Цена доверия. Кн.2. Протянутая ладонь
Шрифт:
А Злата до заката бродила по столичным улицам, боясь и желая встретить на одной из них Миколаса. Когда стемнело, она наконец повернула к дому. Где-то рядом, на одной из боковых улочек, раздался выстрел. Ниса Вер решила, что это балуются дуэлянты за Старыми развалинами и шагнула к своему дому.
Ещё один бесконечный серый день наконец подходил к концу. Злата подумала, что очень жаль, что женщины не могут никому бросить вызов, ни чтобы отстоять свою честь, ни чтобы отомстить. Пистолет им никто не даст.
Жаль.
***
Следователь долго мучил Миколаса нелепыми вопросами,
— Да брось, ерунда все это! Эти олухи ещё извиняться будут! Пойдем развеемся. Отпразднуем нашу свободу.
Миколас встрепенулся.
— В пивную?
— В одну очень хорошую пивную! С пышногрудыми разносчицами!
— Пойдем! — с большим воодушевлением поддержал Мика идею друга. — Адрес?
— Э, нет! — возмутился Бешеный. — Сначала — по домам. Вымыться, прилично одеться, денег взять. К дамам в таком виде нельзя! Даже к разносчицам!
Пришлось ехать на съёмную квартиру. Через пару часов, проведенных в бесплодных попытках не смотреть на розовую ленту, свернувшуюся на столе яркой змеёй, сид Блуд, чистый, идеально выбритый, пахнущий, словно парфюмерный магазин, лично явился за товарищем.
— Едем веселиться, Мика! Забудь ты уже про этот глупый арест!
"Милый Игги… Ваша навеки…"
Нет, забыть не получится. Никогда. Но можно…
Пивная оказалась большой, набитой людьми. То, что надо. Вино было вполне приличным на вкус, разносчицы — вульгарными и слишком навязчивыми, а песни, что исполнял какой-то мужичок в странной одежде, сидевший сбоку от стойки, — задорными. Миколас послушно пробовал разные напитки, отказывался от настойчивых предложений других офицеров сыграть в картишки, без интереса оглядывал людское море, кричащее, смеющееся, пьющее.
"Ваша навеки…"
А какие глаза! Какие…
И эта печаль.
И нежная кожа.
Хрустальные слезы, застывшие на ресницах драгоценными каплями.
Искусанные губы, пьянящие лучше любого вина.
Глухие стоны, отчаянные, страстные. Распахнутые от удивления глаза. В них не было страха. Он думал, потому что она ему доверяет. И был на седьмом небе от счастья. А для нее это все — ещё одна случайная связь.
А канцлер?
"Милый Игги…"
— Эй, хвостатый, ты чего толкаешься?
— Тебе какое дело, грязная морда?
Мужик, мимо которого проходил Миколас, начал вставать.
— Да ты оборзел, сосунок? Ты знаешь, кто я, откуда прибыл? Что зарываешься?
— Откуда? Так из соседней выгребной ямы небось? А это что? Следы навозной лопаты?
— Да я эти шрамы заработал, таких сучонков защищая! Да ты крыса столичная…
Увесистый грязный кулак полетел к лицу Миколаса. Лейтенант улыбнулся. Впервые в жизни он сам нарывался на драку.
"Милый Игги…"
Дон Оддин поднырнул под руку нападающего и попробовал ударить того в бок.
Вокруг все смешалось. Крики, боль от ударов, искаженные ненавистью лица, кровь своя и чужая, внутренний огонь, который не могло потушить ничего: ни выплеснувшаяся наружу ярость, ни злые
выкрики, ни заполняющая тело боль."Милый Игги…"
Она так дрожала в его руках! И эта дрожь будила в нем щемящую нежность. Его женщина. Любимая. Подарившая ему первую ночь. Невеста.
Глупый пьяный мальчишка! Она будет поопытнее тебя! Лживая… прекрасная… чужая…
Удар в плечо заставил пошатнуться. На сюртуке выступила кровь — мужчина попал в рану. Пусть. Сид Гарне говорил, что иногда боль лечит. Пусть…
— Мика! Да ты же раненый! Драться от души надо здоровым! Эй, пошлите за доктором! Этим двоим он пригодится!
Не надо доктора. Не сейчас. Огонь, что горит в груди, ещё не иссяк. Не выплеснешь — и сгоришь сам. Пусть льются ругательства, сыплются удары, расцветают на теле синяки. Лишь бы избавиться от бушующего в крови безумия. Это бой не с противником — с самим собой. И этот бой невозможно выиграть. Ты все равно останешься в дураках, Мика.
— Глупый мальчишка!
Да. Но он исправится. Обязательно исправится.
А пока — перехватить чужую руку, занести кулак, и пусть пламя, что горит в груди, пожирает и его, и всех присутствующих…
***
Канцлер терпеливо ждал, пока чародей пролистает все бумаги. Вену Воль принесли чай, закуску и газеты, но взгляд его то и дело невольно возвращался к статной, мускулистой фигуре главы тайной канцелярии. Совершенно мужицкой фигуре. Большие ручищи, толстые ноги, весь Ават — кряжистый, невысокий, но очень сильный, каждая деталь говорила о "неблагородном" происхождении человека, занимающего теперь пост высокого начальника. Вену Воль такая ситуация не очень нравилась, но, как человек разумный, он был согласен с тем, что лучше этого чародея никто не справится ни с магическими проблемами, ни с делами тайной охраны.
— Ну что? Голословно? Или есть за что зацепиться?
Чародей огладил кустистую бороду.
— Есть. Понятно, что все это собрано по принципу "кто-то сказал" да "я подумал", но интересные связи прослеживаются. Можно попробовать размотать эту схему.
Вен Воль едва заметно поморщился. "Размотать схему", что за словечки, ей богу!
— То есть вы полагаете, что сид Грош действительно…
— Увольте, канцлер, кто в этом городе не наслышан о его скаредности и жадности? Один, пожалуй, сид Гарне, прибывший с границы, принялся разбираться в этом с весьма отдаленных позиций. Что интендант ворует, подозревали все. Да у нас почти правило такое: интендант крепости, а тем более столицы (какие перспективы открываются, вы подумайте!) просто обязан принести домой что-нибудь с работы. А то ж засмеют.
Канцлер покраснел от гнева.
— Думайте, что вы говорите! Это… это порочит честь господаря!
— Нет, только его слуг.
— И что же? Меня вы тоже запишите в сообщники?
"В глупцы," — подумал Ават, но вслух сказал:
— Нет, что вы. Но ведь, как вы ни старайтесь, а следить за всеми у одного человека не получится. Для этого и нужны министры. Или, например, тайная охрана.
Вен Воль с ненавистью посмотрел на исписанные аккуратным почерком листы.
— Значит, сид Грош казнокрад? Так почему никто из ваших им не занимался?