Царица амазонок

Царская обитель в Микенах представляла собой довольно беспорядочное нагромождение зданий, сооружаемых в течение долгого времени не в соответствии с каким-то планом, а просто следуя фантазиям и желаниям их обитателей. И хотя дворец Миноса представлял собой элегантную постройку с четкими углами, в строениях Микен было нечто гораздо более естественное. Мирина невольно подумала, что птице, летящей в небе, все это должно напоминать скопище грибов с белыми шляпками, выросших, как им захотелось, из хорошо унавоженной почвы.

Куда бы Мирина ни бросила взгляд, она видела то очередную каменную лестницу, то узкий крытый переулок между домами; все здесь выглядело чрезвычайно запутанным. Однако троянцы явно отлично знали дорогу и ни разу не сбились с пути. Наконец они добрались до верхней террасы крепости. И Парис, и Эней не единожды бывали здесь и раньше, чтобы налаживать и укреплять дипломатические связи между Микенами и Троей. Оставив коней на Питану и Эги, как они и договаривались, троянцы пошли дальше вверх по широкой лестнице к главному двору; впереди шагал Парис, а его рабыни Мирина и Анимона тащились в хвосте процессии, покорно склонив головы.

На противоположной стороне двора находился вход в тронный зал – широкая дверь в портике с колоннами, которую охраняли четверо стражей с копьями. Несмотря на свое обещание держаться как можно более незаметно, Мирина все равно внимательно посмотрела на стражей, когда проходила мимо. Да, они были немного похожи на тех, кто ворвался в их храм, но ни один из четверых не показался ей знакомым.

– Рабыня! – Парис остановился на пороге и чуть слышно обратился к Мирине. – Не забывайся. И следи за собой.

Им навстречу вышел глашатай, приветственно кланяясь и нервно сжимая руки, и наконец они очутились в том зале, который троянцы не раз и не два прежде называли логовом льва. Потому что именно там восседал на троне царь Микен, иной раз жаждавший крови, иной раз – нет. И его всегда окружали мужчины, готовые сделать что угодно – и убить кого угодно, – чтобы доставить удовольствие своему хозяину. И в глазах тех, кто являлся сюда – не важно зачем, – Агамемнон и его друзья действительно напоминали львиный прайд; никто достаточно храбрый или глупый для того, чтобы войти в это логово, не мог быть уверенным, что выйдет из него живым.

Царский трон почти ничем не отличался от стульев, что стояли вокруг; царю Микен не нужны были ни пышность, ни постаменты, чтобы выглядеть устрашающе. Все стулья в зале, включая и трон Агамемнона, были расположены вокруг очага, устроенного прямо в полу и настолько огромного, что в нем можно было зажарить целого быка, что, собственно, и происходило в этот момент; на гигантском вертеле висела почерневшая бычья туша, прямо с рогами.

– О Парис! – воскликнул Агамемнон, приветственно поднимая кубок.

Однако того, что он сказал вслед за этим, Мирина не поняла, как не поняла и пространного ответа Париса. Они говорили на языке, который Мирина до сих пор слышала лишь однажды, во время налета. И его мерный ритм в ушах Мирины звучал как самый отвратительный в мире шум.

Усевшись на скамью, покрытую плотной шерстяной тканью, Парис жестом предложил своим друзьям сесть рядом – всем, кроме Энея, который устроился на полу за скамьей вместе с Мириной и Анимоной, чтобы иметь возможность переводить разговор для женщин.

Поначалу все просто обменивались вежливыми замечаниями и безобидными вопросами. Мирина осторожно рассматривала зал, пытаясь изучить лица мужчин, собравшихся вокруг царского очага. Многие из них были так же стары и седы, как сам Агамемнон, но некоторые показались Мирине болезненно знакомыми. И Анимона, нервно проследив за взглядом Мирины, несколько раз склонила голову и кивнула с мрачной уверенностью.

К тому времени, когда по кругу понесли мясо и вино, Мирина была уже почти уверена в том, что по крайней мере четверо из пятнадцати греков, сидевших в тронном зале, участвовали в налете на храм богини Луны. Она запомнила их лица и жесты там, на берегу, где они спорили из-за награбленного и чуть не подрались из-за жриц. Когда же Мирина увидела, как исказилось лицо Анимоны при виде нового мужчины, вошедшего в зал из какой-то внутренней комнаты, то инстинктивно поняла, что ее подруга вспомнила куда больше, чем просто это подлое лицо.

– Теперь они говорят о твоей стране, – прошептал Эней, чуть наклонившись к Мирине. – Мой хозяин спрашивает царя, доводилось ли ему самому видеть то, о чем ходят слухи, и царь отвечает, что его сын только что возвратился с озера Тритонис. Он говорит, что из-за низкой воды им пришлось волочить корабли по суше, чтобы вернуться в море. Он называет твою родину краем чудовищных змей и уродливых колдуний.

Некоторое время Эней молчал, смущенно прикрыв глаза. А Мирина увидела, как Парис застыл на скамье, слушая рассказ Агамемнона.

– Что он говорит? – требовательно спросила она Энея.

Троянец заколебался. Но все-таки снова стал переводить:

– Он говорит, что женщины в тех краях уж слишком упрямы и высокомерны. И он недоволен своим сыном из-за того, что тот привез слишком много этих женщин. – Эней кивком указал в сторону очага. – Он сидит вон там. Ты его видишь? Наклонись немного вперед.

Когда Мирина чуть склонилась, чтобы тайком глянуть на сына Агамемнона, который сидел по другую сторону очага, то увидела лицо, которое никогда не смогла бы забыть: именно он зарезал верховную жрицу и торжествующе поднял вверх ее отсеченную голову.

– Теперь Парис говорит, что рассказ царя воистину удивителен, – продолжил Эней. – Он спрашивает, нельзя ли ему собственными глазами увидеть этих странных женщин. А царь…

Но дальше Энею нечего стало переводить, потому что Агамемнон вдруг щелкнул пальцами и согнувшийся едва ли не пополам слуга умчался куда-то и почти сразу вернулся, ведя с собой молодую женщину в белом платье.

Мирина узнала ее уже по походке. Девушка неуверенно цеплялась за руку слуги, понимая, что тот ведет ее в какое-то незнакомое ей место. И вид этой девушки заставил Мирину вздрогнуть от боли и облегчения одновременно, потому что это была Лилли.

Глава 22

Увы, увы! Государь, государь!

Как оплачу тебя?

Как поведаю сердца кручину?

Ты лежишь бездыханный, в паучьих сетях, —

В святотатственных путах, убитый!

Горе и стыд очам! Ложе позорное!

Пал, женой осетен вероломной,

Свержен ударом двойной секиры!

Эсхил. Агамемнон

Кносс, остров Крит

Быстренькая поездка в Микены, чтобы немножко поболтать с мистером Телемакосом, оказалась далеко не первоклассной, вопреки обещаниям Ребекки. Как только я согласилась поехать, моя подруга тут же исчезла и не появлялась по меньшей мере час. Когда же она вернулась, то была одета в изящную курточку и плотно прилегающий к голове кожаный шлем с большими очками.