Цементная блондинка (Право на выстрел)

Однако он понимал, что на самом деле его беспокоит вовсе не пиво. Рэй Мора — вот кто беспокоил Босха. Из всех людей, находившихся к делу достаточно близко, чтобы знать все детали, именно Мора не давал Босху покоя. Три жертвы последователя снимались в порнографических фильмах, а это было коньком Моры. Он, наверное, знал их всех. Теперь в мозгу Босха начал биться вопрос: не он ли их всех убил? Гарри было тошно даже думать об этом, но он знал, что обязан. Если исходить из рассуждений Лока, Мора являлся наиболее подходящей отправной точкой для поисков последователя. Коп из отдела нравов был тем человеком, который естественным образом пересекался с обоими мирами: миром порнобизнеса и миром Кукольника, точнее, следствием по его делу. Простое совпадение или этого достаточно, чтобы считать Мору подозреваемым? Босх не знал. Он понимал лишь, что с невинным человеком должен быть столь же осторожен, как и с виновным.

* * *

В доме было душно. Босх прошел к скользящей задней двери и открыл ее. Он постоял там, прислушиваясь к шуршанию проезжавших по шоссе машин. Этот звук никогда не прекращался. Неважно, который час, какой день недели — там, внизу, всегда мчались машины, кровяным потокам перетекая по жилам города.

На автоответчике мигала цифра 3. Босх нажал на кнопку и закурил. Первый голос принадлежал Сильвии: «Я только хотела пожелать тебе доброй ночи, милый. Я люблю тебя. Будь осторожен».

Следующим был Джерри Эдгар: «Гарри, это Эдгар. Хочу тебя сообщить, что меня сняли с дела. Ирвинг позвонил мне домой и велел передать утром все, что у меня есть, отделу по грабежам и убийствам. Лейтенанту Ролленбергеру. Будь осторожен, старик. И смотри шестерку».

«Смотри шестерку», — повторил Босх. Это означало: «Опасность сзади». Он не слышал этого выражения со времен Вьетнама. И знал, что Эдгар никогда там не был.

«Это Рэй, — сказал последний голос. — Я тут думал по поводу твоей „цементной блондинки“, и у меня появились кое-какие мысли, которые могут тебя заинтересовать. Позвони мне утром — потолкуем».

Глава 15

— Мне нужна отсрочка.

— Что?

— Ты должен добиться, чтобы слушания отложили. Скажи судье.

— О чем ты говоришь, Босх? Ты совсем охренел?

Сидя в четверг за столом защиты, Босх и Белк дожидались открытия утреннего заседания. Они громко перешептывались, и Босх подумал, что Белк ругается очень неумело — как ученик шестого класса, который пытается тягаться с восьмиклассником.

— Я говорю о вчерашнем свидетеле, Вишореке. Он был прав.

— По поводу чего?

— Алиби, Белк. Алиби в связи с одиннадцатой жертвой. Тут все верно. Черч не...

— Погоди минутку, — прошипел Белк. А затем, еще больше понизив шепот, сказал: — Если ты собираешься признаться мне в том, что убил не того человека, я не желаю этого слышать, Босх. По крайней мере, не сейчас. Слишком поздно.

И он отвернулся к своему блокноту.

— Послушай меня, Белк, черт бы тебя подрал! Я ни в чем не собираюсь признаваться. Я убил того, кого надо. Но мы кое-что упустили. Еще одного человека. Убийца был не один, их было двое. На Черче висит девять трупов. Два других и тот, который мы нашли на этой неделе в цементе, — работа кого-то другого. Ты должен притормозить процесс до тех пор, пока мы не выясним, что же на самом деле происходит. Если все всплывет на процессе, это позволит второму убийце, последователю, понять, как близко мы к нему подобрались.

Белк швырнул ручку на блокнот, и она слетела со стола. Он даже не наклонился, чтобы поднять ее.

— Сейчас я тебе расскажу, что на самом деле происходит, Босх. Ничего останавливать мы не будем. Даже если бы я захотел, у меня все равно ничего бы не получилось — ведь судья у нее под юбкой. Она просто заявит протест, и все — никаких торгов. Поэтому я даже и заикаться о том не стану. Как ты не поймешь, Босх: это же судебный процесс. Помимо него в твоей жизни сейчас не должно существовать ничего другого. Ты не в состоянии контролировать его. И ты не должен рассчитывать, что тут будут объявлять перерывы всякий раз, когда тебе вздумается снова сменить пластинку...

— Ты закончил?

— Да, я закончил.

— Белк, я понимаю все, что ты только что сказал. Но мы должны защитить расследование. Существует еще какой-то тип, который убивает людей. А если Чэндлер вытащит меня или Эдгара и станет задавать свои вопросы, убийца прочитает об этом и узнает все, что знаем мы. Тогда нам никогда его не поймать. Ты этого хочешь?

— Я хочу выиграть процесс. И если ради этого придется даже скомпрометировать тебя...

— Вот именно, Белк, поэтому выслушай правду. Тут мы с тобой заодно. Отложи процесс до следующей недели, и к этому времени у нас с тобой кое-что будет. Мы придем сюда и вместе разнесем Денежку Чэндлер на мелкие кусочки.

Белк откинулся на стуле, подальше от Босха. Он устал сражаться.

— Босх, сколько лет ты проработал полицейским? — спросил он, не глядя на собеседника. — Двадцать?

Так. Вот оно. Босх молчал. Он понимал, что сейчас последует.

— И теперь ты тут сидишь и разглагольствуешь передо мной о правде? Когда в последний раз ты видел правдивый полицейский рапорт? Когда в последний раз ты излагал начальству безукоризненно правдивые аргументы, чтобы получить ордер на обыск? Не говори мне о правде! Если она тебе нужна, повидайся со священником или еще с кем-нибудь. Не знаю, куда тебе для этого нужно пойти, но только не сюда. После двадцати лет работы в полиции ты должен понимать, что правда не имеет ничего общего с тем, что здесь происходит. И правосудие тоже. Здесь — только слова, которые я когда-то вычитал в учебниках по юриспруденции.

Белк отвернулся и вытащил из кармана рубашки еще одну ручку.

— Ладно, Белк, твоя взяла. Но я расскажу тебе, что произойдет, когда это всплывет наружу. Все разлетится на мелкие кусочки и будет выглядеть весьма плачевно. Это — фирменное блюдо Чэндлер. Все поверят, что я убил не того человека.

Игнорируя его, Белк что-то писал в своем желтом блокноте.

— Ты дурак. Она засунет это дело нам в задницу так глубоко, что оно выйдет с другой стороны. Ты все время доказываешь, что она — впереди только потому, что судья щиплет ее за жопу. Но мы-то с тобой оба знаем: при том, как ты обращаешься с фактами, ты недостоин даже подавать ей ужин. Последний раз прошу: добейся отсрочки.

Белк встал и обошел вокруг стола, чтобы поднять упавшую ручку. Выпрямившись, он поправил галстук, манжеты и уселся обратно. Затем, наклонившись над своим блокнотом и не глядя на Босха, сказал:

— Ты просто боишься ее, правда, Босх? Тебе не нравится стоять перед судом и отвечать на вопросы. Вопросы, которые могут раскрыть, кто ты есть на самом деле — коп, любящий убивать людей.

Он повернулся и посмотрел прямо на Босха.

— Ну так вот, теперь слишком поздно. Пришло время расплачиваться, и помочь тебе некому. Никаких отсрочек. Пора на сцену.

Гарри встал и склонился над толстяком.

— Пошел в жопу, Белк. Я ухожу.

— Замечательно, — сказал Белк. — Вы все, ребята, одинаковые. Шлепнете кого-нибудь, а потом приходите сюда, считая, что, коли вы носите значок, у вас есть какое-то священное право делать все, что вздумается. Этот значок — самое большое испытание властью.

Босх направился к ряду телефонных будок и позвонил Эдгару. Тот поднял трубку после первого же звонка.

— Я прослушал твое сообщение вчера ночью.