Целители. Начало пути
Шрифт:
Мысль эта бодрила, дышала не надеждой даже, а обещанием. Поэтому, когда Лавиль мягко развернул её к себе лицом и спросил:
– Обиделась?
Нел спокойно ответила:
– На что? На честность?
Усмехнулась, несколько брезгливой правда улыбкой:
– В этом вы все. Дормерцы. Делите людей на касты. А, если нуждаетесь в ком-то, то выделяте ему положенное место на полке и строго следите за тем, чтобы он с этого места не сошёл.
Нел перевернулась на спину, закинула руки в свою буйную гриву, потянулась. Лавиля будто и не было рядом. Она видела его. Дом! Улыбалась и радовалась ему.
– Смешные вы, дормерцы! Думаете, можно купить меня за блестяшки?.. Так они под ногами там, дома, эти ваши драгоценные камни и бесценные магические кристаллы. Дети играют ими. Собирают, выискивают необычные. Пока не наиграются... Разве можно купить чью-то любовь, сердце или жизнь?.. Ваши можно. Вы сами продаётесь за эти ваши блестяшки. Потому вы и нищие... Во всех смыслах... А мы свободны и счастливы настолько, насколько можно быть счастливыми, соседствуя с вами!
Лавиль словно сам почувствовал вольные ветры Гарнара. Судорожно вздохнул. Она вернулась. С приязнью и иронией посмотрела на него:
– Я не стану знатной дормерской дамой, декан. Упасите боги! Если выйдет, я отучусь и вернусь домой. И никогда, наверное, носа не суну в Дормер больше.
***
Как она окоротила его! И ведь не специально! Просто думала и мыслила так... Как Альтея, которая пошла, в итоге, на поводу у своего сердца. Как лучший друг, для которого не было ни малейшего значения, кем была его избранница: безродной или наследницей древних королей.
А он?.. Как видит всё это он?.. В том то и дело, что никак. Не хотел он никакой близости. Никогда не хотел. Ему хватало семьи, друга. А женщины... Они украшали жизнь, делали её радостнее, но всегда были взаимозаменяемы. Он легко встречался с ними и отпускал. Единственное, что было обязательным, во всех его романах, это лёгкость и радость.
Так и было до войны, и Лиметты. Всё, что случилось тогда, сломало его. Вывернуло наизнанку. Такую изнанку, что его до сих пор тошнило, когда он вспоминал, на что оказался способен. Он потерял в той войне всё: принципы, спокойный сон, самоуважение и право считать себя достойным человеком. Едва не потерял почти что брата.
Год в Самире позволил им сблизиться снова и Мар простил его. Простил ли он себя сам? Нет, конечно! Поэтому-то он и трудился все эти годы, как проклятый. Не только, чтобы загладить вину, но и просто забыться.
А женщины?.. Нелли Тал хорошо сказала про "место на полке". У женщин, кого он впускал в свою жизнь, было именно такое место. Чётко определённое и совсем незначительное. Как только они начинали претендовать на большее, чем просто упражнения в постели, он рвал с ними. А если видел в ком-то проблеск чувств, как в Амалии Кринт, то рвал резко. Чтобы сомнений не осталось и надежд...
Почему его так уязвило то, как правильно видит его эта студентка? Это ведь именно та жизнь, какую он сознательно выбирал для себя и трепетно берёг. Он и её не притащил бы домой, если бы не необходимость сохранять тайну, для неё, и отдыха, для себя.
Это потом на него накатило. Помрачение длиной в два дня. Наверное, устал. Грядущие роды королевы, и общение с ней выматывало его. Организм сдался и завис
в каком-то безвременье... С этой девушкой вместе... Пора просыпаться и жить дальше. Пора!Он свёл почти на нет подпитку Нелли Тал. Понаблюдает её эту, последнюю ночь, а завтра на занятия. Оба. Только занятия по физподготовке будут для неё под запретом на неделю. И потом нагрузку нужно будет дозировать. Он скажет Виллису. Тот проследит.
Конечно, проследит! Он ведь тоже неравнодушен к лохматой, кудрявой девочке. Чудеса!.. Она сумела меньше чем за пол года получить два предложения от завидных, родовитых холостяков! И сам он ведёт себя странно. Иногда...
Почему?.. Он вспомнил, какие глаза были у неё, когда она рассказывала о "долинах Гарнара" и поносила их, дормерцев. Они горели... Свободой. Может быть, она и привлекает всех? И вызов. И ещё что-то... Потому, что он снова потянулся к ней и попробовал притянуть её к себе ближе, как в "те" ночи.
Нел фыркнула, беззлобно, скорее иронично:
– Запачкаться не боитесь, декан?
Вот оно! Язва вернулась! Он ответил шутливо:
– Если кто-то тут и может запачкаться, то только ты, Нел. Боишься?
– С чего бы это?
Он потянул её к себе, она вывернулась так, чтобы видеть его лицо и спросила:
– Зачем ты лезешь ко мне, Лавиль? Лезешь, потом отталкиваешь? И снова лезешь?
– Не знаю,- вырвалось у него.
– Оставь меня в покое!..
Она рванулась у него из рук, а он прошептал покаянно:
– Не могу...
И поцеловал её. Сам не понял как. Не планировал он! Не собирался!.. И не устоял.
Не только тело жило своей жизнью, обнимало её, так что не вырваться и целовало, не отрываясь. Сердце тоже билось бешено, яростно разгоняя кровь по венам. Разум посмотрел, наверное, на это безумие и отключился. За ненадобностью.
Зачем нужен разум, когда есть чувства и потребность. В близости. В женщине. Никогда, наверное она не была такой жгучей и яростной. А если и была, то только один раз, да и то он не уверен. Он был тогда под зельем и вымотан до предела.
Сегодня он понимал всё. Выбирал. Стремился. И, кажется, его партнёрша испытывала что-то подобное потому, что загорелась она мгновенно, как головня. Что, в общем-то, и неудивительно. Рыжая! С бешеным темпераментом! Ласковыми руками, нежным, податливым телом и губами от которых он просто не мог оторваться. Он и не отрывался. Наслаждался. А мысли что загорались и потухали в мозгу, не мешали. Он понимал их всех, этих мужчин, что так стремились к ведьме. И Дастона. Он тоже, судя по всему, не мог оторваться от её губ. Потому они и были припухшими тогда...
Мысль о студенте потащила следом другую мысль, и другую, и ещё... Он со стоном оторвался от девушки и прохрипел:
– Я не имею дел со студентками!..
Он вспомнил это, но слабо помнил почему. А она и вовсе не желала знать ничего. Потянула его к себе снова, прошептала ему в глаза:
– Плевать на принципы!..
Он забыл, почему "не плевать", но помнил, что это важно для него... Нужно дать время. Себе вспомнить, а ей подумать. Потому он в последний раз жадно прошёлся руками по её телу. Поцеловать не решился. Иначе мозг отшибёт полностью. Попытался уложить её голову к себе на плечо. Она непокорно взбрыкнула: