Цель оправдывает средства. Том четвертый

— Какой? — уточнила она.

— Есть на моей родной планете такое животное — баран, — придется объяснить. Но так, чтобы не обидеть. — Почти что священное животное. У хорошего, послушного барана, прошедшего курсы этикета, вес должен быть ровно сорок пять килограмм. По крайней мере я так слышал. Но то, что баранов все уважают — чистая правда. Ни один праздник у народов гор не проходит без этих животных. Я бы даже сказал, что они гвозди программы. Баранов все любят. Их почитают, есть даже народы, которые используют их в качестве валюты…

— Расплачиваются священными животными? — недоверчиво посмотрела она. — Еретики что ли?

— У них свои понятия о жизни, — уклонился от ответа я. — Настолько отличные от привычных остальному населению планеты, что завистники их культуры даже стали распространять фальшивые слухи, будто горцы — так называется эта раса — нет-нет, но таки да сношают баранов. Редко, но бывает…

— А, ну тогда я точно баран, — на совершенно серьезных «щах» изрекла Секура, отчего я едва не взоржал, аки морж, которому пингвин прошелся по большому, длинному, необрезанному.

— Хотела бы я побольше узнать о культуре твоего народа, Рик, — призналась она. — Если на твоей планете все такие же, как ты, странно, что вы еще галактику не захватили.

— О, мы пытались, — вздохнул я. — Строили космические корабли — примитивные, конечно, по современным меркам. Даже на спутник своей планеты летали. Есть у нас такая нация — американцы. Так вот, они утверждают, что даже высаживались на нашу луну.

— Говоришь так, словно не веришь в это утверждение, — заметила она.

— Они — известные мастера выдавать черное за белое, — дал я свою оценку внешнеполитической деятельности США. — Был у них как-то певец, Майкл Джексон. Нормальный такой корун. Но что-то моча ему в голову ударила, так он изменил цвет своей кожи. И что-то пошло не так…

— Судя по тому, как ты это говоришь, он умер? — уточнила она.

— Да, — согласился я. — Как-то утром встал, подошел к зеркалу, увидел, что он белый, посмотрел на своих корунских родственников, накачался анестетиками, дабы заглушить свою душевную боль, считая себя белой вороной, да и отошел в лучший мир. Но это еще ничего… Американцы выступают за демократию, равенство и прочие либеральные свободы — вот уже как лет двести всему миру подобными рассказами головы забивают. Да вот все их лидеры сплошь и рядом — белые мужики с деменцией. Хотя нет, вру. Был у них как-то один корун на посту главы государства… Ужас тихий.

— И что, больше не было темнокожих президентов? — уточнила она.

— Нет, — признался я. — Корун проиграл выборы, и ему на смену пришел богатый белый мужик. А первым делом этот самый богатый белый мужик выселил коруна вместе с его семьей из дома, в котором они жили последние несколько лет.

— Ужас какой, — тихонько произнесла она. — Теперь понимаю, почему ты не хочешь говорить о своем родном мире. Но, ты бы мог включить их в состав Вечной Империи и…

— Не-не-не, — запротестовал я. — Ни за какие коврижки!

— Почему? — опешила девушка. — Ты ведь мог бы принести мир и процветание на родную планету.

— Достаточно и того, что я культурно обогащаю закуульское общество колоритным темпераментом своей расы, — сомнительное, на самом деле достижение. Статистические опросы показывают, что за последние два года население галактики значительно углубило и расширило свои познания в области мата и крепких выражений. — А так, вообще я не самый верный приверженец культуры своего народа.

— Это еще почему? — удивилась Секура. — Вот, ты же придумал загорать под искусственным солнцем. Шашлык девочки очень полюбили. Баню, конечно не все, особенно чего-то Утрила отказывается ходить в парную…

— Балалайка, — неожиданно произнес я.

— Что?

— Стереотип не полон, — попробую объяснить как могу. — Видишь ли, на моей планете моя раса, русские, живут в крайне суровых условиях. Отдельный момент в том, что мы сами себе такие условия создаем. И приходится существовать как можем. Греемся от ядерных реакторов, пьем спиртное вместо воды и напитков. А еще у нас медведи с балалайками по городам гуляют.

— Медведи? — переспросила она. — А кто это?

— Наш вариант вуки, только помассивнее, — как мог, так и объяснил. — А балалайка… Балалайка — это цемент существования нашей расы. Без нее не было бы и русских. Нет, конечно, нас могла бы спасти березка русская, но есть у нас один парень, Сережа Безруков, так он без нее жить не может.

— Как это? — удивилась Эйла.

— А вот так. Просыпается утром, и не пройдет и часа, чтобы он не пошел, да не обнял березку, приговаривая ей добрые, ласковые слова…

— «Березка» — это название ваших женщин? — попыталась понять широту русской души с помощью логики тви’лечка. Но, как и многие другие разумные до нее — неудачно.

— Дерево, — уточнил я. — Нет, конечно, есть среди наших девушек такие же деревянные, но они обычно по пояс, да и только на верхнюю часть…

— Так вот почему ты не возражал против восстановления расы нети! — смекнула (снова неудачно!) Эйла. — Хочешь, чтобы было все как дома? Чтобы мог по утрам деревья обнимать?

— Нет, — вздохнул я. — Для этого у меня есть вы, — поцеловав девушку в щеку, объяснил:

— Нет, это не только вымирающий вид, но и пять-шесть килограммов хороших дров еженедельно. А без хороших дров хорошего шашлыка не получится.

— А вы используете «березки» для приготовления шашлыка? — полюбопытствовала девушка.

— Нет, — твердо ответил я. — За такое предусмотрено суровое наказание.

— Какое? — удивилась девушка, не понимая сарказма.

— Есть такое страшное мучение, пытка для души и тела, как «хоровод», — вздохнул я. — Самый страшный хоровод у женщины по имени Надежда Бабкина. Всех, кто совершает преступления против березок — отдают в ее хоровод.

— И что с ними происходит потом? — не унималась Эйла.

— Никто не знает, — понизив голос, ответил я. — Хоровод Надежды Бабкиной еще никто и никогда не покидал. Живым и умственно полноценным, по крайней мере, уж точно.

Девушка прижалась ко мне посильнее.

— Скучаешь по своей Родине? — поинтересовалась она.

— Нет, — без шуток ответил я. — Мне и здесь хорошо.

— Если хочешь, у меня хорошие отношения с вуки, — неожиданно произнесла она.

— Это ты к чему клонишь? — насторожился я.

— Можно договориться, чтобы с Кашиика присылали не только уголь, но и вуки, который будет играть на балалайке, — предложила она.

На мгновение представил себе Чубакку, наяривающего на упомянутом инструменте… Да еще сидящего на корпусе «Тысячелетнего Сокола»… Где-нибудь на базе «Эхо» в разгар нападения Дарта Вейдера на Хот…

Почувствовал, как по щеке покатилась скупая мужская слеза ностальгии и наркомании.

— Эйла, — поглаживая девушку по лекку, обратился я. — Если я выбью из тебя дурь, обещаешь больше не покупать новую?