Царская рать
Шрифт:
Было уже шесть часов вечера.
После светлой кухни в рубке было полутемно. В потемневшем небе уже зажглись звёзды, и автоматика привела освещение в соответствие с наружным.
– Садись сюда, Кира, – позвал Торстен, усаживаясь перед почти невидимым пультом с мерцающими светлячками пастельных кнопок.
Доктор Уэрр ещё не пришёл.
– Я лучше здесь, – сказала она и ощутила прикосновение прохладной глубины кресла в тени кожаной ниши.
Она была в шортах и рубашке с короткими рукавами. Эту форму называли «пляжной». Форма № 7. Для конторской
«Интересно получается, – подумала Кира, забравшись с ногами в гостеприимное кресло, – эта штука на равнинах качается точно, как корабль… степной корабль.»
Перед ними синело тёмное небо с редкими и невообразимо яркими звёздами. А внизу покачивался всё ещё видимый травяной простор. Был самый конец сумерек.
Эта система была на краю ветки.
«Вот ведь как бывает», – подумала она.
Она попыталась представить себе тех, кто будет здесь обитать через сотни тысяч лет. А точнее, через миллион триста тысяч лет.
«Сотни тысяч лет, – медленно повторила она про себя, стараясь вникнуть в смысл этих слов. – А может, и не будут, – подумала она вопреки всем урокам и учителям. – Мало ли что».
Торстен за высокой спинкой был виден на фоне звёзд. Она только теперь заметила, что внутренний свет совсем иссяк. Постепенно, по мере наступления ночи снаружи.
«Как ручеёк воды из пересохшей лужи… или моря. Нет, геоплан всё-таки лучше», – подумала девушка в кресле.
– Сумерничаете? – спросил доктор Уэрр, остановись посередине рубки.
«Торстен звонок отключил», – подумала Кира.
Несмотря на незаметно спустившуюся ночь, было всё так же тепло. Уэрр неслышно прошёл к пустующему сиденью слева от Торстена, и оно слегка закачалось в полутьме. Со своего места Кира видела две тёмные головы за кольцами подголовников. Одна из них чуть покачивалась на фоне серо-синего неба. Уэрр сразу же перевёл своё кресло в жёсткое положение.
А больше всего он любил сидеть на стульях.
Тишину нарушал лишь шелест ветра и шорох потемневшей саванны. Едва слышный рокот машины уже не воспринимался сознанием.
«Скоро будут сутки, как мы едем, – подумала Кира. – И чего они молчат?..»
– Доктор Уэрр, скажите, это ваше имя или фамилия? – спросила она.
– Фамилия, Кира, – сказал Уэрр.
– А какое ваше имя?
– Лингамар, – сказал Уэрр.
– Можно, я вас буду так называть?
– Не стоит, Кира, – ответил Уэрр своим мягким голосом.
– А почему?
Доктор в полутьме ничего не ответил. Вероятно, он и сам не знал, почему. Ну, может быть, догадывался… но не очень чётко.
– А почему, доктор? – повторила Кира.
Молодёжь иногда бывает очень настырна.
– Чего пристала? – сказал Торстен. – Меня тоже все не по имени называют.
– Это было бы непедагогично, Кира, – мягко сказал Уэрр.
– При чём тут ты? – возразила Кира из темноты позади.
Звёзды были такие яркие, что освещали серебристую саванну не хуже луны. Было
новолуние. Издалека раздался трубный рёв, и через три секунды повторился. Он был такой же тихий, как их разговор, и девушке показалось, что к ним прибавился ещё один собеседник.«С хоботом», – подумала она.
Сверху на неё повеяло ветерком. Действовала программа естественной вентиляции. А на кухне пахло печёными яблоками.
За ужином.
– А почему непедагогично? – спросила она.
– Потому что я старше вас в два раза, Кира.
– В два с половиной, – добавил Торстен.
– В два с четвертью, – сказала она. – Тридцать восемь плюс шесть.
– Математик, – хохотнул Торстен. – Тогда уж в два с третью.
– Сам ты математик, – серьёзно сказала она.
Доктор Уэрр сидел и смотрел вперёд, а Торстен повернулся на кресле к нему лицом, и Кира теперь видела в свете звёзд его точёный профиль.
«Как на монете», – подумала она.
– Доктор, как вы думаете, а в чём счастье? – спросила она.
Раздался истошный визг, похожий на мяуканье, и вездеход почти незаметно покачнулся. Машина шла в маршевом режиме.
То есть, скрытно.
«Переехали кого-то», – подумала Кира.
Доктор Уэрр поморщился в темноте.
Рука Торстена мелькнула как тень к пульту и осталась лежать на нём. Пульт спокойно мерцал слегка разноцветными светлячками кнопок. Начавшийся трубный зов вдруг стал вдвое тише и дальше.
– Ты хочешь сказать, в работе или любви? – спросил доктор Уэрр, не оборачиваясь.
Но он бы и так её не увидел.
– Да, – слегка запнулась она.
Она этого не ожидала. К Торстену он иногда обращался на «ты», как своему старому товарищу. Но к девушкам – никогда.
– И там, и там, Кира, – сказал Уэрр. – Насколько я знаю по опыту.
– А что вы думаете? – спросила она.
«Вот ненормальная», – подумал Торстен.
Перед ним на ленточном сенсорном экране пульта стояла зелёная надпись «32 км/час» в тонкой светящейся рамке такого же цвета.
– Я думаю, сначала мы спросим у Торстена, – промолвил доктор.
Его голос показался ей вкрадчивым.
– В данном вопросе я как и вы, – сказал в темноте Торстен.
Кира опять видела его чёткий профиль.
– Только я ещё не влюблялся, – добавил он. – Бог миловал.
Все дружно рассмеялись, включая и самого Торстена.
– А теперь пусть она сама скажет, а, доктор? – сказал он, как будто на собрании.
– Нет, так нечестно, – сказала она. – Я первая спросила.
– Ну мы тебе и сказали.
– А я спросила теоретически, а не практически.
– Это как понимать? – добродушно поинтересовался Уэрр и всё же повернул своё кресло так, чтобы видеть и Киру и Торстена.
Теперь они составляли узкий равнобедренный треугольник во главе с Кирой в обширной и тёмной кожаной нише позади них. Вообще-то здесь был такой же свет, как снаружи от звёзд. Но горел только ночник. С потолка шёл его голубоватый свет.
– Не на опыте, а просто, – сказала она.
– Кхм, – кашлянул Уэрр.