Царство небесное

Конца службы король дождался с трудом. Он был ранен сильнее, чем думал вначале, к тому же сказывалась большая потеря крови, и слабость становилась все заметнее, все мучительнее. В ушах нарастал глухой гул, перед глазами плясали цветные пятна, временами сливавшиеся в сплошную густую завесу. «Не рухнуть бы в обморок при всех рыцарях, при Филиппе, при князьях и баронах! – уколола его неприятная мысль, – Вот уж посмеются про себя!.. А то и открыто... Хотя и сами знают, что это такое – тоже ведь не прячутся за чужие спины. Вон, у герцога Леопольда шрам на лбу – видно, мало не показалось. Но стоит, не падает! А я что?.. Нет, нет, бывало и хуже!»

На самом деле сильнее всего Ричарда мучила не рана. Львиное Сердце не мог простить себе, что почти на его глазах сарацины захватили в плен и увезли одного из его товарищей. И кого же! Эдгара Лионского, которого он сам посвятил в рыцари! Это было больше, чем оскорблением его чести... Все, что произошло с молодым франком, король видел издали. Окруженный толпой сарацин, почти теряя сознание, он дрался из последних сил, как вдруг враги бросились прочь, присоединившись к тем, кто сшиб с коня и темной массой окружил Эдгара.

– Все на помощь рыцарю Лионскому! – закричал Ричард, разворачивая коня.

Но конь вдруг захрапел и осел под ним, а в следующий миг завалился на бок, наполовину придавив всадника. Если бы сарацины были попрежнему вокруг него, они бы не упустили этого мгновения...

– Помогите Эдгару! – снова закричал Ричард, в бешестве пытаясь высвободить ногу из стремени и вытащить из-под бьющегося в агонии тела лошади.

Собав все силы, он дернулся и потерял сознание: его придавило как раз с той стороны, где была глубокая рана в боку. Когда Львиное Сердце пришел в себя, рядом были пять или шесть рыцарей. Блондель поддерживал ему голову, поднося ко рту горлышко фляги.

– Вы отбили Эдгара у этих шакалов? – глухо спросил король.

– Нет! – рыцарь опустил голову. – Они умчались, как ураган. Седрик и Луи погнались за ними, но ведь наши лошади уже совсем без сил, а те были на свежих... Едва ли франки смогут догнать саладиновых всадников.

– Почему? – голова кружилась, а звон в ушах заглушал почти все звуки кругом, и Ричард делал над собой страшные усилия, чтобы слышать то, что ему говорят. – Почему, я вас всех спрашиваю, сарацины схватили именно Эдгара? Отчего обратились в бегство, едва он оказался в их руках? Да что вы все молчите?!

– А ты не слышал? – спросил Блондель, почему-то отводя взгляд.

– Я был за двадцать туазов, если не больше! И кругом меня орали сарацины, гремели мечи и щиты, и храпели лошади! Что я мог слышать?! Отвечайте мне! Ну!!!

И тогда Блондель рассказал, как удалось молодому рыцарю отвратить гибель от предводителя Крестового похода...

Несколько мгновений Ричард молчал. Потом обвел своих товарищей мутным взглядом и спросил почти жалобно:

– Но неужели... неужели сарацины так тупоголовы? Как они могли поверить, что я ПРОСИЛ ПОЩАДЫ?!

И он стиснул зубы, чтобы вновь не потерять сознания.

Мысль о подвиге Эдгара и о той страшной, смертельной опасности, которой он себя подвергает, не оставляла Ричарда. Седрик Сеймур и Луи вернулись на Арсурскую равнину ни с чем. Они пришли пешком – абиссинец графа Шато-Крайона пал, не выдержав бешеной скачки, а могучий конь Седрика к концу ее стал прихрамывать и спотыкаться, и Седой Волк спешился, желая сохранить своего жеребца. Оба рыцаря видели только, как увозившие Эдгара сарацины скрылись в Арсурском лесу.

Львиное Сердце не сомневался, что пленника сразу повезли к Саладину. Не сомневался и в том, что султан окажется умнее своих воинов и мигом поймет, КАК его обманули... Что он сделает? Выхватит в гневе меч и... Нет, нет, все, что Ричард слышал о Салах-ад-Дине, заставляло надеяться на его благоразумие: для чего убивать пленника, который хоть и не король, но спас жизнь королю, а значит, за него можно взять хороший выкуп. Только вот слишком страшным и позорным для магометан было поражение на берегах Рошеталии, слишком много они здесь потеряли, и не затмит ли их ярость любое благоразумие?.. Ведь если бы они убили или пленили предводителя похода, это оправдало бы ужасные потери и разгром огромной армии. Но юный рыцарь оставил их ни с чем, обманул так дерзко и так нелепо... Смогут ли они с этим смириться? И даже если сможет Саладин, не станут ли его мамелюки настаивать на расправе с находчивым христианином?..

Все это приводило Ричарда в самое угнетенное состояние. Он приказал выслать разведку, чтобы знать наверняка, в каком направлении отступает султан со своей разбитой армией. Приказал на всякий случай, потому что и так отлично это знал: Салах-ад-Дин бежал в Яффу. Едва ли он там задержится – как ни сильна эта крепость, после Акры сарацины уже не решатся занимать там оборону. Скорее всего, султан лишь передохнет два-три дня, а за это время постарается разуршить дома и крепостные стены, как сделал уже в других палестинских городах – Лидде, Рамле, Аскалоне... Значит, он не верит, что одолеет крестоносцев и изгонит их из этих земель, не то пожалел бы своих крепостей! Однако он умело выигрывает время. И не только время... Ведь чтобы снова стать здесь хозяевами, крестоносцы должны будут восстановить все разрушенное, а на это нужны время, силы. Наконец, согласие между собой. А Ричард уже не раз и не два слышал от многих вождей похода: «Не будем же мы торчать в каждом разоренном городе и возиться с каменьями, как худородные рабы? Надо взять Иерусалим, а там все само устроится!» Да уж... У них устроится!.. Или забыли, что Господь карает за лень, как и за трусость?

Он дошел до своей палатки будто во сне, не слыша приветственных криков воинов, которые, хотя и оплакивали только что отпетых героев Арсура, но не могли не восхищаться новыми подвигами предводителя крестоносцев. Иные, заметив непривычную бледность Ричарда и его лихорадочно блестящие глаза, смущенно умолкали – весть о том, что король получил серьезную рану, уже облетела войско...

Опустив за собою полог, Львиное Сердце почти упал в объятия вскочившей ему навстречу жены и в этот миг порадовался, что не отослал ее в Англию – теплые слезы, закапавшие на его шею, и ласковые прикосновения легких рук Беренгарии были лучшим лекарством от боли.

– Помоги снять кольчугу! – он опустился на свою постель и понял, что на это ушли последние силы. – И эти железные чулки... Они просто раскалились на солнце. Спасибо... Ну что ты так смотришь, а? И почему плачешь?

– Да ты сам на себя посмотри! – воскликнула Беренгария, уже не плача, а почти рыдая. – Я сейчас за лекарем...

Правый бок и все бедро Ричарда были сплошь залиты кровью. Рубашка пропиталась ею и прилипла к телу так, что ее пришлось отрывать. А ведь там, на равнине, кто-то его перевязал!

– Не надо звать лекаря! – король быстро поймал руку жены и удержал ее. – Лекарей осталось только пятеро – двое умерли. А раненых у нас сотен пять-шесть. Настоящих раненых, которым действительно нужно помочь. Ты же все отлично умеешь сама, моя малышка! Вот и перевяжи своего мужа: не так уж часто в меня втыкают копье на такую глубину. И как только кишки не достали! Давай, Беренгария... Или позови матушку – она-то точно не побоится.

– Королева-мать еще не вернулась из храма! – послышался в глубине шатра тихий, почти детский голос, в котором слышались слезы. – Мож-но... можно я перевяжу вас, мессир?