Царство черной обезьяны

– Ну-ка, – из комнаты послышался искаженный до неузнаваемости голос Ники, – иди сюда, покажись, герой.

– Я тебе не девка на выданье, чтобы показываться, тварь иноземная. – Старик еще больше построжел лицом, перекрестился и, вдохнув полную грудь воздуха, распахнул дверь.

И отшатнулся. Но через пару мгновений справился с собой и вошел в комнату. Я, как репей на хвосте у волка, не отставала.

После реакции ведуна я ожидала увидеть на кровати жуткое существо, похожее на героиню фильма «Экзорцист». Но там сидела, подтянув коленки к подбородку и враждебно сверкая глазами сквозь спутанные кудряшки, моя Ника. Вернее, Ника последних суток, с бездной в глазах.

Но дед Тихон-то еще с этой бездной не сталкивался, он видел малышку только спящей. А сейчас колдун бодрствовал. Или борзел? Во всяком случае, даже я теперь могла ощущать искрящийся злобой сгусток мрака вокруг девочки.

Запертая внутри этой комнатушки, не имеющая выхода на волю ночь сгущалась, ее концентрация давно превысила все предельно допустимые значения, став чем-то совсем уж запредельным.

Май, все это время, похоже, не двигавшийся с места, при виде нас облегченно плюхнулся на попу. Я погладила обезображенную шрамами голову:

– Спасибо, малыш, ты отлично справился. Отдохни.

– И лучше не здесь, – кивнул знахарь, не отводя взгляда от глаз Ники. – Он едва оправился, а ему придется и дальше сторожить эту нежить. Иди, Май, погуляй во дворе, а потом я тебя покормлю.

Пес радостно вскочил и вопросительно посмотрел на меня.

– Иди-иди, – я потрепала лохматые уши, – проветрись.

Дважды повторять не пришлось, через пять секунд когти зверя цокали по ступеням лестницы.

А в комнате продолжалось молчаливое противостояние. Впрочем, стояли только мы с ведуном, Ника сидела. Но молчали все.

А напряжение все нарастало, и я поняла, что борьба началась. Дюбуа сейчас проверяет возможности соперника. И, похоже, результаты проверки поганцу совсем не по душе. Фу ты, опять ерунду несу – откуда у него душа!

Я отбросила липкую ерунду, не желаю носить всякую гадость, и прерывисто вздохнула, обнаружив вдруг, что все это время стояла, затаив дыхание. И вроде тихо вздохнула, а прозвучало это в пульсирующей тишине так, словно паровоз пар выпустил.

Девочка вздрогнула и недовольно скривилась:

– Хватит сопеть, где, наконец, вода? Мне надоело сидеть в хлюпающем мешке, вымой меня и переодень! А потом есть буду, я проголодался! Я гостей жду, поэтому еды надо побольше. Слышал, старый хрыч? – Взгляд ребенка вернулся к знахарю, по-прежнему не произнесшему ни слова. – Пока я мыться буду, иди приготовь чего-нибудь. Или ты хочешь посмотреть на маленькую голенькую девочку?

– Тьфу, нехристь! – Деда Тихона аж передернуло от отвращения. – И откуда ты выполз, тать ночной? Зачем к слабому дитяти привязался? Или сил только на нее и хватает?

– Не придуривайся, старик, – криво усмехнулась девочка. – Ты прекрасно знаешь, что это не простой ребенок. И раз уж мне не удалось сделать ее своей преемницей, я заберу силу девчонки себе.

– Да кому себе?! – не выдержала я. – Ты же сдох там, в Сан-Тропе! И тело твое уничтожено! Или у тебя парочка зомби на такой случай всегда в запасе есть? И ты надеешься в эту пустую болванку, вернее, в болвана перебраться?

– Может быть, – хитренько улыбнулась девочка. – Может быть.

– Не может быть! – я окончательно пошла вразнос. – Слышишь?! Твои консервы тебя теперь не найдут, они тебя потеряли. Неужели ты сам этого не чувствуешь? Тебе никогда не выбраться отсюда!

– Что ж, – равнодушно пожал плечами Дюбуа, – не выбраться, значит, не выбраться. Поживу в гостях у дедули. А вы с ним будете меня обслуживать. В данный конкретный момент ты лично будешь мыть мне задницу.

– Я с удовольствием вымою попку моей малышки, – сквозь стиснутые зубы проговорила я, втаскивая в спаленку корыто и ведро. – А наш добрый хозяин тем временем подготовится надрать задницу тебе лично.

– Конечно-конечно, – с готовностью покивала головой девочка. – Иди, дедушка, готовься. И, главное, верь, что эти твои картинки, – кивок в сторону икон, – меня остановят.

– Так что ж ты здесь торчишь тогда? – усмехнулся ведун. – Ежели эти, как ты говоришь, картинки тебя остановить не могут, так иди погуляй.

– И пойду! – Девочка вскочила на ноги. – Меня ваш зверь не пускал, а вовсе не это!

– Посторонись-ка, Аннушка, – старик положил широкую ладонь на мое плечо. – Пусть детонька погуляет.

Детонька резво спрыгнула с кровати и потопала к дверям. Но, дойдя до границы, обозначенной огарками свечей, резко остановилась и схватилась за голову. Затем побледнела (хотя казалось – куда уж больше!) и упала на колени.

Я рванулась было на помощь своему ребенку, но знахарь удержал меня за плечо:

– Нельзя.

– Нике плохо, больно!

– Сейчас плохо и больно нежити, что внутри маленькой затаилась, а Нике-то как раз гораздо лучше. Ты не бойся, телу ее ничего не угрожает.

– Я ей угрожаю, я! – завизжал Дюбуа, держась за голову и раскачиваясь. – Я сейчас разобью девчонкину башку об угол кровати!

– А я тебя свяжу, – скучным голосом ответил знахарь. – Ну, как дела? Что гулять-то не идешь?

– Этого не может быть! – прохрипел бокор, отползая обратно к кровати. – Мои лоа сильнее!

– Сильнее, слабее…… – Дед Тихон повернулся, чтобы уйти. – Не о том ты сейчас говоришь. Пойми – никакие твои помощнички сюда не проникнут и тебя не найдут. Отстань ты от девчонки подобру-поздорову, а? Тебе же лучше будет.

– Это мы еще посмотрим, кому лучше, а кому хуже будет, – проворчал Дюбуа вслед старику и повернулся ко мне: – Мамуля, а где же наш дорогой папуля? Я так по нему соскучилась!

– Хватит кривляться, обезьяна! – Сердце на мгновение замерло – я ведь так и не позвонила Лешке!

– Фу, как некрасиво! – Точеный носик смешно сморщился. – Вы что имеете в виду, мадам, неужели мою первозданную, так сказать, внешность? Да вы расистка, мадам!

– Мадам реалистка.… – Я поставила корыто между кроватью и рядом свечей, вылила туда почти остывшую воду и подтянула к себе малышку. – И мадам знает, что еще пять минут пустопорожних препирательств, и кое-кто будет отмокать в холодной воде. Ну-ка, раздевайся!