Царствие Снегиря
Шрифт:
– Но как и кем вы собираетесь обеспечить порядок и повиновение в этих лагерях?
Петров все еще сомневался.
– Я дам вам войска… Очень надежные… – ответил Олег голосом шара. Надежнее не бывает.
Если честно, то кабы не эта деревенщина ефрейтор Кандыба, то черта с два Колькины зэки сколотили бы этот помост! После того, как капитан Одинцов пристрелил бородатого контрика, зэки конечно стали крутиться-вертеться словно в задницу пчелой ужаленные, и подгонять не надо! Но дело в том, что половина зэков никогда не то что топора и пилы в руках не держала, но и вообще ничего тяжелее карандаша ручками своими беленькими не мацала… Хорошо, что Кандыба не забыл, как в деревне с батяней своим избы рубил, да еще хорошо, что среди контры двое оказались бывшими работягами метростроевскими. На них то все и выехало,
А с помостом, как и всегда у начальства – они кричат "давай – давай", стращают чуть ли не расстрелом, а сделали работу, так оказывается и никому не надо пока…
Когда последний гвоздь в пол помоста вколотили, и когда скобами закрепили брусья висельной рамы, Колька разрешил всем своим архаровцам курить, Кандыбу оставил за старшего, а сам пошел в сторону Исторического музея – искать товарища старшего лейтенанта Коломийца. Уже пройдя всю Красную площадь, заставленную дивизионными ЗИСами и какими то невиданными досель большими грузовиками, наткнулся на младшего лейтенанта Бойко – командира автороты. Тот стоял и пялился на большую шестиколесную машину, вроде той, что привозила давеча брус для виселицы. Спросил его, что за машины такие новые, не американцы ли прислали? Бойко плечами пожал и сказал так же как и комбат Одинцов – мол не надо задавать лишних вопросов, что кто будет язык распускать, тот в момент по ту сторону колючки окажется… А на вопрос, где Коломиец с Одинцовым, махнул рукой в сторону Манежной площади… Там смотри…
Выйдя на Манежную, Колька почувствовал, что рискует просто спятить – Москву было не узнать. Это была и Москва и одновременно не Москва. Какие то бассейны, фонтаны, статуи, а главное – новые высоченные дома по улице Горького и везде – надписи иностранные, вроде как по-немецки.
В городе повсеместно слышалась стрельба. Из автоматов и одиночными… А по Горького неровным строем – колонной по шесть, наши конвоировали каких то странных разношерстно одетых зэков… Колонна была большая – по шесть в ряд и длиной метров сто… Где то тысяча голов, отметил про себя Колька… И вообще далеко ему пройти не удалось – уже на углу возле большой серой гостиницы его остановил патруль. Хорошо, что это были наши из дивизии, а то бы заарестовали Кольку без пароля и без пропуска. Неча тут ходить – дуй бегом к своей команде, добродушно сказал ему старшина -начальник патруля. А нето и до греха недалеко – вишь какая херня то вокруг!
На этот день виселица с помостом начальству гак и не сгодились. Зато к вечеру подвезли походную кухню и накормили от пуза кашей с тушонкой. А еще дали на каждого бойца сухим пайком по две банки консервов, по две пачки заграничного печенья и по пачке сигарет… Чумные какие то сигареты – с одной стороны табак, а с другой – затычка вроде как из ваты… Это чтобы помногу не вдыхать, сказал Кандыба… Во – деревенщина!
А вообще, слава Богу все наконец то объяснилось! Ввечеру товарищ капитан Одинцов перед строем прочитал короткую политинформацию и потом огласил приказ главнокомандующего. Оказывается, два дня тому назад на Москву был сброшен немецкий десант, а в самой столице этот десант встречала пятая колонна всякой окопавшейся здесь буржуазной контры. Они то здесь и понавесили этих вывесок по-немецки…
Так что наша почетная обязанность теперь – каленым железом всю эту сволочь из Москвы выжечь… и приказ такой был – ясный очень – патронов не жалеть…
А назавтра – назавтра сказали как раз и будут вешать этих главных контриков – Бельцина и Гробачева.
13.
Олег решил своими глазами посмотреть, как придут арестовывать Марину с Бастрюковым. Когда бесконечно растиражированная по всем городам и весям страны дивизия НКВД получила приказ на сплошное прочесывание жилых домов и промышленных предприятий, когда в час ночи шар расставил по всем питерским улицам пятьдесят
дублей одного и того же батальона, сканированного им с шоссейки на Ржев еще в далеком сорок втором, когда по лестницам многоэтажек спальных районов разом затопали тысячи, десятки тысяч сапог, Олег занял позицию под люстрой в Маринкиной комнате…Бастрюков лежал на диване и по видео смотрел какое то кино. Марина тоже не спала, сидела возле компьютера и что то сочиняла… когда в дверь загрохотали прикладами…
14.
Олег сидел в мягчайшем кожаном кресле президентского кабинета. На нем были темно синие диагоналевые галифе, хрустящие хромовые сапоги, глухой зеленый френч с пятью звездами в петлицах и фуражка с темно-синим околышем войск МГБ…
Президент сидел за большим столом для заседаний, но не с председательского торца, а скромно – сбоку. Олег для форсу курил…
– Материальные ресурсы – все необходимое – мы будем выгружать на специально оговоренных территориях в малонаселенных районах. От вас будет только требоваться грузить товары на транспортные средства и вывозить с полей материализации.
– Это все хорошо, однако как это все идеологически обосновать и объяснить людям?
– От народа будет требоваться только знание цели и подчинение правилам…
– А какова цель? Как ее сформулировать?
– Великая Россия от Босфора, Константинополя и Белграда на Западе до Южно-Сахалинска на Востоке. От Норильска на Севере до Ташкента на Юге. Великая Россия включающая в себя Киев и Львов, Минск и Тбилиси… Великая Россия, где русский человек будет заниматься науками и искусством, техническим творчеством и педагогикой, развитием военного искусства и искусства государственного управления.
– А что с иноверцами? С татарами, евреями, казахами, чеченцами, наконец?
– Чеченцы – это особый случай. О них отдельно. А с иноверцами и инородцами, как до семнадцатого года, все граждане России имеют равные с русскими права, и могут называться русскими по их желанию. Сталин, как вы помните, называл себя русским.
И многие национальные писатели и поэты тоже. Русский – это новая емкая национальность, как американец. Ведь многие мексиканцы и итальянцы счастливы, когда их признают за стопроцентных американцев. Так будет и с русскими. Будут и русские грузины и русские казахи.
– Вы обещали помочь с Чеченским вопросом.
– Да! Считайте, что этого вопроса у вас больше нет!
– Как нет?
– А как Сталин говорил, нет человека, нет и проблемы, так и с чеченцами, мы доведем половинчатое решение сорок четвертого года о выселении до логической завершенности… Мы выселим их за пределы России, я так думаю – в Аргентину, мне там доводилось бывать… Там много пустующих пространств, на тех же Фолклендских островах.
Олег снял – таки фуражку и белоснежным платком, извлеченным из бокового кармана френча, вытер намокший от пота ободок…
– Да! Кстати, как идут дела с формированием новых полицейских сил?
– Успешно. Молодые офицеры и курсанты училищ восприняли перемены очень положительно. Их энтузиазм мы поддержали выдачей подъемных в размере трех тысяч новых золотых рублей. Из добровольцев, набранных из числа молодых офицеров и курсантов в Москве, Петрограде, Пскове, Новгороде, Нижнем Новгороде и Екатеринбурге создаются батальоны, которые впоследствии развернутся до дивизий.
Так в Питере созданы батальоны "Петр Великий" и "Ингерманландия", в Новгороде – батальон "Василий Буслаев", во Пскове "Рюрик", в Москве – "Малюта Скуратов" и "Иван Грозный"…
– Это хорошо! Из тех пятисот тонн золота, что я материализовал на прошлой неделе…
– Мы уже чеканим пятирублевые, десятирублевые и двадцатипятирублевые монеты.
– А как дела с лагерями трудового перевоспитания? Учтите, я не собираюсь долго держать здесь НКВДэшников из прошлого, им надо в свой сорок второй возвращаться!
– Все идет по плану, Олег Васильевич!
– Ну и хорошо… и вот еще что, – Олег подумал, что теперь поделится с Петровым своей мечтой, но посчитал это несвоевременной слабостью, и ткнув папиросу в хрусталь, поднялся из кресла и хлопнув в ладоши весело и даже игриво воскликнул, – а теперь – в буфет! Заработали, батенька, заслужили!