Царство. 1951 – 1954
Шрифт:
— Жаль, что не попарились, просидели без дела, ни то ни се! А ты говорил, в баню хочу! — посетовал Николай Александрович.
— Да хрен с ней, с твоей баней!
Николай Александрович достал пачку Marlboro:
— С маршалом Жуковым на днях разговаривал. Это человек железный, без сантиментов, правда, тяжелый и прямолинейный, как снаряд. Он Берию всей душой ненавидит. После войны, когда Жуков в Англию ездил награды за победу над Гитлером получать, английский король, ему звание лорда пожаловал и целым замком одарил — у англичан лорд без поместья не бывает. Замок Жуков в собственность родному государству переписал, сейчас там загородная резиденция нашего посольства. А супруге маршальской король бриллиантовую брошь в виде пятиконечной звезды преподнес. Брошь эта императором Александром I была Натали Гончаровой подарена, уже после смерти Пушкина. Тогда царь за женой поэта приударял или что-то в этом роде, — заулыбался Булганин. — После
— Историческая вещь! — оценил Никита Сергеевич. — Брошь, конечно, Жуков жене оставил?
— Именно! — подтвердил Булганин, налил полный стакан боржоми, бросил туда лимона, высыпал четыре чайных ложечки сахара, размешал и стал жадно пить.
Напиток бешено пузырился, шипел.
— Отрезвляет! — разъяснил маршал. — Коньяк больше не пью, а то к девчатам не доеду. Так вот, про Жукова. На него, как и на всех, доносов хватало. Хозяин пропускал их мимо ушей, ценил Георгия. Ценил-то ценил, а бумаги шли. Писали, что Жуков зазнался, что из Германии добро эшелонами пер, злоупотреблял своим высоким положением, не гнушался рукоприкладства, мог генералу в морду заехать, с женщинами развлекался, говорили, что генерал Крюков ему настоящий гарем для утех организовал, а дамочек своих Жуков государственными наградами отмечал — вот, мол, до чего докатились! У двух сестричек Берия даже заявления отобрал, что маршал склонил их к сожительству, групповуху устраивал. Сталину и про это донесли. «Что делать будем? — спрашивают. — Ведь вопиющий разврат!» «Что делать будем? Завидовать будем!» — процитировав Сталина, хмыкнул Булганин. — Не обращал Иосиф на такие шалости внимания, и на мои похождения сквозь пальцы смотрел, — не без гордости уточнил Николай Александрович.
— Переборщили они, — отозвался Хрущев, — с эшелонами, я имею в виду. Полвагона хлама из Германии Жуков, как водится, притащил, а эшелон — это слишком! Вшивые полковники барахла воз припереть умудрялись, а тут такой видный военачальник.
— Может и так, но это сейчас неважно, — перебил Булганин. — А вот когда появилась бумага, что Жуков про самого нелестно отзывается, что будто не товарищ Сталин войну выиграл, а орденоносец Жуков немцев побил, и что если б не Жуковское умелое командование, хана бы всем! — дело приняло совсем иной оборот. Берия особый упор на принижение роли генералиссимуса делал. К доносу приложили заявления о мародерстве, о фанфаронстве, о всяком разном. Я читал про уникальный фарфоровый камин из китайского дворца короля Саксонии, про мраморные статуи собрания графа Эйзиделя и живописные шедевры Возрождения, присвоенные Жуковым. В коридорах и даже на кухне у маршала картины в три ряда висели. Сталин нам эту опись показал: «Смотрите, — говорит, — что творится, как люди мельчают!» За подписью полковника Генерального штаба бумага была состряпана, вроде тот доставку жуковского добра обеспечивал. Полковника генштаба через некоторое время на операционном столе ухайдокали, гланды удаляли. Не проснулся после операции, — уточнил Булганин.
— Умеет товарищ Берия гланды удалять! — усмехнулся Хрущев.
— А там хитрости нет, главное, нож поострей и хирург порезвей или просто, чтобы парень надежный в операционную заглянул. Одним словом, человека нет, а документик имеется.
— Документик в деле главное, а не человек, — лениво потянулся Никита Сергеевич. — А все твой безобидный Берия! Что дальше, про Жукова?
— Обыски у него провели. Берия целую фотосессию устроил, чтобы факт незаконного присвоения имущества товарищу Сталину продемонстрировать, показать, как Жуков прибарахлился. Жуковский адъютант Семушкин показал, что жена маршала возит за собой чемоданчик с бриллиантами, но чемодана при обыске не обнаружили. Когда личные вещи маршала перевернули, содержимое выпотрошили, чудо-брошка королем подаренная, на глаза попалась, именно брошь в описи незаконно присвоенных вещей, а правильнее, вещей, прикарманенных у родимого государства, на первом месте стояла. Всем известно, что подарки из драгоценных металлов, а, не дай Бог, с драгоценными камнями сдавать полагается.
— Любые подарки следует сдавать! — яростно перебил Хрущев. — За подобные проделки можно и партбилета лишиться, а как из партии вылетишь, сразу под суд, не посмотрят на золотые погоны!
— Один из близких к маршалу офицеров на допросе показал, что Жуков, находясь в Берлине, передал ему кайзеровскую корону и велел сделать из нее стек для управления лошадью, в подарок старшей дочери на день рождения.
— Вот тебе и коммунист! — охнул Хрущев.
— Примерно так товарищ Сталин в кругу близких высказался. Тебя, Никита, тогда с нами не было, ты в Киеве сидел. Берия к Иосифу через день бегал, науськивал. Довел папу до белого каления. Один маршал Соколовский за Жукова вступился, сказал, запутали его, пытался взять Жукова на поруки. «Запутали, говоришь? — хмурился Сталин. — А мы распутаем!» Тогда все со страха
в штаны наложили, думали, прямо в Кремле карманы наизнанку вывернут и начнут изучать, откуда там что взялось, — вспоминал Николай Александрович. — Один Берия сидит, как сыч и долдонит: «Нельзя такое прощать!» Со всех постов Жукова сместили и в Одессу заткнули. С тех пор Жуков Берию ненавидит.— Странно, что Берия Жукова не прибил, ведь силы были! — отозвался Никита Сергеевич.
— Не вышло!
— Берия тогда у Сталина в любимчиках ходил. Я сам каждый приезд с Украины после Сталина первым делом к нему: «Здравствуй, дорогой Лаврентий Павлович! Как я по тебе соскучился!» Иногда ночевать у него оставался. Тьфу! — сокрушался Хрущев.
— Ну и я так, и я! — запричитал Булганин. — У Берии тогда особый вес был и особые полномочия.
— А сейчас полномочий у него еще больше!
— Да, правильно. Так вот, о Жукове. Когда однажды про Берию разговор зашел, у Георгия желваки заходили. Жуков сейчас у меня первый заместитель! — подняв указательный палец, напомнил министр. — Авторитет у него в войсках велик.
— Это мы с тобой постарались, Георгия Константиновича в Москву вернуть, наша работа! — удовлетворенно закивал Никита Сергеевич. Хорошие отношения у Хрущева с Жуковым сложились еще в Киеве, где перед войной маршал командовал Киевским особым военным округом. — Вот я и говорю: тебя — председателем правительства, а Жукова — министром Вооруженных Сил!
Булганин благодушно кивнул.
— На Жукова целиком рассчитывать можно, он и надежных людей даст, которые не сдрейфят. Он грозился, что может Лаврентия в его собственном кабинете застрелить.
— Вот было б здорово! — воскликнул Хрущев.
— Такого произвола Маленков не позволит.
— Берия, ему к каждой дырке затычка, только и командует — иди туда, иди сюда!
— Верно, верно! А раньше Берия Егору был ближе, чем брат родной.
— Был, да сплыл! Времена меняются и люди меняются, закон джунглей! — разъяснил Никита Сергеевич. — Я не возражаю, чтоб Берию бахнуть! — хлопнул по столу Никита Сергеевич. — Я бы и сам его шлепнул, духу бы хватило, только из пистолета по-настоящему не стрелял, одно баловство. Промазать боюсь. В таком серьезном деле, промаха допустить нельзя! Вот если из ружья охотничьего, то бы — да! Но ружье к Берии под пальто не пронесешь! При Лаврентии, Коля, нам житья не будет, хоть так, хоть сяк, а в подвале сдохнем!
— Давай, брат, последнюю на посошок! — вздохнул Булганин.
— Я — пас, — отмахнулся Хрущев.
— А я хлопну.
— Ты же к девчатам собрался! — предостерег Никита Сергеевич.
— Ты, Никита, мне всю душу перевернул. Куда я такой взвинченный поеду?! Наливай! — подставил рюмку министр.
— С волками жить — по-волчьи выть! — разливая коньяк, выговорил Никита Сергеевич.
1 июня, понедельник
Из радиодинамика лилась звонкая песня:
Нас утро встречает прохладой, Нас ветром встречает река. Кудрявая, что ж ты не рада Веселому пенью гудка!Букин сидел в горкомовском спецбуфете и пил чай. Буфетчица выставила перед Андреем Ивановичем коробочку «Белочек», в плоскую мисочку высыпала баранок, на блюдечке подала пастилу.
— Пастилушка и ба-ра-ноч-ки с маком! — суетилась глазастая Нюра.
Офицер к баранкам не притронулся, он предпочитал шоколадные конфеты, бережно разворачивал их, чтобы не повредить тонюсенькую серебристую фольгу. Бумажные фантики Андрей Иванович комкал и выбрасывал, а «серебро» усердно разглаживал ногтем, а затем умело скатывал в шарик. В увесистый шарик попадала серебрушка и от следующей конфеты. Ловко у него получалось, металлический шар рос пропорционально съеденным конфетам.
Андрей Иванович пил вторую чашку.
— Обопьюсь! — потея, вздохнул майор и потянулся за очередной «Белочкой».
Нюра не жалела ни заварки, ни сахара, ни розоватой воздушной пастилы, которую у горкомовского начальства было принято подавать к чаю. Молоденькая буфетчица была чистюля, все у нее лежало на своем месте: и чашки, и ложки, и чайнички. Любая посудинка в буфете так и блистала чистотой, а банки с вареньем просто светились! Посмотришь на сладостью переливчатую пузатую банку с аккуратной этикеткой, по которой разборчиво прописывалось название ягоды, год урожая, и залюбуешься! А если сядешь пробовать — за уши не оттащишь — варенье у Нюры получалось исключительное. Из Непецинского подсобного хозяйства в буфет отборную ягоду привозили. Никита Сергеевич без варенья чай пить отказывался: «Что я, дурак!» — хитро подмигивал он. Которое вкуснее, придвигал ближе, а остальное доставалось посетителям. Малиновое, клубничное, яблочное, черничное, вишневое, крыжовенное, рябиновое, из черной смородины, из красной, даже варенье из одуванчиков Нюра готовила. Майор Букин «райские яблочки» обожал.