Царская Россия накануне революции

 - В чем дело?

 – Вы знаете, что против Сазонова давно ведется кампания, и вы знаете - кем. Его недавний успех по польскому вопросу теперь использовали против него. Из слов лица, очень ему преданного и вполне внушающего доверие, я заключаю, что его величество решил его отставить.

 Если такой осторожный и сдержанный человек, как Нератов, так говорит, значит нет никаких сомнений.

 Мы оба, Бьюкенен и я, хорошо понимаем, какие это повлечет за собой последствия. Нам нечего совещаться.

 Бьюкенен спрашивает:

 - Не думаете ли вы, что г-н Палеолог и я могли бы оказать некоторое влияние на решение вопроса об отставке Сазонова?

 - Может быть.

 - Но что же предпринять?

 Чтобы иметь время собраться с мыслями, я прошу Нератова точно передать мне сообщенное ему неприятное известие.

 - Лицо, передавшее мне это сообщение, - говорит он, - видело проект письма, которое его величество повелел приготовить. Оно изложено в лестном тоне; Сазонов освобождается от его обязанности в виду состояния его здоровья.

 Я ухватываюсь за эти последние слова. Они могут, по-моему, служить законным поводом для вмешательства послов Франции и Англии. Затем тут же, за столом Нератова, я составляю текст телеграммы от Бьюкенена и от себя нашим военным миссиям в Могилев, предлагая им ознакомить с этими телеграммами министра двора. Вот их содержание:

 "Мне сообщают, что Сазонов, по состоянию своего здоровья, подал прошение об отставке его величеству. Благоволите совершенно официально проверить у министра двора, насколько верно это известие".

 "Если это действительно так, то благоволите немедленно указать Фредериксу, что достаточно одного слова ободрения со сторону его величества, чтобы Сазонов сделал над собой новое усилие, которое дало бы ему возможность довести свое дело до конца".

 "Английский посол и я очень встревожены тем впечатлением, которое произведет в Германии отставка русского министра иностранных дел; ибо усталость его является недостаточным поводом для объяснения его ухода".

 "В наступающий решительный час войны, все, что рискует показаться изменением политики союзников, могло бы, повести за собой самые неприятные последствия".

 Нератов вполне одобряет телеграмму. Мы с Бьюкененом возвращаемся в посольство и отправляем телеграммы в Могилев.

 Днем я узнаю из очень верного источника подробности интриги против Сазонова. Та, кто мне их сообщает, еще не знает, как далеко зашло дело; я же ей не сообщаю того, что мне известно. Но она говорит мне:

 - Положение Сазонова сильно пошатнулось; он утратил доверие их величеств.

 - Но что же ставится ему в вину?

 - Его упрекают в неумении ладить со Штюрмером и в слишком большом умении ладить с Думой. Затем, его ненавидит Распутин, а этого достаточно.

 - Значит, императрица и Штюрмер действуют вполне заодно?

 - Да, вполне. Штюрмер большой хитрец; он уверил ее, что одна она может спасти Россию. И вот она сейчас и занята спасением России - для этого вчера вечером неожиданно уехала в Могилев.

Пятница, 21 июля.

 Наступление русских в Армении блестяще развивается.

 На черноморском побережье они заняли Вакси-Кебир, к западу от Трапезунда; передовые части дошли до долины Келкит-Ирмак.

 Взятие Гемиш-Кане отдает в их руки большую дорогу из Трапезунда на Эрверум с разветвлением на Эрзингиан. Быстрым движением по долине Верхнего Евфрата они угрожают этому городу.

Суббота, 22 июля.

 Генерал Жанэн и генерал Уильяме передали министру двора полученное ими сообщение. Вот ответ, полученный от генерала Жанэна:

 "Министр двора, хотя не во всем согласен с Сазоновым, уже указал императору на то, что его отставка, при теперешних обстоятельствах, произведет неблагоприятное впечатление. Император ответил, что чрезмерное утомление Сазонова, лишающее его сна и аппетита, не позволяет ему продолжать его работу; кроме того, его монаршее решение принято бесповоротно. Все-таки, граф Фредерике обещал показать императору подлинные телеграммы английского и французского послов, но он прибавил, что он не просит его величество отвечать на них".

 Сазонов еще в Финляндии; он вчера узнал о своей отставке. Он принял это известие спокойно и с достоинством, как этого можно было ожидать от него.

 - В сущности, - сказал он, - его величество поступил правильно, отказавшись от моих услуг - слишком по многим вопросам я расходился со Штюрмером.

 К вечеру Нератов сообщил мне, по особому распоряжению его величества, что уход министра иностранных дел ни в чем не изменит внешней политики России.

Воскресенье, 23 июля.

 Сегодня в утренних газетах официально сообщается об отставке Сазонова {Вот текст высочайшего рескрипта на имя Сазонова:

 "Сергей Дмитриевич. Посвятив себя, с начала вашей государственной службы, внешней политике, вы несли важные обязанности в дипломатической области. В 1910 г. я призвал вас на ответственный пост министра иностранных дел. Исполняя трудные обязанности по управлению означенным министерством, вы с неустанным рвением в точности выполняли мои указания, внушенные требованиями справедливости и чести вашей дорогой родины.

 К сожалению, состояние вашего здоровья, пошатнувшееся под влиянием непосильного труда, заставило вас просить меня об освобождения вас от возложенных на вас обязанностей.

 Снисходя к вашей просьбе, я считаю своим долгом выразить вам искреннюю благодарность за вашу усердную службу. Пребываю, к вам неизменно благосклонный и искренно благодарный

Николай

 Ставка, 7 июля 1916 г. } и о замене его Штюрмером. Комментариев в газетах никаких.

 Я обедаю сегодня в Царском Селе у великой княгини Марии Павловны, вместе с княгиней Палей, Нарышкиной и свитой.

 После обеда великая княгиня уводит меня в глубину сада, приглашает сесть около себя и беседует со мной.

 - Вы не можете себе представить, как меня огорчает настоящее и как беспокоит будущее. Как, по вашему мнению, это произошло? Я вам расскажу то немногое, что знаю сама.

 Мы сообщаем друг другу то, что мы знаем. Вот к чему мы приходим:

 Император был вполне согласен с Сазоновым в вопросах внешней политики, так же и в польском вопросе, так как император разделял его взгляды и даже поручил ему написать манифест к польскому народу. По поводу внутренней политики Сазонову не приходилось высказывать своих либеральных взглядов, да и он мог говорить только как частный человек, а взгляды его самые умеренные. Он был в прекрасных отношениях с генералом Алексеевым. Поэтому, наделавшую шуму отставку нельзя объяснить никакими явными причинами. Напрашивается, к сожалению, единственное объяснение, а именно то, что камарилья, орудием которой является Штюрмер, захотела захватить в свои руки министерство иностранных дел. Распутин уже несколько недель как твердит: "Надоел мне этот Сазонов, надоел..." По настоянию императрицы, Штюрмер отправился в Ставку просить отставки Сазонова. Императрица сама затем поспешила на помощь. Император уступил.