Цена мести

Градус – прекрасный дижестив к разбитому сердцу. Лепит заплатку на ссадину, которую, правда, всё равно придётся потом отодрать, ведь утопить горе на дне бутылки – не её сокровенное желание. Но сегодня, только сегодня она позволит себе быть слабой, чтобы завтра разлепить глаза и сделать хоть что-то.

– Ты пойдёшь на праздник со мной, – она давится, едва не сплёвывая вино на обивку. – Что? Отличная идея. Он не станет выдворять тебя при гостях. Прекрасная возможность поговорить.

С одной стороны, он прав, разумно. Но есть ли толк навязывать общество тому, кто тебя видеть не желает?

– С чего ты взял, что он захочет вести диалог? – утирает губы тыльной стороной ладони, смотрит на Макса грустными глазами.

– Ты будешь с ним мириться или нет? Если нет, я не стану рисковать. Мне за такую самодеятельность точно от него прилетит, – ворчит он, отпивая треть содержимого бокала.

Она понятия не имеет, стоит ли пытаться, можно ли там что-нибудь починить. Вдруг они изначально были поломанным механизмом с заводским браком. Однако не попытаться нельзя, ей нужно знать, что сделала всё возможное со своей стороны.

– Буду.

Он приближается, щипает её пальцами за покрасневший от раздражения нос, из-за чего Ника взвизгивает.

– Идиот! – кричит она, отталкивая его ладонь.

– Во-от, теперь ты больше походишь на живого человека. Я не собираюсь болтать с трупом, – усмехается, присаживаясь рядом.

– Тфоя инифиафива, – гнусавит она, потирая кончик.

Он жмёт плечами, подтверждая её правоту.

– Не смог бросить даму в беде, – улыбается широко, заражая неуместным весельем. Возможно, к лучшему. Ей не помешает немного взбодриться, а то самой от себя тошно. – Так что, есть наряд?

Был, однако вряд ли Ден его забрал, в конце концов, в этом более нет нужды. К чему ему женское платье?

– Мы заказывали, должны управиться к сегодняшнему вечеру. Думаю, оно так и останется на складе.

Он прикасается краем своего бокала к её: «звяк».

– На тебе оно будет смотреться куда лучше. Я попрошу ребят. Останешься сегодня у меня, начало в четыре. Проснёмся пораньше, отвезу тебя к знакомой, она поможет с приготовлениями.

Брови Ники ползут на лоб. Одно дело – приехать в гости и совсем другое – ночевать. Может, он забыл, но обычно так делать не принято.

– Я поеду домой, – отказывается от гостеприимства она, делая глоток. – Не хочу тревожить, к тому же кровать у тебя одна.

– Посплю на диване, – фыркает он, жестикулируя. – Ника, тебе нельзя оставаться наедине с собой, расклеишься. Мы же друзья. Друзья должны помогать друг другу. Ну? – он улыбается, как умеет: широко, искренне. В уголках глаз виднеются мелкие морщинки.

И она сдаётся, не находя аргумента «против». Порой ей кажется, что он ненастоящий. Слишком добрый, внимательный, заботливый. Таких людей ей раньше встречать не доводилось.

– Ладно. Но на диване лягу я.

Они разговаривают ни о чём практически до двенадцати ночи. Макс откупоривает пачку, она смотрит на сигарету в его пальцах, ловя себя на мысли о его брате, когда тот втягивает дым, в затем выпускает наружу, отравляя воздух вокруг себя, отравляя их обоих.

– Дай мне, – просит едва слышно, протягивая ладонь.

Он смиряет её странным взглядом, но делится, поджигает. Ника затягивается и тут же кашляет, чуть не выплёвывая лёгкие. Он смеётся громко, закрывая ладонью часть лица.

– Как вы употребляете эту дрянь? – отплёвываясь от послевкусия, рычит она, туша несчастную сигарету о пепельницу. – Невозможно же. На вкус как дерьмо.

– Поверь, влияет на организм тоже дерьмово, – соглашается через смех он. – Никого из курильщиков это не останавливает.

– Почему? – хмурится она, поглядывая на седые кольца, поднимающиеся к потолку.

Он вмиг становится серьёзнее, подбирается, смешинки исчезают с радужки, как не было. Нике перемена не по душе.

– А почему ты выбрала его? Почему Ден? – спрашивает, в голосе она слышит не присущую ему ноту. Ей кажется, что для него важен ответ. – Вокруг много хороших парней. По-настоящему хороших. Ты же боялась его. Когда всё изменилось?

Если бы она знала, когда. Задавалась этим вопросом не единожды, но так и не нашла отправную точку.

Смотрит вниз на огни города, на фары пролетающих внизу машин, затем вверх – на серые плотные тучи.

– Когда мои мозги отказали. Может, я реально дура. Без понятия, – шепчет она, растирая подушечки пальцев друг о дружку. Рациональных причин влюбляться в Дена нет и не было, это просто произошло, как начинается гроза в дождь или кипяток оставляет ожоги. – Не поверишь, но я сама бы рада не испытывать этого, просто отключить, – криво улыбается, встречая его внимательный взгляд. – Жаль, такое невозможно. По крайней мере, для меня.

Она бы не отказалась на месяц или два остаться без чувств, однако у неё нет и шанса. Даже вампирский вирус и тот мутировал в организме, не оставив ей надежды.

– Ты его любишь, – констатирует он, затягивается.

– Не могу назвать то, что ощущаю, любовью. Любовь – это о другом, а у нас какая-то больная привязанность, – тянет она, проталкивая ком в глотке вином. – Ненормально раз за разом душить близкого человека. Тогда какой же это близкий, раз тебе его не жаль? – а Дену безусловно не было её жаль, когда переступал через окоченевшее тело, оставленное в склепе её разума им же.

Руки Макса подрагивают. Она подаётся к нему, обеспокоенная состоянием друга.

– Ты в порядке? – спрашивает, глядя на него, попадает в капкан, расставленный умело, зацикливаясь на светлых прожилках в его пьяных глазах.

Он наклоняется, чтобы их лица оказались на одном уровне.

– Я не в порядке, – говорит, вместе с дымом выдыхая что-то знакомое, что-то такое, что есть и в ней самой. Имя этому «боль». Ему больно. – Неужели не заметила? Тогда ты и вправду дура, – кривится Никольский, опуская взгляд на её губы.

И всё встаёт на свои места: его забота, внимание, сочувствие. Ника понимает, насколько была слепа. Он влюблён в неё, фальшивую жену сводного брата.

– Макс, я… – она знает, его нечем утешить, ведь любая её фраза нанесёт ему удар. Не летальный, но этого и не требуется, чтобы человек сломался.

– О, не надо. Я понимаю. Правда, понимаю, – щурится он, сжирая эмоции на её лице. – Выполни просьбу. Обещаю, она будет последней. Больше ничего не нужно.

Она вздрагивает, поднимая руки к груди, не может перестать смотреть и искать намёк на то, что всё это – нелепая шутка, пусть поиски и бессмысленны.