Цена моей нелюбви. Я тебя верну

— Рассказывай, — тихо выдаю я, все так же целуя Каана.

— Он все плакал и плакал. Я не могла его успокоить, — с тревогой произносит Азиза. — Никогда ещё такого не было, чтобы он не останавливаясь кричал и…

Я киваю, чувствуя, что дыхание сына становится размеренным.

— Я клянусь, он плакал, — извиняющимся тоном говорит Азиза, видя, что Каан жмется ко мне и вовсе не производит впечатление ребенка, который недавно не мог успокоиться. — Я просто не могла с ним справиться. Если бы было иначе, я бы... — Она сглатывает. — Никогда вас не побеспокоила. Нет смысла в этом, и...

— Успокойся, — выдыхаю я.

Тревога постепенно уходит. Господи, спасибо, что с ним все в порядке. По дороге я уже успела надумать всякое, и каждая новая мысль приводила в ужас.

Каан протирает глазки, словно проверяет: рядом ли я? И, поморгав, снова жмется ко мне.

— Прости, что потревожила, — хмуро выдает Азиза.

— Все нормально. Успокойся. Я все понимаю. Вижу, что он был вне себя. — Я сажусь вкресло, краем глаза глядя на Альпарслана. Он не отрываясь смотрит на нас, явно о чем-то раздумывая.

Азиза, уловив мой взгляд, кивает.

— Я, наверное, тогда пойду? — несмело спрашивает она. — Не буду мешать вам. Поеду к брату. Поговорю с ним. Хочу узнать, как там мама. Завтра созвонимся, хорошо?

В этот момент Каан в моих руках оживает. Сна ни в одном глазу. Он оглядывается на Альпарслана и тянется к нему. Чакырбейли тут же оказывается рядом. Забирает его и садится на диван, как будто так и надо.

Я же, сцепив зубы, иду в коридор, чтобы проводить Азизу. Она выглядит раздавленной. Очевидно, ее тревожит мысль о том, что она не смогла справиться с Кааном и вынужденно прервала нашу встречу с Альпарсланом.

— Я побеспокоила вас, да? У вас наверняка что-то романтическое намечалось ...

— Азиза! — Меня одолевает смех. — Нет, конечно. Он — отец моего ребенка и только. У нас могут возникнуть вопросы по воспитанию и дальнейшей судьбе нашего сына, но не более того. Если он заплакал, я бы в любом случае приехала. Это моя обязанность как матери. Не так ли?

— Верно, — чуть улыбнувшись, говорит няня. — Что-то я расклеилась в последнее время. Наверное, болезнь мамы так на меня подействовала.

— Все образуется. — Я обнимаю ее, и она благодарно кивает.

Закрыв за ней дверь, я тут же иду в гостиную и вижу Альпарслана и Каана. Они вместе. На диване разложена кипа игрушек. Понятия не имею, каким образом бывший муж (буду называть его именно так) нашел их. Впрочем, задаваться этим вопросом — последнее, чего мне хочется в самом деле.

Я сажусь в кресло прямо напротив, искоса поглядывая на них и не смея нарушить идиллию. Смотреть на сына и его отца чертовски больно, но я не могу этого не делать.

Самое интересное, что Каан чувствует родную душу и не плачет рядом с Альпом, будто не устраивал недавно концерт Азизе.

— Дарина ... — слышу голос Альпа и поднимаю голову.

Наши взгляды перекрещиваются. Мой — сосредоточенный. Его — серьезный. Он явно о чем-то хочет спросить.

— Что-то не так?

Алпарслан кивает.

— Что с твоей няней?

— В смысле?

— Она явно о чем-то озабочена.

Я тяжело вздыхаю.

— У нее мама больна. Сейчас в больнице лежит. Ей нужна дорогостоящая операция... Стоит таких денег, которых у нее и в помине нет. Она говорит, что брат продаст квартиру и сможет все оплатить, но я сильно сомневаюсь в этом. Быстро продать не получится, если только очень дешево... Тогда у них не останется жилья. В общем, ей сейчас совсем не до Каана. Азиза переживает.

Алпарслан задумчиво проводит пальцами по подбородку, а затем кивает.

— Что?

— Все будет хорошо, Дарина, — уверяет он. — У всех все наладится. Я обещаю.

Я выгибаю бровь. Совершенно скептически отношусь к его реплике. Доверия между нами нет и вряд ли когда-нибудь появится снова. Но все же уверенность в его голосе придает мне немного сил.

Сейчас все очень зыбко. В любой момент может что-то случиться. Я не чувствую себя защищенной, оттого и страх никуда не уходит. Очень хочется, чтобы все это закончилось и мы бы смогли спокойно жить с Кааном… Вдали от всех невзгод. Родственников и плохих воспоминаний.

От Альпарслана...

Заметив мой настороженный взгляд, Чакырбейли поджимает губы, будто прочитав мои мысли. А мне скрывать нечего. Я действительно очень устала сражаться против целого мира. Хочу спокойствия и уверенности в завтрашнем дне. А самое главное — в людях, которые меня окружают. Увы, такого сейчас нет.

Не знаю, сколько прошло времени с тех пор, как мы пришли домой.

Два. Три. Четыре часа...

Но то ли оттого, что сын соскучился по мне, то ли от встречи с Альпарсланом у него появился заряд энергии, чтобы не спать практически всю ночь. Уже под утро я едва не засыпаю на кресле. Сил не остаётся совсем. От усталости буквально умираю. Зато Каан все такой же бодрый. Сидит на диване и вовсю играет с игрушками.

Я смотрю на него и, зевая, качаю головой. Это замечает и Альпарслан.

— Иди, — говорит он. — Я сам посижу с ним. Если что, позову.

— Нет. — Я встаю и снова падаю в кресло. — Я тебе все еще не доверяю. Не настолько, чтобы оставить с Кааном наедине.

— Один раз, — просит он. — Всего один раз попробуй довериться. Прошу.

— Но...

— Дарина, иди спать, — говорит Альп с нажимом. — У тебя глаза сонные. Уставшие. Я справлюсь. Слышишь? Позволь поучаствовать в его жизни.

Я кусаю губу и быстро киваю, а затем, не глядя на них, ухожу в спальню. Закрываю дверь и буквально падаю на кровать.

Наверное, так и должно быть. Общение отца и сына. Тем более раз я позволила ему прийти, значит, должна смириться с тем, что он будет рядом с Кааном. Альпарслан этого сам хочет. Тянется. Я вижу.

За этими мыслями я не замечаю, как проваливаюсь в сон. Просто падаю от усталости. Последние события меня конкретно измотали. А просыпаюсь я от звонкого крика прямо в ухо. Я едва не подпрыгиваю на постели. Моргаю, чтобы прийти в себя. Оборачиваюсь и цепенею, глядя на Каана и Альпа, лежащих на моей постели.

И когда только успели?!

Сын лежит посередине и тянется ко мне. Чакырбейли все еще спит. Видно, всю ночь возился с Кааном, и, как только коснулся подушки, сразу же уснул. Впрочем, как и сын. Только последнему плевать на биологические часы. Он встает, когда ему заблагорассудится.

Я опять ложусь ложусь рядом с ними и зажмуриваюсь, автоматически успокаивая Каана. Не хочу никого будить и прерывать такой идеальный момент. Он словно часть из какой-то нереальной жизни.

От картины, которая только что пронеслась перед глазами, сжимается сердце. Становится невыносимо больно от несправедливости. Дышать трудно.