Целительница: другая

— Хочу, чтоб ты по-дружески принял эту информацию и всё.

— А я друг?

— Чувствую подвох в вопросе.

— Если я друг. Почему ты мне не позвонила. Я никогда не обладал даром предвидения. Откуда я мог знать, что у тебя случилось? Не звонишь, не пишешь, значит всё хорошо.

Теперь замолчала Вика. Михайлов был прав. Это она закрылась в своём горе и отвернулась от друзей. От Маши тоже.

— Мы с Романом можем годами не переписываться и не созваниваться, но если что-что происходит, то мы обязательно на связи. Для меня это дружба. А не поздравлять друга с праздниками.

— Извини, — тихо ответила Вика, похлопав Ивана по плечу, набрала тоже горсть камней и начала бросать их в Леман.

— Теперь понятно, почему ты седая. А почему с работы ушла?

— Как-то однажды проснулась и поняла, что всё, больше ничего не могу. Поначалу наоборот, бралась за все проекты, за любые дела, чтоб не думать о Викторе. В выходные выходила на работу. А когда закрыла ипотеку, что-что резко внутри изменилось. Я потеряла смысл. Чувствовала себя совсем чужой среди коллег. Ушла. Через пару месяцев поняла, что совершила ошибку. Стало совсем невыносимо от самой себя и от мыслей о Викторе.

— Почему не вернулась?

— Странно ушла. Мы с Николаем даже не попрощались и до сих пор не общаемся. Не нашла сил позвонить.

— Ты слишком много замкнула на себе, а потом сдалась. Могу его понять.

— Единственное, что мне хотелось тогда, исчезнуть. Не умереть, а именно исчезнуть. И я исчезла. Отключила телефон. Перестала со всеми общаться. Читать новости.

— Помогло?

— Нет. Тот случай, когда думаешь, что уже достигла дна, но я ещё больше пала в своих мыслях. И чтоб не чувствовать боли, начала пить.

— Смотрю, поборола это пристрастие.

— Да, почти. Перестала чувствовать эффект. Что так плохо, что так, но при алкоголе ещё и тошнит. Выпиваю пару бокалов вина, чтоб уснуть.

— Попрошу у Веры, пусть тебе из Индии травяной чай привезёт. Будешь его пить перед сном. Есть у них там замечательный сбор, успокаивает. На себе проверил.

— А ты что переживал?

— Переживал. Тяжело принять, что большая часть людей общались со мной только из-за статуса. Первые полгода было ещё ничего, люди думали, что я вернусь. А когда поняли, что нет, и я уже не помощник в их делах, стали игнорировать. Как-то мерзко, когда ты поздравляешь кого-то с днём рождения, а он тебе не отвечает. Хотя ещё год назад, днями мог добиваться встречи с тобой. Но я считаю, мне повезло. И спасибо тебе, что тогда настояла на моем отъезде. Теперь я знаю, кто мой друг, а кто нет. Это ценно. И бизнес мой стал процветать. Я начал больше доверять тем, кто со мной остался работать, а они стали делать это эффективнее. Ладно, давай решать твои проблемы, у меня-то их нет: жив, здоров, прекрасная жена, доходный бизнес, и ещё радуюсь испанскому солнцу. Москву солнце не часто балует своими визитами. Так чем помочь?

— Не знаю, — пожала плечами Пятницкая. — Нет всё же знаю. Пойдём обратно. Я замёрзла.

— Идём, — согласился Иван, протягивая ей руку, чтоб помочь подняться с песка на дорожку. Пятницкая отступилась, вскидывая руку в ответном жесте. Михайлов мгновенно отреагировал, ловя подающую Викторию. Благодаря чему её голова зависла в двадцати сантиметрах от большого булыжника, одиноко лежавшего на песке.

Иван тяжело выдохнул, помог Вике подняться, и, не рассказывая про камень, чтоб не пугать свою спутницу, сказал:

— Так чем ещё я могу тебе помочь? Я подумаю, кто у меня остался в банковской сфере и куда тебя можно пристроить.

— Я не хочу в банк. Не моё это, — отряхиваясь, сказала Вика.

— Не зря дома сидела. И что хочешь?

— Не знаю.

— По тону понимаю, что знаешь. Рассказывай.

— В детстве мечтала стать врачом. Хирургом. Но это уже поздно.

— Почему? В России нет ограничений по возрасту при поступлении в ВУЗ.

— Мне почти тридцать. Я закончу учиться лет в тридцать семь.

— Так ты хочешь или нет?

— У меня денег нет.

— Вот я и спрашиваю, чем тебе помочь?

— Но это безумная сумма будет.

— Для тебя да, для меня нет. Плюс растянуто во времени по выплатам. Хочешь? Поступай.

— Мне нужно всё это переварить. Я нахожусь в шоковом состоянии.

— Не только же тебе людей удивлять.

— Дай мне пару дней, и я отвечу.

— Добро. А знаешь, я ведь не просто так приехал раньше с Романом повидаться. Лиза позвонила, сказала, что тебя встретила, и что у тебя что-то случилось.

— Спасибо Лизе. И спасибо, что приехал. Мне как-то легче на душе стало. Рада, что у меня есть близкие люди, как ты.

— Вот и славно.

***

Вика встала в дверях в гостиную не понимая, зайти ей посидеть с Романом и Иваном, выпить ещё вина или пойти спать.

— Поедешь завтра с нами в горы? — спросил Климов, когда Иван протискивался между Пятницкой и дверным косяком.

— Я не катаюсь на лыжах, — сказала она, делая шаг в комнату и освобождая проход Михайлову.

— Прогуляешься, потом вместе пообедаем на свежем воздухе.

— Ладно, — согласилась Вика, вновь пятясь назад.

— Тогда подъем в семь. И… — замешкался Климов.

— Что, Ром?

— Ты можешь исцелить Стаса? Он толковый парень, если не будущий гений. Но с его болезнью… Он может умереть в любой момент.

Пятницкая уставилась в пол, не зная, что ответить. Ей даже не хотелось знать, что за болезнь. Тело оцепенело от внутреннего холода. И бесконечная грусть разлилась по венам, приостанавливая сердце. А где-то под оцепенением пульсировала мысль, что нужно бежать отсюда.

«Хотела быть обычной? Вот. Будь».

— Ром, Вика потеряла дар, — тихо сказал Иван. — Она бы с радостью, но не сможет.

— Жаль, — искренне ответил Климов. — Извини, за вопрос.

— Мне тоже жаль, — выдавила из себя Вика, стараясь сохранять голос спокойным, а после добавила, уходя. — Доброй ночи.

— Не забудь поставить будильник на семь, — крикнул ей вдогонку Михайлов.

Вика легла в кровать. Сначала она не поняла, что не так, а потом осознала, что не чувствует расслабления в постели. Положи её сейчас на лавку, эффект был бы тот же. Мышцы затвердели, как в ожидании очередного удара.

«Очередного? — подумала Виктория — Когда я в последний раз расслаблялась? Разве что со Смолиным. Даже алкоголь не особо способствовал этому».

Она стала глубоко дышать, ощущая, как сдавлено её горло от языка до щитовидки. По телу побежали мурашки, показывая Пятницкой, что оно ещё не потеряло чувствительность. Только стало зябко, даже под одеялом. И так печально от мысли, что снова и снова она замечает у себя реакцию «сбежать». Вспомнилась череда детских садов и школ. «Сколько их было? Три сада и две школы. Тула. Ярославль. Я всегда куда-то бежала. Или это началось не с меня? Беглянка. Ты прав, Рома, прав. Я беглянка».