Цена мира
Шрифт:
По меркам Аскании подобная одежда считалась крайне вызывающей.
Реакция асканийца не укрылась от девушки, судя по её насмешливой улыбке, а также сладкому голоску, которым она ответила:
— Что же, позволяю. Выражайте.
Вообще-то, Бранд привык к тому, что «позвольте выразить восхищение» — это само по себе исчерпывающее выражение восхищения. Но сориентировался он почти мгновенно, благо искусство изящной словесности было неотъемлемой частью воспитания дворянина.
— Ваши глаза подобны звездам, а ваш лик достоин кисти величайших художников, и сама Луна бледнеет перед ним…
— Я перестала слушать уже на звездах, — резко прервала его девушка.
«Подобные звездам» серые глаза смотрели
— Поймите простую вещь, риир…
— Хеленд, — поправил Бранд, заменив данаанское обращение к рыцарю на принятое в эормингских орденах.
Хоть и не подобало перебивать даму, но не мог он позволить называть себя языческим титулом.
— Не вижу разницы, — мотнула головой Линетта, — Поймите простую вещь. Я — трофей. Трофей, что вы везете своему господину. Я согласилась на эту роль, но это не значит, что мне это нравится. И от ваших прекраснословий мне лишь еще горше на душе. Поэтому если вам есть что сказать мне действительно важного, скажите без долгих предисловий и упражнений в галлантности. Если же нет, то прошу оставить меня одну.
Рыцарь опустился на колени:
— Прошу простить меня, Ваше Высочество. Я проявил черствость и грубость.
— Рада, что вы это понимаете, — немножко теплее отметила принцесса.
Небрежным, привычным жестом урожденной аристократки она позволила ему подняться. Бранд же поспешил заявить:
— Я просто прошу вас, если есть что-то, что вам понадобится, сказать мне об этом. Может быть, ваше положение и таково, как вы говорите, но я сделаю все возможное, чтобы улучшить его.
— Я учту это, — заверила Линетта, — Но сейчас прошу оставить меня.
К вечеру отряд преодолел оккупированную зону и достиг замка Мозаль, первого из укреплений на землях Аскании. Имея при себе грамоту с печатью самого короля Бей’Этельберта, Бранд мог не сомневаться, что он и его спутники найдут в этом замке приют.
Тем не менее, в целях безопасности он не стал объявлять о личности своей прекрасной спутницы, заявив, что «миледи предпочитает сохранить инкогнито». Эдлинг Ар’Бардальф, правивший этим замком и прилегающими территориям, был героем войны. Его прапрапрадед был сожжен заживо во времена Правления Зверя, и потому для помнящего это потомка было бы мучительно принимать у себя члена правящей семьи данаанских язычников. Для всех было бы проще считать, что его гостья — просто знатная дама, которую верный слуга Его Величества сопровождает в столицу.
Линетта выслушала все эти соображения. Полностью согласилась с их разумностью.
И едва войдя в длинный зал замка Мозаль, с порога заявила:
— Извольте проявлять должное почтение, обращаясь к урожденной принцессе Данаанской!
Последовала немая сцена. Даже невозмутимые стражники в первый момент растерялись от такого поворота.
«Зверь, эта девчонка вгонит меня в могилу», — подумал Бранд, как бы невзначай вставая между принцессой и хозяином замка.
На несколько секунд встретились их взгляды. Эдлинг Бардальф был немного старше его, крупнее, но медлительнее; его лицо было обезображено ужасным шрамом, а кончик носа был обрублен, придавая высокомерный вид. Тонкие губы сжались в линию.
— Приношу извинения, Ваше Высочество, — сказал он, — Уверяю вас, вам будет выделена лучшая комната, какая только найдется в моем замке.
Бранд вздохнул с облегчением, но руку с рукояти меча убирать не спешил.
— В таком случае, выделите мне провожатого, — приказала (иначе не скажешь) Линетта, — И не беспокойте меня этой ночью. Если мне что-то понадобится, моя камеристка сообщит вам.
Посчитав, видимо, разговор оконченным, она развернулась на каблуках, взмахнув пышным подолом. Идея распоряжаться
в чужом доме и командовать людьми, которые даже не были её подданными, похоже, казалась данаанской принцессе само собой разумеющейся. Бардальф на мгновение опешил, но почти сразу же справился с собой.— Клейн, проводи Её Высочество в бывшие покои моей сестры, — распорядился он.
Когда сиятельная гостья покинула их, они с Брандом остались вдвоем, не считая прислуги и стражи, в длинном зале замка Мозаль. Отделанное дубом, это помещение не поражало роскошью и изяществом, но каждый его уголок наводил на мысли о славных битвах и пирах, достойных памяти Эормуна, сокрушившего самого Зверя.
— Приношу извинения за поведение своей подопечной, — первым нарушил молчание Бранд, поклонившись, как подобало кланяться перед вышестоящим.
Бардальф искоса и как показалось молодому рыцарю, с легкой иронией посмотрел на него:
— Разве вы несете ответственность за её действия, хеленд Бранд? Разве они в вашей власти? Разве можете вы запретить урожденной принцессе её грубое поведение?
— Не могу, — согласился он, — Но это не значит, что я не несу ответственности.
Он смотрел прямо и четко, будто ждал наказания и готов был его принять.
— Это похвально, — сдержанно ответил Бардальф, — Но не стоит терять чувство меры, хеленд Бранд. Это могут истолковать превратно. Особенно с вашей стороны.
Вновь воцарилось молчание.
— Вы ведь недавно были в столице, хеленд Бранд? — сменил тему хозяин замка, — Я не был там уже почти три года. Расскажите, пожалуйста, как обстоят дела при дворе.
Бранд поморщился:
— Никогда не любил, будучи в гостях, омрачать вечер жалобами на проблемы.
— Все так плохо?..
Он вздохнул:
— Чтобы дать вам понять ситуацию, последняя новость, которая обсуждалась при дворе, когда я уехал за принцессой. Кесер Ар’Ингвар Недостойный вызвал на поединок эдлинга Ар’Виртджорна из Тивона. В поединке оба бойца получили несмертельные раны, но тем же вечером эдлингу Виртджорну стало хуже, и два дня спустя он неожиданно скончался, как говорят, из-за яда на клинке. Поединок состоялся из-за леди Бей’Сины, супруги эдлинга, которую кесер приворожил своим колдовством и склонил к измене.
Эдлинг Бардальф досадливо сплюнул.
— Этот мерзавец! Это отродье Зверя давно пора было осадить и окоротить, пока он не навредил кому-то еще!
— Да кто ж это сделает? — Бранд всплеснул руками, но тут же вытянул их по швам, сдерживая привычку, унаследованную от отца.
Данаанцы никогда не были сдержаны в проявлении эмоций, но в Аскании слишком активная жестикуляция считалась поведением вульгарным и характерным для простонародья.
— Кесер находится в формальном родстве с королевской семьей, — с горечью в голосе напомнил Бранд, — И хоть нет в этом родстве правды, все равно это позволяет ему плевать свысока на законы, написанные для подданных короны. Он уважает лишь один закон: закон силы. А сила…
Он слегка замялся, ибо неприятно ему было о таком говорить, но все-таки признал:
— Я видел его в бою, эдлинг Бардальф. И со стыдом признаю, что боюсь момента, когда мы с ним столкнемся лицом к лицу. Я не знаю, что за демоны помогают ему, но они вселяют страх даже в меня.
— А что же сам король? — осведомился Бардальф, давая возможность не развивать болезненную тему, — Неужели Его Величество смотрит на это сквозь пальцы?
Бранд вздохнул:
— Его Величество слишком милосерден и сентиментален. Как бы ни пытались донести это до него, он не верит, что родня может угрожать ему. Поэтому кесер Ингвар чувствует себя безнаказанным и творит что хочет. Я боюсь… Я боюсь, что когда мы прибудем в столицу, и я уже не смогу защищать её, принцесса Вин’Линетта станет новой жертвой бесчинств этого чудовища.