Цена клятвы

— Успокойся, Артанна! До утра я ничего не могу сделать.

— Зато я могу, — прошипела вагранийка, застегивая куртку. — Отдайте мне оружие. Кларетта пусть останется здесь. Ты тоже не высовывай носа из дома, пока я не пришлю весточку.

— Пойдешь одна? — опешил Гвиро. — С ума сошла?

Артанна приладила поданные слугой клинки к поясу и надела плащ.

— Не одна. Но это уже моя забота.

Помощник наместника покачал головой:

— Доношу до твоего сведения, что не одобряю этого решения.

— Как будто это что-то изменит, — бросила на прощание Артанна и вышла.

Покинув дом Гвиро, она тщательно спрятала приметные волосы под капюшон и еще раз поверила, легко ли вынимались клинки из ножен, затем отвязала коня и вывела его со двора. Оказавшись в переулке, наемница остановилась.

— Веззам, — нараспев позвала она. — Выходи. Я знаю, что ты здесь.

Ему хотелось выругаться, но он подавил брань и молча вышел из тени пристройки.

— Ты все это время знала, что я слежу? — поравнявшись с командиром, спросил наемник.

— Шрайн давно сдал тебя с потрохами. Не злись на него, Молчун. Он хотел, как лучше, а мне было интересно, когда тебе уже надоест ходить за мной по пятам.

— Я не буду оправдываться.

— Так и я плачу тебе не за оправдания. Впервые за год ты оказался здесь вовремя, вот что важно. Об остальном поговорим позже. Сейчас нарисовалась проблема.

— Я видел женщину, которая вбежала в дом Гвиро. Дело в ней?

— Ага, — кивнула Артанна. — Ты вооружен?

Веззам откинул полу плаща, скрывавшую ножны меча. Из каждого сапога наемника торчало по рукояти кинжала, к поясу крепились несколько ножей.

— Прелестно, поехали. Здесь рядом.

— Так что случилось? — нетерпеливо спросил Веззам, отвязывая свою лошадь.

— Наших бьют, — коротко ответила Артанна и пустила коня рысью.

Миссолен

— Леди Лисетта Тьяре, — объявил секретарь, впуская в кабинет молодую женщину в целомудренном наряде из эннийского шелка.

Голову дамы венчал конический головной убор с длинной полупрозрачной вуалью, высота которого демонстрировала статус баронессы. То же можно было сказать и по длине шлейфа, сморщившегося тяжелыми складками на ковре. Женщина робко остановилась в нескольких шагах от письменного стола Демоса.

Казначей оторвался от гроссбуха и поднял на вошедшую даму усталые глаза.

— Рад, что вы быстро откликнулись, леди Лисетта, — Демос жестом пригласил ее есть. — Нам есть что обсудить.

Секретарь тотчас скрылся за дверью. Женщина устроилась на самом краю обитого дорогой тканью кресла. Казначей сложил пальцы домиком и вгляделся в миловидное лицо собеседницы. Вуаль красивыми волнами спадала на ее плечи.

«Хоть картину пиши, — мысленно признал Демос и любезно улыбнулся гостье. — Однако, у моего среднего брата есть вкус. Но, увы, нет мозгов».

— Я получил ваше письмо, — спокойно начал Демос. — Не могу сказать, что проблема меня удивила, однако я вполне осознаю щекотливость сложившейся ситуации. Мой брат проявил неосмотрительность, непростительную для человека его положения.

— Барон…

Демос метнул жесткий взгляд, заставив Лисетту замолчать.

— Ваш муж это переживет, как переживет и супруга моего брата. Но об этом позже. Когда ублюдок появится на свет?

Лицо женщины дрогнуло от грубой, но правдивой формулировки.

— В начале осени.

— В таком случае все лето вам лучше провести вдали от мужа.

— Но он не позволит…

— Барон уже дал согласие, — казначей улыбнулся одними уголками губ. — Дом Деватон щедро возместит ущерб. Все решено.

Плечи леди Тьяре поникли, но она быстро взяла себя в руки:

— Как вам будет угодно.

— Вскоре подойдет время, когда скрывать ваше положение станет затруднительно. Вы отправитесь в монастырь и пробудете там до рождения ребенка в окружении наставниц и сестер Хранителя. Как только восстановите силы, сможете вернуться ко двору.

Равнодушный тон, казалось, беспокоил молодую баронессу сильнее, чем обожженное лицо казначея. Опустив глаза к полу, она тихо спросила:

— Но что станет с ребенком?

Горелый лорд пожал плечами.

— В доме моего брата, равно как и в вашем, места для него не найдется. Он останется в обители, пока не достигнет семилетнего возраста. Щедрое подношение настоятельнице уже сделано.

— А затем?

— Если это будет девочка, она станет служить Хранителю в Ульфиссе или Бэрке. В случае, если Хранитель одарит вас мальчиком, бастарда переведут в другой монастырь. Например, в обитель при Лаклане.

— Так далеко…

— Чем дальше, чем лучше для всех, — сухо произнес Демос. — Дальнейшая судьба ублюдка будет зависеть от его способностей. Если он проявит тягу к знаниям, станет наставником и, возможно, сможет построить карьеру в церкви. Если же у него обнаружится талант к владению мечом, ему помогут стать братом-протектором и примут в Орден.

Леди Лисетта обреченно вздохнула.

— Вы отдаете его церкви? Никаких шансов на светскую жизнь?

Демос слегка приподнял плешивые брови:

— Этот бастард вообще не должен существовать, впрочем, как и ваша связь с графом Линдром. Вы оба едва не стали причиной крупного скандала, рискуя запятнать честь величайшего Дома империи! — воскликнул казначей, заставив собеседницу вжаться в спинку стула. — Благодарите Хранителя, что вашему ублюдку позволят жить.

На миг лицо баронессы ожесточилось, но она быстро пришла в себя. Демос оценил самообладание молодой женщины.

— Теперь, когда все решено, отправляйтесь домой и старайтесь не подвергать себя излишним волнениям, — закончил Горелый лорд. — Поверьте, жизнь в монастыре — не самая плохая участь.

Леди Лисетта Тьяре поднялась со стула и слегка поклонилась:

— Спасибо. Да благословит вас Хранитель.

— Взаимно, — Демос уже снова уставился в конторскую книгу, потеряв всякий интерес к баронессе.

Он был убежден, что в этот момент Лисетта Тьяре проклинала его до седьмого колена.

* * *

— Имперский казначей Демос Деватон, герцог Бельтерианский! — объявил герольд, и на несколько мгновений в приемном зале воцарилась мертвая тишина.

Демос перехватил устремленные на него взгляды придворных. В глазах нарядных вельмож явственно читалась смесь интереса и ужаса. Он успел отвыкнуть от их общества. Должность казначея предполагала неотлучное пребывание при дворе, но отнюдь не обязывала Демоса вести светскую жизнь. Однако он понимал, почему вызывал столь живой интерес именно сейчас.