Царство и священство
Шрифт:
Что ж странного в том, что государство не в состоянии четко и ясно сформулировать первоочередные задачи народного быта, определить цели, которые могли бы быть предложены всему народу? Все эти вопросы отдаются на откуп политической интриге и политической борьбе различных партий под девизом: «Кто победит, тот и будет предлагать верховной власти свои варианты спасения России». Но проходят годы, борьба продолжается, лидеры и партии меняют свои убеждения, их программы становятся похожими друг на друга, как близнецы, а никаких цельных и ценных предложений, содержание которых определялось бы не сиюминутными выгодами или расчетом, а объективным знанием, не выносится на обсуждение народа.
Предлагать варианты может почти каждый, но далеко не все способны понять, что именно они предлагают и тем более обосновать свои «прожекты». Кстати сказать, в свете указанных событий не кажется уже удивительным тот факт, что массовое вторжение «демократов» в политику в начале перестройки и постсоветскую эпоху (конец 80-х – начало 90-х гг. XX в.) в конце концов заканчивается их сокрушительным поражением от старого партийного аппарата, вновь
Нетрудно понять, что ни к чему иному субъективная нравственность привести не может. Политика незаметно перерастает в политическую борьбу, где доминирует сила, хитрость, обман и материальный критерий успеха. Государство по-прежнему остается тоталитарным, поскольку властное начало заслоняет собой все иные и борьба за власть охватывает самые широкие слои населения: от муниципальных депутатов до олигархов.
Такая политика свободна от нравственности и стоит в стороне от интересов рядового гражданина. Удивительно ли, что Церковь Христова уклоняется от предлагаемых Ей форм участия в управлении государством, которые неизменно вызывают к жизни самые худшие, самые низменные инстинкты? Можно ли представить себе, чтобы истинный сын Церкви, пребывающий в Ее лоне, днем творил безнравственные поступки, уверенный в правоте своего частного мнения, а вечером шел в храм и как ни в чем не бывало служил Богу, покоренный Его абсолютной Правдой? Нет, уж что-то одно: служить или Богу, или маммоне [45] . Церковь не желает участвовать в политической борьбе, всячески сторонится ее даже в таких, казалось бы, косвенных и мягких формах, как поддержка того или иного политического объединения или партии, участие в них и т. п. [46] Но означает ли такая позиция Церкви, сформулированная ясно и недвусмысленно, что вопрос уже закрыт и тема для дискуссий исчерпана? «Церковь не хочет участвовать в политической борьбе – значит, она не готова и к участию в политике», – скажут нам. О чем дальше говорить?
45
Мф. 6: 24.
46
«Невозможно участие церковного Священноначалия и священнослужителей, а, следовательно, и церковной Полноты, в деятельности политических организаций, в предвыборных процессах, таких как публичная поддержка участвующих в выборах политических организаций и отдельных кандидатов, агитация, и так далее» (См.: Социальная концепция Русской Православной Церкви. М., 2001. С. 75).
Между тем политическая борьба, результатом которой является право на власть управлять людьми и всем государством, вовсе не охватывает в полном объеме всего содержания понятия политики. Это есть лишь одна из ее сторон, причем далеко не самая важная и положительная. Скорее, она выступает в качестве лакмусовой бумажки состояния общества. Чем менее активна политическая борьба, тем более собранным и единым в убеждениях является общество. Принимает она острые формы – верный признак того, что оно дезорганизовано, запуталось в собственных заблуждениях, утратило единство духа.
Понятно, что Церковь, полнотой своей объединяющая «всех и вся», никогда не может переступать черты, за которой следуют расколы общества и сепаратные явления. Она не управляет государством как верховная власть и потому не стремится к политической борьбе. Но сказанное не означает, что Церковь аполитична по природе. Игнорируя и осуждая политическую борьбу, Церковь вовсе не отделяет себя от государства и от политики, поскольку именно здесь решаются судьбы отечества и рядовых граждан. «Неучастие церковной Полноты в политической борьбе (выделено мной. – А.В.), в деятельности политических партий и в предвыборных процессах не означает ее отказа от публичного выражения позиции по общественно значимым вопросам, от представления этой позиции перед лицом органов власти любой страны на любом уровне» [47] .
47
«Невозможно участие церковного Священноначалия и священнослужителей, а, следовательно, и церковной Полноты, в деятельности политических организаций, в предвыборных процессах, таких как публичная поддержка участвующих в выборах политических организаций и отдельных кандидатов, агитация, и так далее» (См.: Социальная концепция Русской Православной Церкви. М., 2001. С. 79–80.
Но разве это не политика? Управлять государством можно, не имея политической власти. Наставлять человека и спасать его от зла, подсказывая верный путь, тоже можно добрым советом, а необязательно угрозой или физическим наказанием. Олицетворять собой идеал, к которому должно стремиться, разве это не политика? [48] Вот и получается, что категоричность суждения, предписывающего Церкви отделиться от политики, есть не более чем заблуждение (в лучшем случае). Но отрицание этих крайностей далеко не в полной мере раскрывает существо нашего вопроса. Можно
даже с полной уверенностью сказать, что эта точка зрения, как наиболее несостоятельная, не требует значительных усилий для ее опровержения.48
«Не вмешивайте Церковь в политику, – говорят нам. Неправда. Нужно сказать: не смешивайте Церкви с партиями, но зато дайте нашей, сбившейся с пути “политике” опору той высочайшей истины, которая лежит в христианском учении и которая уничтожает все иллюзии, фантазии, все односторонние увлечения людей политики», – почти сто лет тому назад писал Л.А.Тихомиров (1852–1923) (См.: Тихомиров Л.А. Христианство и политика // Тихомиров Л.А. Христианство и политика. М., 1999. С. 18).
II
Качественно иное воззрение сравнительно со светским по интересующему нас предмету лежит в основе Римо-католической политической философии, согласно которой Церковь не только выступает в виде высшего духовного союза, хранителя Истины, но и является источником политической власти в государстве. Она может делегировать свои властные полномочия органам государства, но способна и непосредственно осуществлять их – разница, согласимся, невеликая.
Здесь как будто устраняется главный предмет критики светских учений – анархичность мнений и отсутствие веры в абсолютность Церкви и, следовательно, Бога, но присутствуют иные детали, чье влияние сказывается весьма существенно на содержании окончательных выводов. Для католицизма сохранение в неизменной чистоте церковного учения и предания становится возможным только и исключительно посредством полного подчинения себе государства, даже подмены его Церковью. Анархичности и слабостям постоянно впадающей в грех личности мирянина противопоставляется церковная власть, как представляется латинянам, – безгрешная. Вся полнота власти, какая только возможна на земле, переходит к Римской церкви. Не только знание политического идеала, которого пытаются достигнуть, но и включение в свой арсенал всех способов борьбы за политическую власть, стремление к ней – вот новый догмат веры, порожденный католицизмом.
Идея отождествления папы с Римской церковью, а ее самой – с государством нашла отражение уже в раннем католицизме. Например, в Диктатах Римского папы Григория VII (XI в.) определяется, что понтифик может самостоятельно низлагать епископов (п. 3), только он может пользоваться императорскими регалиями (п. 8), цари должны целовать ему ноги (п. 9), папа может низлагать императоров (п. 12), он не может быть никем судим (п. 19), Римская церковь никогда не заблуждается и не может заблуждаться (п. 22), Римский первосвященник по должности является святым (п. 23) [49] .
49
Огицкий Д.П., Максим Козлов, священник. Православие и западное христианство. М., 1999. С. 64.
Конечно, в таких условиях посягать на Церковь и устраивать на нее гонения едва ли возможно. Более того, такая попытка тут же объявляется ересью, преступлением, за которое немедленно следует расплата уже здесь, на земле. Мысль вроде бы проста и доступна: чтобы политическая власть не противостояла Церкви, чтобы она служила ей, необходимо включить государство в Церковь, признать власть одним из ее свойств как высшего духовного союза.
Казалось бы, всякое противоречие между Церковью и политикой в этом случае исчезает в принципе, становится невозможным физически. Грех больше не в состоянии проявить свою силу, власть земная перестает быть греховной, т. к. получает свои полномочия от преемника Христа и апостола Петра – Римского папы и выполняет его поручения. Что может быть лучше, когда носитель истины становится одновременно и исполнителем, реализует идеал на практике, в жизни? Но за счет чего это достигается? Способна ли Церковь сохранить в этих условиях ту святость, которой наполняет Ее Дух Святой? Не слишком ли большую цену нужно заплатить за мнимое благополучие?
Для ответа на эти очень важные вопросы необходимо учитывать некоторые существенные обстоятельства. Католицизм не отрицает государства и не пытается его уничтожить: в противном случае латинская политическая доктрина «двух мечей», сохранившаяся до наших дней, вообще не могла бы иметь места. Римская церковь «лишь» не признает самостоятельности верховной власти в аспекте управления государством, не считает ее верховной, требуя от нее полной передачи себя в руки церковного клира. Как писал в своей булле папа Павел IV (1559 г.), Римский первосвященник «обладает всей полнотой власти над племенами и царствами и всех судит» [50] . Август Триумф (XIV в.) говорил, что непосредственное управление государствами должно находиться исключительно в руках папы, включая издание законов и остальные виды императорской юрисдикции [51] .
50
Зноско-Боровский Митрофан, протоиерей. Православие, Римо-католичество, протестантизм и сектантство. Челябинск, 1992. С. 34.
51
Чичерин Б.Н. История политических учений. В 5 т. М., 1869. Т. 1. С. 207.