Царствие Снегиря
Шрифт:
– Опять на войну?
– Да, – односложно ответил юный эсэс и откинувшись на белоснежную подушку вдруг по детски засопел. И даже слюньку пустил, совсем как маленький.
Поезд тихо постукивал колесами на стыках и стремительно нес их в Питер.
Эсэсовского лейтенанта Андрэаса… И его – перевоспитанного сорокалетнего мужчину. До катаклизма бывшего старшим научным сотрудником, потом разменявшего науку на бизнес, и ставшего коммерческим директором маркетинговой компании…
Потом отсидевшего за это год и три месяца в трудовом лагере и полностью теперь перевоспитавшегося – гражданина новой России Виталия Курочкина.
2.
… …Курочкин
Дети ходят в пионеротрядах, распевают счастливые пионерские песани, костры, военигры, полдный порядок и чистота не улицах.
Он встает на все учеты, менты, гестапо, хорошая квартира.
Все хорошо, но полный надзор.
Обилие военноленных.
Все тяжелые работы выполняют пленные под надзором ментов и русских СС.
Портреты Сталина, Аллександ Невский, петр Первыйц Алдр третий …
Послушно выполняя закон о всеобщей трудовой обязанности, Марина пошла на работу сразу, как только с улиц убрали военную технику, и как только по вечерам в городе перестали стрелять. Бастрюковская контора, естественно, приказала долго жить, и в институте вновь потихоньку стала устанавливаться старая система ценностей – доктор наук, кандидат, соискатель, инженер… А не та, что прежде, мерседес, ауди, опель, жигули… Маринке без высшего образования в лаборатории делать стало нечего, и хотя никто ее не гнал, а с приходом изобилия и чисто символических цен на товары, уровень заработка перестал играть какую либо роль, тем не менее она решила уйти. Тем более, что в лаборатории память о Бастрюкове, которому тройка вкатала два года перевоспитания, и память о пропавшем без вести Снегиреве, была жива, и коллеги, как ей казалось, поглядывали на нее со значением.
Она перешла в строительную организацию. С наступлением новых времен в стране вообще строить стали очень много. Марина поступила в строительно-монтажное управление в производственный отдел. Работа была непыльная – сиди себе за компьютером и заноси в систему все сообщения прорабов – сколько сделали, сколько материалов получили, сколько чего надо, а все расчеты компьютера, куда и сколько действительно надо завезти – цемента, кирпича и арматуры – передать в отдел снабжения… Жила она все там же – на Черной речке. Автобус – развозка ихнего строй-управления утром заезжал за ней, а вечером привозил обратно. Личная жизнь ее застыла на точке замерзания. Сперва было она решила для себя, что Бастрюкова дождется. В первом порыве хотела даже поехать к нему в лагерь, как та декабристка, что когда то отложилась в ее памяти после какого то кино, но передумала – далеко уж больно! А потом к ней стал бить клин прораб первого участка. И не он один. На вечеринке, что контора устроила в честь годовщины Великих перемен, с прорабом из-за нее чуть не подрался шофер начальника управы Федя Огурцов.
И быть бы уже Маринке "при деле" и не валяться бы ей одной в своей девичьей постели, кабы вдруг не увидала однажды по телевизору сюжет:
– С радостным энтузиазмом встречают жители Праги танкистов дивизии "Петр Великий".
По договору с Германией, год назад подписанному Президентом Петровым и канцлером Винклером, наши войска занимают линию Большого Атлантического Вала. В тоже самое время немецкие танкисты дивизий "Гитлерюгенд" и "Викинг" парадным маршем проходят по улицам Лондона. Тысячи восторженных англичан приветствуют своих освободителей и гарантов нового истинно демократического порядка.
Но снова Прага. На головном танке – командир дивизии "Петр Великий" Ольгис Фогель. Кавалер рыцарского креста с дубовыми листьями… свои награды оберфюрер получил за освобождение Риги и Таллина…
Марина посмотрела на экран и обмерла… Олежка! Олежка Снегирев…
– Давненько
не видела красавица Прага русских танков! – продолжал телекомментатор, – вместе с оберфюрером Фогелем, столицу Чехии от режима плутократии освобождали танкисты дивизии "Иван Грозный" под командованием штандартенфюрера Краевски и панцир-гренадеры бригадефюрера Дружинского командира дивизии "Василий Буслаев". Вот вы видите, как почетные граждане Праги подносят своим освободителям символический ключ от города…– Олежка! Олежка Снегирев…
– А вот восторженный Париж. Улицы столицы Европы вновь слышат уверенную немецкую поступь. И как в далеком сорок третьем – по Елисейским полям парадным строем идут танки дивизии СС "Лейбштандарт". Вивр Альмань! Вивр Альмань, – кричат освобожденные парижане своим избавителям и спасителям – немецким танкистам доблестных, овеянных славой войск СС. Девушки бросают цветы. Не скрывают слез радости отцы семейств. Свобода! Конец американской плутократии! А над Елисейскими полями, оставляя в небе дымные следы трех цветов немецкого флага низко, буквально цепляя крыши домов, проносятся юнкерсы асов из пятьдесят второго штука-гешвадера, которыми командует кавалер рыцарского креста с дубовыми листьями и бриллиантами майор Рудель!
– Наши камеры установлены в Варшаве. Польские девушки подбегают к русским танкистам – освободителям и дарят им цветы. Как это трогательно! Вы видите на рукавах у ребят нашивки – "Малюта Скуратов" – это панцир-гренадерская дивизия целиком сформированная из москвичей. В ней есть батальоны Солнцевских, Ореховских, Долгопруднинских, Коптевских, Люберецких и других подмосковных районов. Вот командир разведывательной роты унтерштурмфюрер Андрэас Либель… Он галантно помогает красивой варшавянке подняться на броню своего танка… Как это символично! По улицам красавицы Варшавы едут танки воинов – освободителей, и на головной машине красивая девушка, символизирующая освобожденную Польшу, а рядом с ней – ее молодой освободитель – герой нашего времени…Победитель дракона, что приковал красавицу к скале… Этим драконом была американская плутократия…
Теперь наши рыцари, такие как Андрэас Либель убили дракона и красавица по праву становится призом за доблесть.
Олежка! Надо же! Какой он теперь большой! А как же я? Я поеду к нему. Я должна к нему поехать.
3.
Кольку Жаробина вызвал к себе сам майор Свечкопал. И даже не батальонный особист капитан Чистов, а сам великий и ужасный начальник дивизионной СМЕРШ. Колька от нервной дрожи слегка "принял" пятьдесят грамм неразбавленного – из той заначки, что береглась им еще с первого выезда их роты на спец акцию… Почитай – на расстрел. Это еще когда было! Еще марте сорок второго. Ездили недалеко – в Лоси.
Там в парке и почикали дезертиров. Двенадцать человек их было. Тогда всей роте по пол-стакана спирта старший военфельдшер Любочка выдала. Каждому. Но пили не все. Кандыба вот – деревенщина отказался, Колька и перелил все во фляжечку. До случая. А теперь вот случай и выдался. Махнул фланелькой по сапогам. Поправил фуражку, кобур с новеньки ТТ…
– А-а, сержант Жаробин, ну проходи, – почти ласково начал майор Свечкопал.
Только вот Кольку этими нежностями не проведешь! Знает Колька, что цена им – полкопейки.
– Ну что, сержант, не надумал ли наконец в лейтенанты расти?
Что за вопрос идиотский, то-то майор не знает, что Колька только об этом и думает, – - Так точно, надумал, товарищ майор!
– Так ты наверное и шпиона в роте изловил? Так я понимаю?
Майор вальяжно прищурился и достав из глубокого кармана синих диагоналевых галифе пачку Казбека раскрыл и протянул ее Кольке.
– Никак нет, еще не изловил.
Колька потупился, но папироску из пачки взял.
– Кури, кури, сержант. Парень ты хороший, и я тебе помогу.