Царский пират

Оставив старшего сына за себя разливать пиво и получать монеты, Рейн вышел навстречу гостям и, опасливо озираясь, сказал:

– Привет, Лембит, давненько не виделись. Куда ты запропастился? Ходили слухи, что ты сгинул в море. Врали, как видно. Кто это с тобой? – он бесцеремонно уставился на Лаврентия.

– Ларри из Паламузе, – нашелся Лембит, случайно вспомнив название дальнего хутора, где никто из здешних жителей не бывал. – Он ижорец.

– А-а, – рассеянно протянул кабатчик, утратив к незнакомцу всякий интерес: – Да, плохие времена нынче пошли. Война, одно слово.

– Ну, для тебя-то, кажется, времена вполне хорошие, – заметил Лембит, обводя взглядом наполненный людьми зал харчевни. – Выручка, небось, большая?

Рейн уклончиво промолчал и деловито нахмурился: никто не любит, когда начинают считать деньги в его кармане.

– Вам пива? – спросил он, наконец, когда посчитал, что долг вежливости исполнен. – Только я посажу вас вон в том дальнем углу, ладно? Там темновато и дует из-за щели в стене, но все равно – вам там будет лучше. Если будете сидеть на виду, солдаты к вам наверняка привяжутся. А тогда вам несдобровать. Да и мне тоже – все мои кружки разобьют о ваши головы.

Он засмеялся и отвел гостей в тот самый дальний угол, где стоял стол, за которым пили пиво местные жители. Их было немного: двое рыбаков, которых Лембит знал, и пожилой бродяга, незнакомый ему.

Рыбаки, уставшие друг от друга, обрадовались возможности поговорить с Лембитом из Хявисте и с Ларри из Паламузе – свежими людьми. Разговор завязался быстро, тем более что по военному времени новостей было много.

Старый бродяга сидел над своей кружкой пива и никак не участвовал в разговоре. Казалось, он вообще безразличен к окружающему, настолько отрешенный был у него вид. Впрочем, никто особенно и не рвался завязать с ним беседу: о чем добрым хозяевам говорить с бродягой?

Оборванный старик только раз метнул взгляд в сторону вновь пришедших, а затем отвернулся и продолжал сидеть, свесив крючковатый нос в свою кружку. Бродяга производил отталкивающее впечатление: губы у него были мокрые, он их постоянно облизывал, далеко высовывая язык. Лицо, изборожденное морщинами, было вдобавок покрыто угрями, а гноящиеся серые глаза слезились.

Он пил пиво мелкими глотками, постоянно давясь и кашляя…

Внезапно Лаврентий ощутил знакомое и пугающее чувство в груди. Прислушавшись к себе, он осознал – это волшебный камень, подвешенный в мешочке. Камень-Алатырь нагревался!

Но почему?

Лаврентий повнимательнее глянул на сидевших рядом рыбаков и понял, что ни один из них не похож на владельца волшебного камня. Значит, вот этот неопрятный старик? Но он был похож еще меньше…

А камень нагрелся так сильно, что уже жег грудь колдуна. Просунув руку под рубаху, Лаврентий сжал раскалившийся камень, как бы спрашивая у него, откуда грозит опасность.

В этот миг старик поднял голову и пристально посмотрел колдуну в глаза.

– Чувствуешь? – спросил он негромко, шамкая беззубым ртом. – Я давненько тебя поджидаю! Но дождался, как видишь.

У Лаврентия похолодело все внутри от недоброго предчувствия.

– А зачем ты меня ждал? – осторожно спросил он, пытаясь заглянуть в слезящиеся мутные старческие глаза: – Дедушка, чего тебе от меня надо?

Он старался говорить спокойно, но зуб на зуб у него не попадал, потому что приближение зла карельский колдун умел чувствовать хорошо. И сидящий напротив старик это увидел. Он усмехнулся своими тонкими мокрыми губами и ответил:

– Не только от тебя, колдун, не только. От капитана твоего, и от сотника, и от девки-предательницы, которая вам помогла. Всех вас я дождался. Теперь уж не уйдете!

Лицо старика в мгновение ока преобразилось. Оно изменялось прямо на глазах у онемевшего Лаврентия. Это произошло в один миг: кожа на лице разгладилась, исчезли морщины, нос сократился в длине, а глаза престали слезиться. По другую сторону стола перед Лаврентием сидел капитан Хаген.

Это длилось всего одно мгновение, а в следующее старик-бродяга встал из-за стола и молча направился к выходу шаркающей и ковыляющей походкой. Это вновь был никчемный бродяга – грязный и запущенный.

Лаврентий вскочил, чтобы догнать Хагена, который уже снова не был Хагеном. Колдун был не готов к столь стремительным преображениям и растерялся. Он даже не знал, что станет делать, когда догонит. Задушит прямо здесь и сейчас? Ударит? Убьет?

Но ничего этого не случилось. Вскочив, Лаврентий поскользнулся, а затем долго выбирался из-за длинного стола. Когда он, наконец, выскочил наружу, никакого старика-Хагена и в помине не было, а на месте его удалявшейся фигуры сейчас шел ливонский солдат в кожаном колете и металлическом шлеме с пивной кружкой в руках…

Никто, кроме самого Лаврентия, ничего не заметил. Лембит был увлечен беседой со своими знакомыми, а всем остальным вообще не было дела до какого-то бродяги.

– Вот я и боюсь теперь, – закончил колдун свой рассказ. – Боюсь, что Хаген нападет неожиданно. Он может изменяться, может менять свой облик. Как быть к этому готовым?

– Никак, – пожал плечами Степан. – Ты хорошо сделал, что никому об этом не рассказал. Незачем пугать людей, тем более что мы и сами не знаем, как быть с таким Хагеном. Будем начеку, нам все равно больше ничего не остается. А наших планов это не должно изменить.

Больше друзья не говорили об этом, но, несмотря на внешнее спокойствие, рассказ Лаврентия произвел на капитана тяжелое впечатление.

Следовало решить, как двигаться к Ивангороду. Легче всего было войти в Нарову прямо на бриге и подняться по ней. Ливонские и шведские корабли так и делали, но Степан поостерегся. Причалить возле Ивангорода означало сначала пройти мимо Нарвы, а затем встать прямо на виду у врага. Достанут ли нарвские пушки до брига? Если достанут, то стоит «Святой Деве» приблизиться к Ивангороду, как в считаные минуты снаряды, пущенные из нарвской крепости, разнесут ее в щепы…