Царская невеста

– Полно тебе смеяться, проклятый басурман! – сквозь зубы проговорила Маша, чуть не плача от того, что ее преследователь все же настиг ее, несмотря на все ее попытки избежать его общества. – Сам знаешь, от тебя, лютого зверя, приговорившего русских людей к мучительной казни, бежали я и послы!

– Слезай с дерева, поговорим спокойно, - миролюбиво предложил своей избраннице Ильдар. Он обошел яблоню кругом и убедился, что ему лезть на молодое тонкое дерево за девушкой будет глупостью – брякнутся они оба с большой высоты и хорошо, если только шишками на лбу отделаются. Оставалось надеяться, что ему все-таки удастся уговорить упрямую дочь воеводы Плещеева спуститься к нему вниз.

– Так я тебя и послушалась, подлый нерусь, - с вызовом ответила девушка, продолжая от отчаяния честить своего преследователя на все лады. – Нет, лучше до посинения буду на яблоне сидеть, чем в завязанном мешке на дне реки-Оки утопленницей лежать, окаянный убивец!

– Сильно тебя сумела напугать моя мать и ты во всякие небылицы поверила, - покачал головой хан Ильдар. Обидные слова Маши его не задевали, отскакивали, словно незрелый горох от брони его спокойствия и мужской выдержки. – Спускайся вниз, душа моя, не бойся. Я согласен!

– С чем ты согласен, владыка Ильдар? – настороженно спросила Маша. Не верилось ей, что молодой хан, которого она обманула и сильно одурманила накануне искренне желает пойти с ней на мировую.

– Я согласен креститься и обвенчаться с тобой в православном храме, - терпеливо произнес влюбленный хан. – Ради тебя, любовь моя, готов отказаться от всех гурий рая!

Маша замерла, не зная стоит ли ей доверять своему преследователю или нет. Однако лицо Ильдара не выражало никакой злости, во его взгляде, устремленном на нее она видела лишь нежность и понимание. Тут в настроении девушки произошла разительная перемена, страх за свою жизнь отступил и ее сердцем вновь овладело любовное томление. Она так быстро устремилась вниз к любимому, что едва не упала с яблони, но Ильдар успел подхватить на лету свое сокровище и крепко прижать к груди.

Начало темнеть, и они решили переночевать в лесу, отдохнуть под сенью лесных деревьев от волнений дня, прежде чем утром вернуться в Касимов. Молодой хан сильными руками наломал много веток, сделав из них своего рода подстилку для Маши, предохраняющую от прикосновения с холодной ночной землей. Также он подстрелил крупного рябчика, разжег огонь с помощью походного кресала и нанизал на два прутика кусочки из вырезанного филе убитой птицы. Когда мясо зажарилось, он протянул один прутик Маше и сказал, улыбаясь:

– Отужинай, душа моя! Прости, что не догадался захватить хлеба.

– Мне этого вполне достаточно, - заверила его девушка, с аппетитом поедая сочное мясо. Остатки рябчика достались Пардусу, который тоже урчанием выразил удовлетворение хозяйской добычей.

После ужина Ильдар лег спать на противоположной от Маши стороне костра. Ночь была такой же безлунной, как и прошлая, лишь в вышине величественно мерцали многочисленные звезды. Вокруг было тихо, лесные звери боялись близко подходить к горящему костру, в который молодой татарин предусмотрительно положил много еловых веток, но Маше все равно не спалось. Она никогда еще не ночевала в непосредственной близости от молодого мужчины, и неясное беспокойство не давало сомкнуть ей глаза.

Молодой хан тоже не мог заснуть. Он чутко прислушивался к неровному дыханию девушки и наконец, не выдержав, спросил:

– У тебя дурманящий порошок закончился, любовь моя? Что ты все крутишься и не спишь?

Маша схватилась рукой за мешочек и охнула. Завязка ослабла и почти вся горсть с беленой, что дал ей для самозащиты предусмотрительный дьяк Поликарпов, просыпалась на землю.

– Да не бойся, не трону я тебя до свадьбы, - успокаивающим тоном сказал ей Ильдар. Его любовь обрела такую силу, что ему интересы его невесты сделались намного важнее собственных и он был готов на любую жертву ради нее, даже на длительное воздержание. – Признаю, неправильно вел себя, желая взять тебя силой, против твоей воли. Больше, клянусь, никогда так не поступлю и ничем не смущу твое женское сердечко.

– Ах, если бы ты знал, владыка Ильдар, как сильно я хочу, чтобы ты меня трогал! – вырвалось у Маши и она проворной белкой метнулась к своему избраннику. – Хоть один раз обними меня и поцелуй! Невеста я тебе или нет?

– Машенька, ты в самом деле этого желаешь? – дрогнувшим голосом спросил ее Ильдар.

Маша от избытка чувств не в силах вымолвить ни слова только кивнула головой. Молодой хан, не помня себя от счастья, крепко обнял девушку и прильнул к ее податливым, ждущим его ласк губам. Их души словно слились в одну бурную реку взаимной страсти, нескончаемым потоком уносившего влюбленных в очарованную даль. Но тут грозно зарычал гепард, ревнуя своего любимого хозяина к малознакомой девице, и Ильдар, оторвавшись от Маши, с упреком сказал ему:

– Не рычи, негодяй, я и тебе подругу найду!

Непредвиденное вмешательство Пардуса заставило влюбленных чуть остыть и вернуться к благоразумию, однако молодой хан так и не нашел в себе силы выпустить любимую невесту из своих объятий. Маша лежала обогретая с одной стороны все еще горящим костром, с другой стороны спящим женихом и чувствовала себя как никогда защищенной, согретой и счастливой. Бесконечное звездное небо темной пеленой укрывало их обоих, и девушка верила, что это звездное одеяло навсегда укрыло их от горя и несчастий.

Утром Ильдар сел на буланого коня, посадил Машу впереди себя и они с надеждой на лучшее тронулись в обратный путь. Былой тревоги и волнений, испытанных накануне как небывало, наоборот, влюбленные с оптимизмом думали о своем возвращении в Ханский дворец . Касимовский царь знал окрестные леса как свои пять пальцев, что позволило ему успешно выбрать кратчайшую дорогу в город.

По прибытии в Касимов молодой властитель объявил своим советникам о своем решении креститься в православную веру и жениться на русской девице, присланной ему царем Алексеем.

– Те, кто желает могут вместе со мною стать православными людьми и остаться у меня в услужении, но неволить никого не буду, поступайте по своему разумению, - предложил он слушателям под конец речи.

Неожиданная новость до того огорошила придворных Ханского дворца, что они долгое время потрясенно молчали, не зная, что им думать и что сказать по этому вопросу. Больше всего расстроился решением владыки главный муфтий Касимовского ханства. Едва молодой хан удалился в свои покои, он поспешил на женскую половину дворца, к правительнице, надеясь, что та сможет уговорить своего сына пересмотреть свое решение, в корне меняющее его жизнь.

Фатима-Султан в это время отдыхала в большой беседке дворцового сада, набираясь сил перед совершением в мечети коллективной пятничной молитвой Джума-намаз. Двенадцать самых миловидных прислужниц Ханского дворца окружали правительницу, готовясь выполнить любой ее приказ, одна доверенная служанка держала в руках любимую белую кошку госпожи, а другая протягивала султанше поднос с отборным рахат-лукумом, изготовленным по арабскому рецепту.

Муфтий так спешил к правительнице, что чуть не потерял по дороге тюрбан, однако хотя его головной убор остался на месте, вид у него сделался совсем плачевным, когда он добрался до беседки.