Царствие Хаоса
Шрифт:
— Пятница, мне нужно тебя кое о чем спросить.
Я высыпаю еще пакет подсластителя в кофе.
— Я думаю, ты можешь мне помочь найти одну мою подругу. Она должна сейчас жить рядом с университетом. Ее зовут Ванесса. Ванесса Новак.
— Почему ты думаешь, что я ее знаю? — Я слизываю каплю слишком сладкого кофе с конца чайной ложки.
— Прошлой ночью, в машине по дороге домой, ты просила меня слушать воду.
Я стараюсь говорить равнодушным голосом:
— Зачем бы мне такое говорить?
Она убирает руки со стола и, упирая их в бедра, выпрямляется в полный рост. Довольно впечатляющий. Но я не уверена, что
— Моя подруга, Ванесса, думает, что в дожде что-то есть. Не кислота. Машины. — Она облизывает губы кончиком бледно-розового языка. — Типа микроскопические механические вирусы. Они ищут минералы, элементы, с помощью которых создают новые машины, подобные себе. Она говорит, что можно услышать, как они работают над городом. Переваривают, не разъедают предметы. — Она подносит чашку к губам, но не пьет. — Она когда-нибудь говорила тебе такое?
— Я не сказала, что твоя подруга вообще говорила мне хоть что-нибудь.
— Я беспокоюсь о ней, Пятница. Мы были… друзьями… в Колорадо. Она довольно неожиданно исчезла, когда начался дождь. Сбежала из своей лаборатории как раз тогда, когда правительство, по слухам, выплатило им большую сумму денег. Люди думают, она что-то знала. Или напряжение свело ее с ума.
Сегодня утром особенно громко. Так ведь она сказала? Ванесса? По мне, так это прозвучало безумно. И эта женщина, с ее сине-черными волосами и татуировками, похожими на город, съеденный кислотой, звучит так же. На грани. У обрыва.
— Так она права, твоя подруга? — спрашиваю я. — Насчет этих машин?
— Может быть. Я диджей, а не ученый. Откуда мне знать?
Диджей, который дружит с Ванессой. Машины переваривают город. Не знаю, что из этого звучит более невероятно.
— Ну это чертовски страшно, — говорю я.
Я забираю рисунок и оставляю свой слишком сладкий кофе на столе.
Моя комната выходит прямо в прихожую, как будто архитектор решил добавить ее к плану дома в последний момент. В прихожей — пол из плитки, вешалка и кожаный барный табурет, на котором стоит обувная коробка, куда Фелисити бросает перчатки, бумажник, ключи и прочую мелочовку. Поверх этой кучи я вижу незнакомое мне кольцо с черной кожаной вставкой, браслет с подвеской в виде крохотного меча и ключ с простым черным бантом. Бросаю его себе в карман и иду к двери.
7
Нагльфар (норв. Naglfar) — корабль в скандинавской мифологии, сделанный целиком из ногтей мертвецов.
Фургон «Грей Сити», припаркованный через улицу, пуст. Значит, мы планируем провести еще одну ночь в том же месте. Один из команды, должно быть, остался на ночь в Святой Марии, чтобы присматривать за оборудованием. Сметаю с водительского сиденья пластиковые стаканы и пустые сигаретные пачки, проверяю датчик бензина — на середине шкалы — и завожу двигатель.
«Отлично», — думаю я и, возможно, даже говорю это вслух.
Проезжаю четыре квартала, затем поворачиваю, останавливаюсь перед старым кирпичным домом с рваными зелеными маркизами над окнами первого этажа. Я набираю горсть гравия и бросаю камушки один за одним в эркерное окно над
дверью, пока наконец кто-то не выглядывает наружу. Торчок-близнец номер три, на этот раз — девушка.— Мне нужен Клауд, — кричу я.
— Господи, да ты что? Посмотри на небо. Скоро дождь пойдет!
— Я в машине.
Качая головой, она захлопывает окно. Тридцать секунд спустя Клауд сбегает вниз по ступенькам, на ходу натягивая ветровку.
— Ты знаешь Ванессу Новак? — спрашиваю я.
Продевая вторую руку в рукав, он садится на переднее сиденье рядом со мной.
— Умную подружку Фелисити? Чинит технику, ненавидит вечеринки? — Он оглядывается на заднее сиденье. — Боже, Пятница, скажи, что ты не украла фургон у «Грей Сити».
— Я его потом верну. И да, та самая Ванесса. Диджей «Грей Сити»… — Только сейчас я понимаю, что не спросила ее имя, и гадаю, знает ли его Клауд. — Она сказала, что они были подругами, когда жили на западе. Она ее разыскивает.
— И что?
— И что? Ты можешь представить себе ее и Ванессу подругами? Я — что-то не очень. Посмотрим, что думает об этом Ванесса.
И благослови его бог, он не спрашивает, зачем я тащу его с собой. Только усмехается и предлагает мне сигарету, найденную на полу.
Впервые за то время, что я знаю ее, Ванесса заперла дверь.
Заперла и забаррикадировала, насколько я могу увидеть, прижавшись лицом к дребезжащему оконному стеклу, затуманенному от влажности. Деревянные поддоны, терракотовые цветочные горшки с чем-то неразличимым, канистры с грязной водой кучей свалены у двери. Я готова начать хвалить себя за проницательность насчет диджея «Грей Сити» с ее ядовито-желтыми двуличными кораблями на тротуаре перед домом, когда чувствую на руке первую каплю дождя.
Холод, холод, холод — хуже, чем снег за шиворот, хуже, чем ссадить колено о ледяной асфальт. Температура не имеет к этому отношения, это отмирают нервы, это разъедается плоть, господи Иисусе. Лихорадочно вытираю руку о джинсы и слышу, как приглушенно ахает Клауд, стоящий на ступеньку ниже меня. Следующая капля ударяет меня в лоб. Успеваю натянуть капюшон.
И обрушивается чертов ливень.
Клауд прыгает вслед за мной на балкон, его рука вытягивается над моей головой. Пытается прикрыть меня своей ветровкой. Мило, но бесполезно.
Быстро, встав на колени, вытряхиваю все из своего рюкзака — старый музыкальный диск, айпод с мертвой батарейкой, кожаный бумажник с идентификационной карточкой штата Иллинойс и не очень много чего еще — оборачиваю холстом рюкзака свой кулак и ударяю в окно.
Стекло уже слабое, поеденное дождем, оно ссыпается внутрь, и осколки стекла орошают анемичные кустики помидоров и клочки лука.
Мы забираемся внутрь. Позади нас остаток стекла в верхней части оконной рамы падает вниз, как нож гильотины.
Сняв пиджак, вытираю лицо подкладкой. Пятно на тыльной стороне ладони выглядит ужасно: оно серое и начинает отслаиваться по краям, но я внушаю себе, что это лишь воображение.
— Молодец, — говорит Клауд. — Быстро сообразила насчет окна.
Я усмехаюсь.
— Ванесса съест меня живьем, когда увидит свои помидоры.
— Теперь скорее тебя, чем помидоры, — говорит Ванесса.
Она стоит в дверях теплицы, на каждую руку накинуто по грязному белому полотенцу. Похоже на крылья. Она выглядит как самый злой на свете рождественский ангел.