Цена моей одержимости

Яйца «Бенедикт», клубничные пан-кейки, жареные в карамели бананы и две чашки ароматного кофе.

Тут же хватаюсь за горячую чашку, лишь бы унять дрожь в руках. Чувствую, будет разговор о Тимуре и наших… непростых отношениях.

— Ну так вот, — уплетает за обе щеки яйца, а я отправляю в рот маленький пан-кейк. Есть не очень хочется. — Давай без формальностей. Зови меня просто Андрей. Ты же мне все-таки не чужая.

Так и тянет разрыдаться. Рассказать ему о самой огромной потери в жизни. О том, как на ноги поднималась. С трудом, невероятными усилиями.

— Андрей Сем… — приподнимает осуждающе бровь. — Андрей, я знаю, что Тимур с вами поссорился из-за меня. Мне так неловко и неприятно…

— Даже не смей извиняться, — строгим голосом, словно солдат муштрует. — Думаешь, я осуждаю тебя за твой внезапный побег? — качаю головой. — Никогда в жизни. Ты же не виновата в том, что произошло…у Тимура.

— О чем вы? — вскидываю вверх голову, забыв про завтрак и кофе.

И все-таки плохое предчувствие дает о себе знать.

— Знаешь, Тимур после вашего расставания совсем с катушек слетел. Никто в семье его не узнавал. Он много пил, где-то пропадал порой целыми сутками. Водил, — прокашливается, — девок к нам домой. Пару раз в драки ввязывался. Чуть было за решетку не попал.

Закрываю рот ладошкой, подавляя отчаянный стон. Боже! Что же я натворила, не сказав ему ни слова? Так не по себе, словно меня на суд привели, где каждый осуждающе смотрит и тычет пальцем. Противное такое ощущение.

— Как-то Ирина попыталась вправить ему мозги. Тимур разозлился, накричал на нее, разбил журнальный столик и просто сбежал. Сказал, чтобы мы шли… в дальние дали и не вмешивались в его жизнь. Он бы сам со всем разобрался. Они до сих пор в натянутых отношениях.

— Простите, мне так жаль, — у меня глаза на мокром месте.

— Тимур даже в сердцах крикнул, что жалеет попав в нашу семью. Для него лучше было бы жить в той полуразрушенной деревне посреди пустыни. Чем задом диван в особняке протирать.

Замечаю, какими грустным становятся глаза военного, когда-то нашедшего среди обломков дома маленького мальчика, которого он забрал в свою семью, а потом услышал все эти ужасные слова. Новый папа столько сил в него вложил, стольким пожертвовал, что в итоге получил…

— Андрей Семенович, — сглатываю ком в горле и шмыгаю носом. — Я не знала, что с ним произошло. Даже не догадывалась. Но и вам стоит кое-что узнать…

Решаюсь все ему рассказать. Раскрыть свою израненную душу отцу Тимура. Пусть знает причину моего побега, которая может изменить его доброе ко мне отношение.

— Прости, Алис, — достает из внутреннего кармана телефон. — Полковник Воронцов, — внимательно слушает собеседника. — Да вы там что, совсем оху…обнаглели? — рычит в трубку. Вот теперь передо мной настоящий военный, никому не дающий спуска. — Буду через пятнадцать минут. И чтобы все исправили, — крепко сжимает в руке смартфон до хруста корпуса. — Извини, милая, но, похоже, наш разговор придется перенести. Дела.

— Я все понимаю, Андрей Семенович, — натянуто улыбаюсь.

На душе так гадко и погано.

— Только не пропадай из города. Будь умничкой, — подзывает официанта. — Сдачи не надо, молодой человек. Увидимся, Алиса.

Андрей Семенович покидает кафе и, сев за руль внедорожника, резко срывается с места. Видно что-то серьезное на работе произошло.

Я же, отодвигаю от себя все тарелки с едой. Аппетит совсем пропал после рассказа Воронцова-старшего. На языке горечь, как будто противную таблетку проглотила. А живот неприятно крутит. Не выдержав, сбегаю в туалет. Надо успокоиться и в порядок себя привести. Унять дрожь и неконтролируемое чувство тревоги.

Умываюсь. Упираюсь ладошками в края раковины и тяжело дышу. Такое ощущение, что кто-то веревкой обвязал все тело, намереваясь кости раздавить и превратить внутренности в кашу. Мне плохо. Как будто все жизненные силы высосали. Подчистую.

За спиной хлопает дверь. Слышится звук каблуков. Я уже не одна в туалете, а значит, пора возвращаться в зал. Не хватало еще, чтобы посторонняя женщина видела мое состояние.

— Ты? — встречаюсь с надменным, ядовитым взглядом серо-голубых глаз.

Глава 32

Алиса

— Уже переключилась на мужчину постарше, дорогуша? Сын не устраивает, на отца глаз положила?

— Что за чушь ты несешь? — только этой брюнетки для полного счастья мне и не хватало.

— Я видела, как ты с ним любезничала. Как ластилась перед ним словно кошка. Потекла на радостях?

Катенька прислоняется к двери, не давая мне выйти. Ядом брызжет из глаз и поганого рта. Совсем, похоже, с ума сошла, раз подумала, что я и Андрей Семенович…

Бррр, бред какой-то. О таком и думать то не стоит. Тем более говорить.

— Отойди, — тянусь к ручке, но меня грубо отталкивают к раковине. — Послушай, я не намерена с тобой воевать. Нет настроения.

Снова делаю рывок к двери, но Катя хватает за запястье и слегка его сжимает. Шиплю сквозь стиснутые зубы, стараясь унять нервную дрожь. У меня внутри буря после рассказа Воронцова-старшего. Нужно все это переварить, а тут несостоявшаяся невеста объявилась.

Да-да, я уверена, что мадам-брошенка просто решила выместить на мне свою злобу от расставания с Тимуром.

— Не думай, что Тимур вечно твоим будет, — как предсказуемо. — Такой мужик, как Воронцов, надолго не задерживается рядом с одной девкой. Месяц — максимум, что ты получишь, — ее грязные слова бьют точно в цель, намекают на нашу сделку. — После он и не вспомнит о твоем существовании. И он обязательно ко мне вернется. Не завтра, и может не через неделю, но он будет моим. Поверь мне на слово, — презренно разглядывает, намереваясь уколоть побольнее. Бросить в яму с ядовитыми змеями. — Ты, Алиса, никто. Игрушка на время. И не тешь себя надеждами, что сможешь вернуть ваше безоблачное прошлое, — театрально вздыхает, положив ладонь на грудь. — Скоро сама увидишь его истинное лицо, милая.

— Вы, Екатерина, корону бы не надевали, а то ее так легко сбить, — неожиданно для себя нахально отвечаю на ее долгую тираду. — Лопатой. Со всего размаху.

— Послушай ты, сука… — наступает. Пытается морально и физически задавить. На место поставить, но ничего у нее не получится. Выслушивать ее глупости я не намерена. Пусть катится далеко и надолго.

— Слушать я тебя уже устала, — отмахиваюсь от нее как от назойливой мухи.

Давай, Алиса, прояви характер. Покажи этой стерве, что ты не робкого десятка. На Дине же порепетировала.