Царство. 1951 – 1954

— Так где ему быть? Дома быть или на работе! — негодовал начальник.

Через минуту позвонил внутренний телефон.

— Ну?! — гаркнул Брусницын.

— Мертвый, товарищ генерал!

— Кто мертвый?

— Товарищ Хрусталев мертвый. В собственной квартире, на диване.

— Ты что, сдурел?!

— Не сдурел, товарищ генерал, а так и есть. Я специально переспросил. Ребята наши его осмотрели — труп.

— Ничего там не трогайте, сейчас высылаю бригаду!

— Слушаюсь!

Брусницын повесил трубку, отдал соответствующие распоряжения и по спецкоммутатору связался с Серовым. Иван Александрович долго молчал, наконец вымолвил:

— Сам туда поеду, посмотрю.

— А мне?

— Ты на месте сиди.

После разговора с министром Брусницын как-то обмяк, сдулся, сделался меньше в своем генеральском расшитом золотом кителе.

«Вот был человек, и нет человека! — думал он. — Еще вчера разговаривали, строили планы, сердились друг на друга, а теперь?»

4 марта, четверг

Роман Андреевич сидел в кабинете племянника и молчал. Иван Андреевич заварил крепкий черный чай с бергамотом и разливал его по вытянутым турецким стаканчикам.

— Сахар давать?

— Что? — выходя из оцепенения, отозвался Резо.

— Тебе сахар давать, спрашиваю?

— Давать.

Вано пододвинул ближе к дяде сахарницу.

— Вот ведь как, Ванечка, вот ведь как! — бормотал толстяк, размешивая в заварке сахарок. — Неспроста такое случилось, ой, неспроста!

— Врачи определили — остановка сердца, — подсказал осведомленный завстоловой.

— Просто так у здорового человека, сердце не останавливается!

— Может, он болел?

— Кто, Хрусталев?

— Да.

— Иван Василич здоровяк был, сколько его помню, простуды не было!

— По-твоему, здоровяки не умирают?

— Умирают, но не так.

— А как?! — отмахнулся сталинский шашлычник.

— Тут дело темное.

— Почему решил?

— Знаю.

— Что знаешь?

— Кое-что!

— Скажи!

— В тот день Иван Васильевич на даче был.

— В какой день?

— Когда Хозяин умер.

— И что? — сталинский шашлычник присел рядом.

— И ничего! — нахмурился пожилой грузин. — Как Хозяина без сознания обнаружили, сразу стали Маленкову с Берией звонить. Берия примчался, а с ним Маленков. Оба сказали, что ничего страшного. А страшное, Ванечка, было!

— Что же было?

— Приезжали они тогда не одни, а с доктором.

— С доктором?

— Да, доктора с собой привезли. Сказали Хрусталеву — вот, с нами доктор! Хрусталев их встречал и сопровождал. А Иван Васильевич уже дачного врача позвал, тот Иосифа Виссарионовича осмотрел и забил тревогу. А они, Маленков и Берия, ему и говорят, вы не разбираетесь, а наш доктор разбирается, а Хрусталеву велели: убери этого неуча! Хрусталева Хозяин любил, и Хрусталев любил Хозяина, он дачного врача в сторону отвел, но не убрал. Тот, второй врач, что приехал, больного посмотрел, и заявил, что переутомление, что причин для беспокойства нет, но тут Хрусталев вмешался, надо, говорит подстраховаться! Ему Берия — цыц! — Роман Андреевич выставил под нос племяннику кулак. — Чуть позже приехали Хрущев с Булганиным, все четверо заперлись и долго шептались. Хрусталева вызвали и велели тревогу не бить, велели идти работать, как обычно работают. Тогда Хрусталев снова о врачах заговорил, что надо Иосифу Виссарионовичу срочно помощь оказать.

— Ты-то откуда все знаешь?

— Мне Валечка рассказала, на нее тогда никто внимания не обращал, ходит себе и ходит, чаи носит, а мы с ней давнишние друзья. Говорит, Иван Васильевич сам не свой был, приказу не подчинился, вызвал-таки «скорую» из города, только в ворота ее не пропустили, видно Субботин, сталинский личник так распорядился, а генерал Рясной срочно потребовал Хрусталева в Кремль, но он с дачи не ушел, ушел лишь тогда, когда «скорая» с Грановского прикатила.

— Вот ведь! — хмурился Иван Андреевич.

— Но перед тем как приехала кремлевская скорая, к Иосифу Виссарионовичу опять тот доктор заходил, который с Маленковым и Берией прибыл.

— Заходил?!

— Минут пять у Сталина сидел.

— Один?

— Один.

— Господи! — перекрестился Вано.

— Погоди, погоди! — затряс руками Роман Андреевич. — Вроде Хрущев с доктором ходил!

— Хрущев?

— Вроде да.

— Точно?

— Или Берия? Уже и не помню, что мне Валечка объясняла. Я тогда потрясен был, совсем растерян, к словам не прислушивался!

— Вот ведь как! — протянул Вано.

— Да-а-а! — руки у Романа Андреевича тряслись.

— Не напутала она? — спросил шашлычник.

Пожилой грузин с возмущением уставился на племянника.

— Ничего не напутала! И Игнатьева, министра госбезопасности, на «ближнюю» не пустили, — припоминал Резо.

— Как же?

— Это мне уже Иван Васильевич поведал.

— Кто ж министра госбезопасности мог не пустить?

— Субботин распоряжение отдал. Он, как Власика убрали, на его место сел.

— Прямо заговор!

— Правильный вывод сделал! Дачного доктора, что на «ближней» работал, с той поры никто не встречал. «Где он, где?» — спрашивали, а потом позабыли. А вот и Ивана Васильевича не стало!

— Жутко!

— Жутко! — подтвердил старый грузин.

— Думаешь, убили товарища Сталина? — очень тихо, наклонившись к самому уху, спросил дядю племянник.

— Я глухой стал, ничего не слышу! — зло выговорил Резо, порывисто встал и вышел из кабинета завстоловой.

5 марта, пятница

— Хрусталев преставился.

— Хрусталев? Да не может быть! — обомлел Никита Сергеевич.

— Сердечный приступ. Нашли в квартире бездыханного, — доложил Серов.

— Лет-то ему сколько было?

— Пятьдесят два.

— Молодой.

— Ну, уж не двадцать! — отозвался министр.

— Все мы когда-то умрем, закон природы, — вздохнул Хрущев. — Ты ему похороны достойные организуй.

— Какие положено, такие и организуем, — буркнул генерал-полковник.

— Дети остались?

— Взрослые.

— Жена?

— И жена есть.

— Ей сделай пенсию персональную. Так вот хряпнет исподтишка и поминай как звали! — сокрушался Никита Сергеевич. — Иван при Сталине, словно собачка бегал.

— Да, любил Иосифа Виссарионовича. Когда кто про него резко выскажется, хмурился — как можно Сталина ругать!

— А он что, из другого теста, Сталин? — грозно отозвался Никита Сергеевич. — Не из другого, а все из того же самого, из человеческого, к тому ж нацмен, а они, сам знаешь, властью упиваются. Сталин, пока наверх лез, все человеческое растерял, сначала-то был весельчак, уважительный, а превратился в чудовище!