Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Раздумывая, как мне распорядиться вдруг привалившими часами, я прогулялся вниз по Киевской, свернул к кафе «Березка» и отведал тамошних пельменей — вдумчиво, с толком и чувством.

Утолив аппетит, сразу поднял настроение. Проблемы никуда не делись, они по-прежнему толпились в очереди, но я, как вредная работница торговли, вывесил объяву: «Ушла на базу».

И пусть весь мир подождет…

Надо же, хоть изредка, поднимать голову над учеными талмудами — и замечать весну на перепаде в лето!

Благодушествуя, я неторопливо пересек сквер по аллее, обсаженной сиренью.

За пахучими деревцами

поднимала этажи родимая 12-я школа, но туда я не заглядывал и, вообще, старался даже рядом не бывать — слишком многие помнили меня, а знать «секретного физика» в лицо…

Сглупил Комитет, «спрятав» меня в Первомайске! Были же варианты — и Дубна, и Арзамас-16…

Правда, Иванов клялся, что скоро, чуть ли не в этом году, в Подмосковье выстроят секретный Объект — научный городок, еще без названия, в котором поселятся первые ученые-хронофизики.

Ныне в тех местах лишь безлюдные пустыри, окруженные двумя рядами колючей проволоки на высоких столбах, а между ними — полоса вспаханной земли. Но уже размечены стройплощадки и четыре будущие улицы. Целая армия бульдозеров, экскаваторов, самосвалов гребет, копает и возит грунт. Нулевой цикл.

«Вот, понастроим всего — и домов, и ДК, и школ с детсадами, магазинов всяких, корпусов институтских, — мечтал Борис Семенович, — так сразу и переедете! А пока…»

А пока соблюдай секретность в родном городе. Бди.

— Миша? — сквозь мысли протолкался полузабытый голос. — Ты?! Мишечка!

Холодея, я обернулся. У памятника партизанам, высеченного из местного розового гранита, стояла Инна. Растерянная, взволнованная и обрадованная. За пару-тройку лет ее красота никуда не делась, стала даже более выраженной, как бы на меже расцветающего девичества и цветущей женственности.

— Мишечка! — Хорошистка подбежала и с маху обняла меня за шею, прижалась, жадно ища мои губы. Нашла.

А я лишь растерянно тискал давнюю потерю, не зная, что думать и как говорить.

— Привет, — вытолкнул между поцелуями.

— Привет! — рассмеялась Инна, мило краснея. — Ты прости, что я так… Набросилась! Но, правда… очень соскучилась! И… я знаю, знаю, чего я натворила, дура, но все равно… — она опустила ресницы, и тихо договорила: — Ты мне самый родной человек.

Мы оба сильно смутились, и я первым выговорил деревянным голосом:

— Ты к своим приехала?

— Ага! — оживилась Хорошистка. — И весь июнь буду. Хочу, чтоб Васёнок наелся черешни и шелковицы! Недельки три еще, и поспеют. Миш… — Видова неожиданно посерьезнела. — Я тебя искала в Москве, но не нашла. И радик не отвечает! Понимаешь… Вася, он… У него твои способности прорезались!

— Ну, ничего себе… — пробормотал я, снова теряясь.

— Да! — горячо вытолкнула Инна. — А я же боюсь! Нет, не того, что Олег… — она оглянулась, и договорила: —…Что Олег догадается. Я за Васечку боюсь! Ты бы поговорил с ним… Пожа-алуйста! Просто, чтобы он не пугался! Ладно?

— М-м… А ты у родителей живешь? Понимаешь, мне бы не хотелось пересекаться с твоей мамой…

— А нет ее! — радостно воскликнула Хорошистка. — Умотала в Москву! Мама с новой родней спелась. А папулька сбежал от нее к пингвинам! — она засмеялась. — Мы вдвоем с Лариской! Братец писал, что вернется, а сам на флоте остался, перевелся с Владивостока в Камрань —

это где-то во Вьетнаме… Пошли? — прекрасные синие глаза заглядывали моляще и чуть кокетливо.

И как им откажешь?

— Пошли, — сказал я.

— Пошли! — зазвенела Видова, подлащиваясь. — Ты меня проводишь, да?

— Типа того, — усмехнулся я.

Инна зашагала рядом, и давняя услада холодила спину…

Есть вещи, которые прощать нельзя, а память у меня хорошая. И воображение весьма живое. Легко представить себя с Инной в постели, вот только никакие ласки, даже самые горячие, не растопят ту грязную ледышку унижения, что засела во мне в тот декабрьский вечер, в павильоне «Мосфильма».

Хотя… Ну, да, Хорошистке удалось-таки меня соблазнить. Не устоял. Зато закалился после! Намаялся, натерпелся… Вспоминать тошно. Иммунитет, так сказать, выработал. Да ведь все равно тянет!

— Как твои киношные успехи? — спросил я, лишь бы голова не пухла от ненужных мыслей.

— А никак! — хихикнула Видова. — Зато с осени буду работать в Театре сатиры, у Плучека. Хотя актрисы говорят: «Служить»! Да-а… Спасибо Гайдаю, со многими познакомилась, хотя гладко не будет. Мы, вот, дружим с Наташей Селезневой, так она же лет на десять меня старше! Да бо-ольше! А Олег сейчас, знаешь, где? В Голливуде! Там итальянцы будут снимать, и наши. Настоящий вестерн!

Мы перешли улицу Чкалова и спустились в глубокую балку.

— Знаешь, — негромко сказала Инна, — папа очень переживал из-за нас. Из-за меня. Из-за того, что мы с тобой расстались. Я ему доказываю, главное, что люблю другого, что Мишка сам виноват, а он только головой качает. И вздыхает… А три года тому назад я приехала сюда с Васенком. Папка как раз с зимовки вернулся… Потому и приехала, его хотела увидеть! И мы с ним как-то вечерком хорошо так поговорили. Ну, я поплакала немного… А потом… Не знаю, может, он заметил, как я с Васенком ношусь, как тискаю его постоянно… Папа мне на ухо шепчет: «А Вася… Он же Михайлович?» Я сникла, киваю, а самой так стыдно… А папка меня обнял, и говорит, как маленькой: «Дурындочка ты моя…»

Мы поднимались по склону, уже замаячили плоские крыши пятиэтажек на Щорса. Инна шла рядом, близко, но меня не касаясь. И под руку не брала, остерегаясь задеть незримые «красные линии».

— Дурындочка ты моя, — улыбнулся я, приобняв девушку за талию. Легонько. По-приятельски.

* * *

Дверь нам открыла Лариса, розовая и свежая, кутаясь в пушистый махровый халат.

— Мишенька! — радостно взвизгнула она, притискивая меня к пышному бюсту. На меня пахнуло чистым теплом, а щеки коснулись влажные волосы. — Какой же ты молодец, что пришел! А то эта лахудра…

— Но-но-но! — заносчиво парировала Инна.

— Девушки, не ссорьтесь! — развел я сестренок.

— Ладно, я тогда в магазин сбегаю! — засуетилась старшая, хватая фен. Пять минут беготни — и Лариска выпорхнула за дверь, улыбнувшись мне напоследок.

— И тишина! — смешливо продекламировала младшая.

— А тебя как звать?

На пороге гостиной стояла мелкая личность, схожая с Лениным на октябрятском значке. Синие глаза смотрели пытливо, но без опаски. Я присел, и протянул руку чаду:

Поделиться с друзьями: