Цеховик. Книга 8. Запах денег

– Да, – бьёт себя по лбу генерал. – Молодец, хвалю.

Он снимает трубку «вертушки» и подносит её к уху.

– Так точно, – чётким голосом отвечает он. – Готовы, да. Понял вас. Да, ждём.

Он кладёт трубку на место и с усмешкой кивает:

– Сейчас подойдёт. Хочет лично посмотреть на тебя, пока есть на что смотреть.

Пара минут тянется, как вечность. Надо что-то предпринять, потому что по глазам Карюка я вижу, что ему уже не терпится приступить к делу. Скуратов ты, а не Карюк…

Я смотрю в окно. Снег валит и валит, словно решил всех нас, людишек, погрязших в земных мерзостях, покрыть белизной, очистить и укрыть, похоронить и спрятать, чтобы мы не оскверняли своим видом взглядов, кружащих высоко в небе ангелов.

Заходит Щёлоков. Майор вытягивается во фрунт, но министр его даже не замечает. Похожий на тракториста, переодетого генералом, он подходит ко мне и смотрит светлыми, водянистыми глазами.

– Ну что, Брагин, – прищуривается он. – Ты решил, налево пойдёшь или направо?

Я стою прямо перед ним и киваю.

– Решил, товарищ генерал армии.

– Ну, и куда?

6. А снег идёт

– Прямо, – уверенно говорю я.

Щёлоков смотрит на меня холодно, и ни одна эмоция не отражается на его лице.

– Прямо, – повторяет он и кивает. – Прямо…

– Николай Анисимович, – вступает Рахметова, – сейчас майор Чеботарь с ним позанимается, и я вам сразу доложу.

– Доложишь ты, – сердито отвечает министр не глядя на своего зама. – Пусть пока погуляет твой Чеботарь. Иди, майор, погуляй.

«Плохой» коп на мгновенье зависает, он глядит на своего непосредственного начальника, не понимая, что делать. Щёлоков с удивлением поворачивается к нему.

– Иди-иди, – показывает на дверь Рахметов.

– Я не понял, моего слова недостаточно? Повторять нужно? Сказано гулять, давай гуляй! Развели тут, не пойми что!

– Есть! – чеканит Чеботарь, разворачивается и быстро выходит из кабинета.

– Работнички! – щурится Щёлоков. – Ты его откуда взял, из транспортного?

– Так точно, Николай Анисимович, из транспортного.

В голове некстати всплывает голос Жванецкого: «Состояние дел на участке транспортного цеха доложит нам начальник транспортного цеха…»

– «Так точно», – передразнивает Щёлоков.

Рахметов хмурится и кажется, не вполне понимает, чего это шеф на него злится.

– Откуда ты такой взялся, Брагин? – снова обращается министр ко мне. – С того света прилетел? А может ты шпион заморский?

– Нет, Николай Анисимович, свой я.

– А если свой, почему гадишь? – повышает он голос. – Рассказывай! Давай, говори всё, как есть. А то Чеботарь тебе кишки вытянет через задний проход.

– Мой знакомый, Александр Павлович Ножкин ехал в метро с потерпевшим.

– И откуда он знал, что это потерпевший?

Саню сейчас крутят по всем инстанциям, но у него всё железно, кроме того, чтобы узнать друзей Афанасьева в лицо.

– Он не знал, – качаю я головой. – Просто сидел рядом, слышал разговор. Потерпевший Афанасьев ехал с друзьями. Это всё в протоколе допроса имеется, и я вам передаю с его слов.

Щёлоков молчит, и мне приходится продолжать.

– По их разговору Александр, мой знакомый, понял, что они из «конторы»…

– Из КГБ? – уточняет Щёлоков.

– Да.

– И что, они об этом на весь вагон трепали?

– Не знаю, но он как-то сообразил. Потом друзья вышли, а Афанасьев остался и доехал до «Ждановской». Он был выпивши…

– Сильно?

– Нет вроде, не знаю.

Министр качает головой. Ему всё это известно, конечно, сто раз уже все протоколы прочитал.

– Дальше.

– Ну, а дальше, с его слов, пассажира этого вывели контролёры, или кто они там, и передали в руки милиционеров из линейного. Милиционеры сами были пьяные и вели себя по отношению к задержанному грубо и не по уставу. Оскорбляли вроде.

– Вроде?

– Я-то не видел. Приятель мой свидетель, не я.

– Что за приятель, москвич?

– Нет, мы вместе приехали. Ждём решение по организации Всесоюзного патриотического движения. У нас в городе мы состоим в молодёжном объединении «Пламя», хотим опыт на весь союз распространить. Ножкин кадровый офицер, имеет ранения, комиссован после Афганистана. Уважаемый человек. Он, знал, что милиция на транспорте постоянно обирает пьяных…

– Что?! – взрывается Рахметов. – Да как ты смеешь, на советскую милицию…

– Угомонись, – не глядя на него бросает министр. – Дальше рассказывай.

– Так это все знают. И пропадают люди. И в этом пятом отделении пропадали уже.

Щёлоков поворачивается и смотрит на зама, горящего праведным гневом.

– Это долго уже происходит, да только народу куда деваться…

– Хватит! – обрывает меня Щёлоков. – Давай по делу.

– Понял, – киваю я. – Дальше он пошёл на выход, но, как неравнодушный гражданин с высокой социальной ответственностью, вернулся, зашёл в отделение и увидел…

– Как он зашёл?

Он точно заходил, это я знаю, он мне докладывал. Поэтому, в этом отношении совершенно спокоен, Саша рассказал всё с точностью до сантиметра, кто где стоял и что делал.

– Да просто, взял и зашёл, говорит все пьяные были. А там он услышал крики, а потом и увидел своими глазами, как милиционеры избивают комитетчика, несмотря на то, что тот повторяет, что является сотрудником КГБ. Ну, товарищу, что делать было? Звонить в милицию и заявлять на милицию? Он вспомнил, что у меня есть знакомый в КГБ, мой земляк. Он оттуда выско…

– Кто, Злобин? – перебивает министр.

– Да, он. Я ему позвонил и сообщил. Но, зная, что КГБ может немного перевернуть ситуацию и огульно обвинить всю милицию, сообщил о случившемся также Юрию Михайловичу Чурбанову.

– Что?! – опять прорезается Рахметов. – Может ещё самому Брежневу? Врёт он, вы же видите, Никола…

– Да! – резко поворачивается к нему Щёлоков. – Да, бл*дь, и самому Брежневу! Лично сообщил. Пока ты тут штаны просиживаешь, в твоём ведомстве, где ты десять лет порядки заводил, граждан грабят и убивают. И сейчас ты под ковёр это дело не заметёшь!