ее подруга точно так же полна страха и недоверия, потому что та становилась все более и более молчаливой по мере того, как они приближались к воротам крепости. Хотя из-под шарфа видны были только глаза Анимоны, Мирине и этого оказалось достаточно, чтобы понять: Анимона думает не только о тех женщинах, которых они надеялись найти при дворе царя Агамемнона. Анимона думает и о тех мужчинах, которых они могли увидеть и узнать здесь, – о тех жестоких тварях, которые уничтожили их прежнюю жизнь и которые, конечно же, и вообразить не могли того, что злобная тень, которую они оставили далеко за морем, может последовать за ними на их родину.