Цеховик. Книга 12. Восходящая Аврора

Понятно, что сначала мы посудачим, иначе не успеет произойти намеченное с компотом. Впрочем, затягивать эту часть тоже нельзя, вдруг мы психанём и решим уйти, а там ещё не готово. Ну и для контроля пара стрелков в кустах над «узким местом».

В общем, мы заходим в комнату для переговоров. Она небольшая, здесь окно с распахнутыми створками, деревянный потолок, каменные стены без штукатурки, старинный стол и два деревенских буфета с керамической посудой. Красиво, что сказать. За окном зеленеет сад, поют птицы, пахнет весной и счастьем. Но это для тех, кто его может ощутить. Счастье то есть.

Ворьё заходит первым и начинает рассаживаться. Мы тоже подходим к столу, но сесть не успеваем, потому что вдруг из маленькой двери за шкафом вылетает худая фигура в чёрном и в один миг оказывается перед нами.

Близко, но не достаточно для того, чтобы дотянуться до него. В вытянутых руках он держит по пистолету. Лара Крофт, расхитительница гробниц. Нет, это разумеется не она. Это Сева Пятигорский, он же Игла. Нервничает, урод, щурится, глаза мечутся, перепрыгивая с меня на Цвета и снова на меня.

Стволы его «Макаровых» смотрят чёрными дырами отверстий прямо в лоб. Мне и Цвету.

– Ну что, ссуки! – дрожащими губами шепчет Игла.

Получается зловеще. Но мне почему-то совсем не страшно, хоть я и не обкуривался для храбрости, как Джемал. Сучонок. Иудушка. Я чуть поворачиваюсь к Цвету и вижу как он прямо и спокойно смотрит на Иглу. Только желваки ходят на скулах.

Я отворачиваюсь и смотрю внимательным взглядом на холодную, ничего не выражающую рожу Лазаря, на бегающие глаза Кахи, на обескураженного и раздосадованного лесовичка Женю Старого и на смеющегося Джемала.

– Э, Сева, чё за дела! – восклицает Женя. – Ты чё творишь? Мы же забились!

– Заткнись! – хрипит Игла. – Сюда смотри, Бро. Я хочу чтобы ты видел свою смерть. Заигрались вы голубки. Не туда сунулись. Не по зубам вам Сева Пятигорский! Сюда смотри, я сказал!

Я смотрю на него, но перед глазами встаёт картина, которую я вижу постоянно и которая не выходит у меня из головы. Тёмный подземный ход Новоспасского монастыря…

– Брось пушку, – холодно произносит Марина и отводит фонарь в сторону. – Брось, сука, пушку.

И теперь, когда свет не бьёт в глаза, я вижу Наташку, стоящую на коленях и приставленный к её голове пистолет. По спине скатывается ледяная капля, а волосы на голове становятся дыбом.

– Се человек, – говорит Марина, как бы вверяя Наташкину судьбу в мои руки.

– Марин, ты не выстрелишь, – говорю я, тяжело сглатывая ставшую густой и солёной слюну.

Накатывает удушливая волна, будто принося запах из её квартиры, металлический и сладкий.

Ствол моего пистолета смотрит ей прямо в лоб.

– Ты не выстрелишь, – повторяю я. – Зачем всё усложнять? Ты же умная и поэтому не будешь стрелять.

– Правда? – хладнокровно усмехается она. – Хочешь проверить? Думаешь, я шучу?

И в этот самый момент раздаётся невероятно громкий выстрел…

Я делаю маленький шаг и приваливаюсь спиной к стене. Твою дивизию… Твою дивизию…

2. Бонни и Клайд

– Ну, и чё скажете теперь, как добазариваться будете? – скалится Сева Пятигорский по кличке Игла, держа нас на мушке. – Кажись, вы своё отбазарили уже. Поучительный, сука, пример, как не надо делать. Ну чё, последние желания имеются? Хочу, чтоб вы прочувствовали момент. На века прощаемся, в натуре.

Рожа его искривляется в самодовольной гримасе.

– Не торопись, – хмыкаю я, спокойно глядя в лицо Игле. – Там ещё наши бойцы не уснули. Ты нашумишь, а они ворвутся и порвут тебя, как тузик грелку. Зачем так рано выскочил-то? Не утерпел?

– Чё-ё-ё? – морщится он, вытягивая шею и прищуриваясь.

– Давай чуть в сторонку встанем, а то дует, – киваю я и переступаю на два шага правее.

Цвет двигается следом за мной.

– Э, вы чё, не въезжаете?! – изумляется Игла, передвигаясь за нами и оказываясь прямо в створе окна. – Молитесь-на. Время пришло. И старуха с косой тоже.

– Хорош, Сева, дуру гнать! – раздражённо бросает Женя Старый и в тот же миг раздаётся дребезжащий хлопок.

«Бэмс», «вж-ж-ж» и «чмок» сливаются в один звук, а лицо Иглы замирает, сопровождая вступление в вечность изумлённым выражением. Глаза стекленеют, а тело, начинает заваливаться. Сначала медленно, а потом быстро. Утратив жизненные внутренние силы, оно не может больше сопротивляться внешним гравитационным силам и с грохотом падает на пол. Из затылка тёмной струйкой льётся густая чёрная жидкость.

Участники совещания вскакивают со своих мест и крутят головами, ничего не понимая, а я разглядываю маленькое отверстие, появившееся в стекле и бойца со снайперской винтовкой, выходящего из кустов в саду за окном. В комнату заглядывает Толян.

– У нас чисто, – говорит он. – Как у вас?

– Нормас, – киваю я и поворачиваюсь к Цвету. – Давай, Паш, покажи, кто в доме хозяин.

Тот молча наклоняется и вынимает из руки Иглы «макарыча». Сдвигает затвор, проверяя не пусто ли в патроннике и, удовлетворённо хмыкнув, молча, без самолюбования и обличительных речей по два раза стреляет в Лазаря и в Ваху.

Их лица искажаются болью, ужасом и гневом. «Макаров» выплёвывает огонь и громыхает, будто в него вселился мстительный Зевс и с помощью Цвета сводит счёты со своими должниками. Огонь, запах пороха и крови слишком часто появляются в моей жизни, но я так и не могу привыкнуть к этому…

– Э, ты чё, Цвет, ты чё делаешь!!! – ужасается Джемо. – Тебя же за это…

Он не успевает договорить и получает две своих пули. В грудь и лоб. Джемо откидывает пробитую обезображенную голову, и падает, как подкошенный. Мне его жаль, сердце сжимается, но тут дело такое… политика. Предательство не спускают, а он уж больно хитро-выделанным оказался. И если бы не Кабарда, возможно, сейчас на полу лежали бы я и Цвет…

Перед глазами стоит его весёлое радостное, полное жизни и такое молодое лицо, совсем непохожее на то, что с ним только что случилось. Твою дивизию… Хорошую жизнь я выбрал…

Вообще, вся эта расправа, праведный гнев и отмщение не вызывает никакого воодушевления, только сожаление и желание поскорее от этого устраниться. Происходит всё быстро и как-то даже обыденно.

Кажется и Цвет, более меня расположенный к воздаянию должного и актам возмездия, тяготится своей миссией. Но тут ничего не поделать – власть в волчьей стае добывается кровью и отсутствием сожалений.