Целитель 12
Шрифт:
— Привет, лохматенции!
Потопав на крыльце, отряхивая налипший снег, я дождался, что в двери выглянет супруга академика.
— О, Миша приехал! — заулыбалась она, собирая морщины.
— Здрасьте, тёть Ань! Да вот, проезжал мимо. Дай, думаю, загляну!
Мелко рассмеявшись, Анна Дмитриевна проводила меня в дом, похожий на декорацию к фильму о жизни до революции. Старинная мебель, тяжелая, но вечная, навевала дух дворянского гнезда, не затронутого Октябрем.
Сдержанно гудела круглая печь, выложенная изразцами. Тепло от нее расплывалось мягкими волнами, укутывая пространство уютом и ладом. Негромко щелкал маятник настенных часов,
Его обед не впечатлял изысками — в глубокой тарелке парили желтые клубни картошки, а на блюде, усыпанная колечками лука и зеленым горошком, разлеглась здоровенная селедина.
— О-о! — бледно заулыбался академик. — Кто к нам пожаловал! Присоединяйтесь, Миша! — он вяло погрозил пальцем: — Только не говорите, что вы здесь по наущению Пса!
— Да как вы могли такое подумать! — изобразил я возмущение, накладывая себе в тарелку.
Стыдливо усмехаясь, Колмогоров отрезал мне краюху ржаного — руки его дрожали.
— Хочу вас подлечить, — выложил я легенду, придуманную на ходу. — И… есть еще один вопрос, но о нем после. Проголодался я!
— Ну, выпить не предложу, вы за рулем… — забормотал Андрей Николаевич. — А кваску?
— С удовольствием!
Анна Дмитриевна готовила чудеснейший домашний квас, страшно шипучий, и в каждую бутылку обязательно опускала изюминку. Колмогоров наполнил мой стакан, почти не пролив пенный напиток.
— М-м-м… — замычал я, отхлебнув. То, что надо. И куда вкусней аперитива!
Жирный селедочный хвост и пара картофелин избавили меня от многоглаголанья, а когда я слопал добавку, то с пыхтеньем откинулся на спинку.
— Как говорил товарищ Маяковский: «И жизнь хороша, и жить хорошо!» Ну-с…
Я тщательно обтер руки, и вытянул ладони над белыми — не седыми, а именно белыми волосами Колмогорова.
— Припекает будто… — забормотал академик, размякая.
— Отлично… — обронил я напряженным голосом, водя левой рукой вдоль позвоночника нечаянного пациента. — Андрей Николаевич, у меня к вам будет огро-омная просьба…
— Слушаю вас, Миша…
Я выдохнул — и стал выдавать секреты особой государственной важности. Рассказал о хронодинамических экспериментах, упомянул о теории дискретного пространства, о четырехмерных межпространственных полях…
— Нуль-пространство, псевдовремя… — уныло перечислял я. — Мне хватает понимания, как физику, но проблема в ином. Как объять пространственно-временные структуры математически? Тут я пасую. На вас вся надежда, Андрей Николаевич!
— Миша! — всплеснул руками Колмогоров. — Да я бы рад, но… — он с радостным удивлением посмотрел на свои пятерни, подвигал пальцами. — Даже не вздрогнут! Спасибо вам огромное, Миша! Но… Понимаете…
— Да тут хотя бы начать, Андрей Николаевич! — горячо заговорил я, будто не слыша сомнений в голосе академика. — У меня слишком материалистический склад ума, и на каком-то уровне сложности я просто вязну в высших абстракциях, во всех этих топологических премудростях! Единственное, на что меня хватило, это… Даже не знаю, как выразить… Понимаете, Теория Совмещенных Пространств — это, как мостик к новой, расширенной… ассиметричной теории относительности! Где пространство вовсе не геометрический объем, а сложнейшая структура, да и время не лишняя сущность в виде дополнительного четвертого измерения. А если положения
ТСП верны, и мир действительно представляет собой бесконечную совокупность взаимопроникающих пространств с весьма различными физическими свойствами? Знаете, на что это похоже? Ученые, будто стародавние кочевники, топчутся в убогом загоне, а вокруг — степь бескрайняя, переполненная неведомыми истинами!На дряблые щеки Колмогорова вернулся румянец, его глаза заблестели.
— Я… попробую, Миша, — выдохнул он. — Только… — академик бросил на меня быстрый озорной взгляд. — Мне нужны детали!
— О-о! — воскликнул я, аккуратно шлепая по монитору микроЭВМ, экран которого изрядно запылился. — Материалов у нас — вагон и маленькая тележка! Скачаю всё на диски, и привезу! Нет, лучше я… — моя рука потянулась к затылку. — Позвоню Киврину, он привезет, а я помогу разобраться, где там что.
— Ну-у… За почин надо выпить! — Андрей Николаевич шлепнул в ладоши. — Чаю, да под ягодный пирог!
Со звоном он выставил на стол два граненых стакана. На подстаканниках были выгравированы пес и гусь.
— Анечка-а! — дребезжащим голосом воззвал Колмогоров. — Чаю дашь нам?
— Несу-у! — послышалось из кухни.
Я успокоенно оседлал стул, весьма гордый собой. Исцелить тело — это я умею с детства. А вот реанимировать душу… Но получилось же! За это не грех и выпить. Чаю. С пирогом.
Там же, позже
Володьке удалось побить мой давнишний рекорд — от Щелково-40 до Комаровки он доехал меньше, чем за полчаса. Видимо, привлеченный моими рассказами о тутошнем квасе. Шутка.
Киврин уже не раз набивался мне в попутчики, чтобы хоть издали глянуть на светило математики. А тут — за одним столом…
Ну, пока Володя накачивался квасом, я зарядил дисковод новенького «Коминтерна-7». У меня на работе стоял такой же, как Старос хвастался — с процом четвертого поколения. Техпроцесс шестьсот нанометров, полтора миллиона транзисторов — и прочая, и прочая, и прочая.
— Миша, — Колмогоров, не в силах усидеть, вил круги по гостиной. — А совмещенные пространства — это чисто теоретическое построение? Или вы уже нащупали хоть какие-то физические проявления?
Киврин, отдуваясь, глянул на меня.
— Каппа-пространство нащупали, — бодро сказал я. — Довольно странный мир — его материя еще не квантована, и находится в доатомном состоянии. А вот бета-пространство… Оно сопредельно нашему, и там проживает точная реплика человечества. Ну, тайной больше, тайной меньше! Открою еще одну — я лично знаком со своим двойником из «Беты»! Так уж случилось…
— Ах, как интересно… — взволнованно прошептал академик, потирая руки в старческих веснушках. — До чего же интересно! А тут жизнь на исходе…
— Андрей Николаевич! — фыркнул Володька, малость освоившись. — Мне бы до ваших лет дожить! И, я слыхал, у вас хватает долгожителей в роду?..
— На них вся надежда! — тихонько засмеялся Колмогоров.
— Загружается, — бойко объявил я, покидая гостиную. — А мне надо… м-м… помедитировать.
Приспичило мне.
— Мы с Гришей Перельманом в одной школе учились, — глухо донесся окрепший голос Киврина. — Только он стал математиком, а я как-то отстал, в физики подался…
Усмехнувшись, я закрылся в уборной. Опыт пользования здешней сантехникой у меня был — какую кружку брать, откуда черпать… А для несведущих висела подробная инструкция.