Цементная блондинка (Право на выстрел)

Босх вылез из машины, бросил сигарету на асфальт и наступил на нее. Вокруг было тихо и темно. Он чувствовал, как остывает двигатель «каприса», из-под капота шел запах перегревшегося моторного масла. Протянув руку в окно машины, Босх взял с сиденья папки.

Чтобы добраться до Лока, ему понадобилось больше часа, и за это время Босх успел разобраться в своих мыслях относительно существования схемы внутри схемы. Он понял также, что есть реальная возможность подтвердить это.

Лок открыл дверь, держа в руке бокал с красным вином. Он был босиком, в джинсах и зеленой хирургической рубахе. На его груди висел кожаный ремешок с большим розовым кристаллом.

— Добрый вечер, детектив Босх. Заходите, пожалуйста.

Он провел Босха через холл в большой зал, служивший одновременно гостиной и столовой. Прозрачная раздвигающаяся стена-дверь выходила в отделанный кирпичом патио [20] , внутри которого синим цветом светился бассейн. Босх обратил внимание на то, что розовый ковер, пожалуй, грязноват, но в остальном жилище было вовсе недурным для профессора и автора книг по сексу. Он также заметил, что вода в бассейне была неспокойной, словно в нем только что кто-то плавал. И еще Босху показалось, что он ощутил слабый запах марихуаны.

20

Патио — внутренний дворик в доме.

— Чудесный дом, — сказал Гарри. — Знаете, мы ведь почти соседи: я живу по другую сторону холма. На Вудро Вильсон.

— Неужели? Почему же вы так долго добирались?

— Откровенно говоря, я приехал не из дома. Я был у друга в Бакет-Кэньон.

— А, у подружки? В таком случае понятно, почему мне пришлось ждать сорок пять минут.

— Извините, что заставил вас ждать, доктор. Почему бы нам не перейти сразу к делу, чтобы я не задерживал вас дольше, чем нужно.

— Да, пожалуй.

И он знаком предложил Босху положить папки на обеденный стол. Лок не предложил Босху ни бокал вина, ни пепельницу.

— Извините за вторжение, — сделал Босх еще один реверанс. — Я постараюсь покороче.

— Вы это уже говорили. Я уже жалею, что согласился. Из-за вызова в суд мой график исследований и работы с рукописями был нарушен на целый день, и сегодня вечером я собирался наверстать упущенное.

Босх заметил, что волосы доктора были сухими. Возможно, он действительно работал, а в бассейне плескался кто-то другой.

Лок уселся за стол, и Босх последовательно изложил ему подробности расследования дела «цементной блондинки», показав предварительно копию новой записки, подброшенной в отделение в понедельник.

Говоря о деталях последнего убийства, Босх увидел, что в глазах Лока зажегся интерес. После того, как детектив закончил, психолог сцепил руки, закрыл глаза и произнес:

— Прежде чем мы продолжим, позвольте мне все это обдумать.

Он сидел совершенно неподвижно. Босх ждал, не зная, что думать, однако через двадцать секунд все же не выдержал:

— Пока вы думаете, я, с вашего позволения, воспользуюсь телефоном.

— Телефон на кухне, — сказал Лок, не открывая глаз.

В списке, подшитом в папке, Босх нашел телефон Амадо и набрал его номер. Он был уверен, что разбудил медэксперта.

Назвавшись, Босх сказал:

— Извини, что разбудил, но события по этому новому случаю с Кукольником развиваются очень быстро. Ты читал об этом в газетах?

— Да. Но они писали, что еще нельзя сказать наверняка, что это работа Кукольника.

— Правильно. Как раз над этим я и работаю. У меня к тебе вопрос.

— Валяй.

— Вчера на суде ты рассказывал про «комплекты изнасилования», которые собирают с каждой жертвы. Где они теперь? Я имею в виду улики.

Прежде чем Амадо ответил, в трубке воцарилось долгое молчание.

— Они, наверное, до сих пор хранятся на складе вещдоков. Коронер всегда сохраняет улики в течение семи лет после закрытия дела. Сам понимаешь: на случай апелляций или еще чего-то такого. Но учитывая, что твой подозреваемый мертв, хранить это барахло так долго не имело смысла. Правда, чтобы очистить тот или иной ящик с вещдоками, необходимо распоряжение медэксперта. Остается надеяться, что медэксперты не успели его отдать за время, прошедшее с тех пор, как ты, э-э-э, убил Черча. У нас слишком много бюрократии, чтобы все работало как надо. Думаю, «комплекты» все еще там. Что же касается смотрителя склада, то сам он обращается за такими распоряжениями только через семь лет после прекращения дела.

— Замечательно, — сказал Босх, не скрывая радости. — А в каком, ты думаешь, они состоянии? Их можно еще использовать как улики? Или для проведения анализов?

— Я думаю, с ними ничего не случилось.

— Работы много?

— У меня ее всегда навалом. Но ты меня заинтриговал. Что там происходит?

— Мне нужно, чтобы кто-нибудь вытащил «комплекты» по седьмой и одиннадцатой жертвам. Это Николь Нэпп и Ширлин Кемп. Запомнил? Седьмая и одиннадцатая — как название магазина [21] .

21

В США существует сеть магазинов под названием «Seven Eleven», то есть «семь одиннадцать».

— Понял. Семь — одиннадцать. А что потом?

— Сравнительный анализ лобковых волос. Надо поискать у обеих женщин посторонние волосы одинакового происхождения. Сколько времени это займет?

— Дня три-четыре. Нам придется отослать все это в лабораторию управления юстиции. Я, конечно, могу поставить гриф «срочно» — тогда, возможно, получится быстрее. Можно тебя кое о чем спросить? Зачем нам все это нужно?

— Думаю, помимо Черча был кто-то еще. Подражатель. Он «сделал» седьмую, одиннадцатую и ту, которую нашли на этой неделе. И я надеюсь, он был не так умен, чтобы обриться как Черч. Если найдешь одинаковые волосы у обеих жертв, значит, так оно и есть.

— Что ж, я и сейчас могу тебе сказать кое-что интересное про этих двух — седьмую и одиннадцатую. Босх затаил дыхание.

— Перед тем, как давать показания в суде, я освежил все в памяти. Помнишь, я говорил, что у двух жертв были сильные повреждения — влагалищные разрывы? Так вот, это как раз и есть седьмая и одиннадцатая.

На несколько секунд Босх задумался. Он услышал, как из столовой его позвал Лок:

— Гарри!

— Иду, — откликнулся он и ответил — уже Амадо: — Интересно.

— Это означает, что второй парень, кем бы он ни был, гораздо круче Черча. Эти две женщины пострадали больше других.

И тут в мозгу Босха что-то щелкнуло. Что-то такое, что не уложилось в его сознании во время выступления Амадо в суде, встало теперь на свои места.

— Презервативы, — сказал он.

— А что с ними такое?

— Ты же говорил, что в упаковке, где должно было быть двенадцать, оставалось только три.

— Точно! Использованы девять. Убрать из списка жертв седьмую и одиннадцатую — останется девять! Все сходится, Гарри. Отлично! Завтра утром первым делом займусь именно этим. Дай мне три дня, не больше.