Царская Россия накануне революции

 Великая княгиня, заканчивая беседу, спрашивает меня:

 - Значит, у вас такое впечатление, что дела плохи?

 - Да, очень не хороши. При французской монархии тоже уволили, под влиянием придворной клики, прекрасных министров, это были Шуазель и Неккер. Ваше высочество знаете, что случилось потом...

 На Волыни, при слиянии Липы и Стыри, армия генерала Сахарова разбила австро-германцев; взято в плен 12.000 человек.

Среда, 25 июля.

 Я сегодня телеграфировал в Париж:

 "По отношению к будущему я смотрю на создавшееся здесь положение так:

 "Я не предвижу никаких изменений ни немедленных, ни в ближайшем будущем, во внешней политике России; заявление императора, переданное мне 22 июля Нератовым, внушает мне полную уверенность для настоящего времени. По всей вероятности, официальные действия императорской дипломатии будут продолжаться в прежнем направлении. Но следует ожидать появления в м-ве иностр. дел новых лиц и иного настроения. Наши переговоры отныне не останутся тайной для некоторых германофильски настроенных лиц, которые, поддерживая косвенные связи с немецкой аристократией и финансовыми кругами и питая отвращение к либерализму и к демократии, являются полными сторонниками, примирения с Германией".

 "В настоящее время эти лица могут действовать только окольными путями, и очень осторожно, в желательном для них направлении. Национальный подъем еще настолько велик, что играть в открытую для них невозможно. Но если через несколько месяцев, к началу зимы, наши военные успехи не оправдают наших надежд, если русская армия будет иметь больший успех, чем наша, тогда немецкая партия в Петрограде станет опасной благодаря поддержке со стороны своих сообщников в министерстве иностранных дел".

Среда, 26 июля.

 В газетах сообщается, что бывший военный министр Сухомлинов перевезен из Петропавловской Крепости в психиатрическую лечебницу вследствие нервного расстройства.

 По моим сведениям, у него только неврастения. Впрочем, никто не придает веры такой мотивировке его перевода.

Четверг, 27 июля.

 Полковник Рудеану, румынский военный атташе в Париже, заключил соглашение с делегатами союзных главных штабов. По этому соглашению, Румыния обязуется выставить армию в 150.000 человек для немедленного нападения на болгар; одновременно должно начаться наступление Салоникской армии. Это соглашение, которым регулируются отношения между обеими группами войск, подписано 23 июля.

 Таким образом, предполагается движение с двух сторон по направлению к Софии; идея очень хороша; ее исполнение оправдает наши продолжительные операции у Салоник.

 Но вчера, из секретного источника, я узнал, что румынское правительство не только не думает немедленно выступить против Болгарии, а напротив, ведет тайные переговоры с царем Фердинандом. Это известие отчасти подтверждается телеграммой, полученной Бьюкененом от английского посланника в Букаресте; по словам этой телеграммы, председатель румынского совета министров никогда не допускал мысли о выступлении против Болгарии или даже об объявлении ей войны.

Пятница, 28 июля.

 Русский посол в Букаресте, Поклевский, телеграфировал, что Братиано категорически отказывается выступить против Болгарии. Английский посланник, сэр Джордж Барклей, настаивает на необходимости для держав согласия отказаться от требования наступления на Болгарию: иначе возможна "безвозвратная потеря надежды на содействие Румынии". Бьюкенен и я обсуждаем этот вопрос с Нератовым. Он считает, что союзные державы должны требовать от Братиано исполнения требований, изложенных в конвенции Рудеану. Бьюкенен поддерживает мнение Барклея. Я разделяю точку зрения Нератова.

 Я напоминаю о всех жертвах, принесенных Францией для поддержки интересов союзников на Балканском полуострове:

 - Французское общественное мнение, - говорю я, - никак не сможет понять наступления от Салоник без одновременного выступления на Дунае. Оно будет возмущено при мысли, что французские солдаты будут гибнуть в Македонии для того, чтобы дать возможность Румынии легче присоединить к себе Трансильванию. Я не великий знаток стратегии, но думаю, что Румынии самой было бы важно обеспечить себя от болгар, прежде чем заходить на север от Карпат. Что касается предположенных секретных переговоров между Букарестом и Софией, то я уверен, что они ни к чему не приведут. Я был бы в отчаянии, если бы они удались; в таком случае, все болгарские силы обратились бы против салоникской армии.

 Нератов вполне со мной согласен.

Суббота, 29 июля.

 Русская армия одержала вчера крупную победу под Бродами в Галиции.

 Сегодня днем у меня был с официальным визитом Штюрмер. Он, как всегда, слащав и церемонен. Он мне сказал, что, поручая ему министерство иностранных дел, император предписал ему держаться той внешней политики, как и раньше, т.-е. действовать в полном единении с союзниками.

 - Я особенно хочу, - говорит он, - быть заодно с правительством Республики, потому прошу вашего содействия и полного доверия с вашей стороны.

 Я благодарю его за это пожелание, уверяю его в своем дружеском рвении к совместной работе, и поздравляю со счастливым предзнаменованием, - победой у Брод, - при котором он начинает свою деятельность.

 Затем я стараюсь навести его на объяснение о конечных целях его политики и об его взгляде на будущую судьбу Германии. Мне показалось, что у него смутное представление об этом вопросе, он даже, по-видимому, не знает личного мнения императора; но все же, он произносит слова, которые я слышал несколько раз от государя:

 - Никакой пощады, никакой милости для Германии!

 Он прощается со мной, расточая приторные любезности. На пороге еще раз говорит:

 - Никакой пощады, никакой милости Германии.

Воскресенье, 30 июля.

 Английское правительство просит русское правительство не настаивать на наступлении Румынии на Болгарию.

 Меня спрашивает по этому поводу Нератов, и я повторяю ему те же доводи, что и третьего дня. Говорю, что я вообще не могу понять, зачем посылать 50.000 русских в Добруджу, если они там будут бездействовать, в то время как на салоникскую армию будет направлен весь удар болгарских сил.

 В течение дня Нератов сообщает мне, что генерал Алексеев не допустил бы посылки 50.000 русских в Добруджу, если задачей им не было бы поставлено немедленное наступление на Болгарию.

Понедельник, 31 июля.

 Русское наступление продолжается на фронте в 150 километров; русские войска на Волыни и в Галиции отбросили австро-германцев к Ковелю, Владимиру-Волынску и Львову; захвачено 60.000 пленных. С начала этой крупной операции русские взяли в плен 345.000 человек.