Цена покорности

Надеваю бежевые брюки, персиковую блузку, туфли, распускаю волосы, выпрямляю их утюжком, подкрашиваю губы, на глаза темные очки — и я готова. Спускаюсь вниз и бегу к выходу.

— Ты куда-то собралась?! — позади раздается голос Назара. Вздрагиваю, оборачиваясь, потому что не ожидала его увидеть — с утра Назара не было.

— Ты меня напугал, — улыбаюсь и закусываю губу, его взгляд ледяной, кажется, даже в комнате становится холоднее. — Сын позвонил, он скучает, Глеб привезет его в наше любимое кафе в торговом центре.

Назар стискивает челюсть, рассматривая меня колким взглядом. Я не понимаю, что происходит, но уже чувствую себя виноватой и опускаю глаза. Он надвигается на меня, а я неосознанно отступаю.

— Стой на месте! — командует Назар, и я застываю, задерживая дыхание. — Ты подсознательно чувствуешь вину, но не понимаешь в чем твоя оплошность, — говорит он, обходя меня, вставая позади. И он прав, так и есть. — Подумай хорошо, — вкрадчиво проговаривает он, касаясь губами волос. — Подскажу тебе, я приехал домой, чтобы взять тебя с собой на деловой обед… — он перекидывает мои волосы на плечо и водит кончиками пальцев по шее, невесомо лаская, посылая тысячи мурашек по телу.

— Извини, что нарушила твои планы, но сын…

— Дело не в этом, — шепчет на ухо, а потом слегка прикусывает мочку. — Была бы ты моей, уже бы отхватила наказание.

— Я не знаю, — отчаянно отвечаю.

Внутри все сжимается и одновременно трепещет от его близости и неповторимого запаха специй.

— Ты самовольно решила уехать, не спросив у меня разрешения, не предупредив. Ты не имеешь права распоряжаться собой как хочешь. Ты должна была позвонить мне и спросить! — он повышает тон, резко разворачивает к себе лицом, обхватывает шею, сжимает, вынуждая смотреть в глаза. В этот момент я понимаю, что он совсем не мягкий и теплый. Он хищный и опасный. — Запомни, Оксана: каждый твой шаг, действие, движение и даже вдох должен принадлежать мне! — Сглатываю, смотря в темнеющие глаза, и пытаюсь кивнуть. — Таковы правила, и ты либо их принимаешь, либо нет, — уже спокойнее говорит он, притягивает меня за шею к губам и больно кусает, а потом отпускает, поправляя манжеты рубашки. — Поехали, я отвезу тебя, — говорит он и выходит из гостиной.

Выдыхаю, не зная, как к этому относиться. Он прав, такой формат отношений: я либо отдаю себя полностью, либо никак… Закрываю на мгновение глаза, набираю побольше воздуха и иду за Назаром. А я пока не знаю, готова ли я… В голове такой бардак, что, кажется, пора отформатироваться.

Назар молча довез меня до центра и просто высадил, наказывая молчанием. Угнетает, когда человек, который смотрел на тебя по-особенному, не смотрит вовсе, а очень задумчиво ведет машину, словно решает что-то важное. Назар очень непростой человек.

Я выкидываю гнетущие мысли из головы, как только встречаюсь с сыном. Не видела его несколько дней, а кажется — вечность. И вот сын рассказывает мне, как живет с отцом, делится впечатлениями, переживаниями, а я впитываю каждое его слово.

— Откуда у тебя такие часы? — спрашиваю, указывая на его запястье.

— А это Стеша подарила, — беззаботно отвечает Димка.

— Классные, — улыбаюсь я, а потом до меня доходит что Стеша — это Стефания, новая женщина Глеба, и улыбка сползает.

Я ненормальная, но хочется сорвать с руки сына чертовы часы и растоптать. Меня накрывает бешеной неконтролируемой ревностью, и я никак не могу себя преодолеть.

— Она не обижает тебя?

— Нет, она хорошая, с ней весело, — выдает сын, и кажется, я сейчас сорвусь. Видимо, мое настроение передается ребенку, и он дергает меня за руку. — Мам, я тебя люблю, — приводит меня в себя ребенок.

— Я тоже тебя люблю, очень-очень.

Мы гуляем по центру и скупаем всякую ерунду, пьем коктейли, едим мороженное, стреляем в тире, а потом идем в кафе на веранде. Заказываем вредную еду: пиццу, картошку фри с соусами, донаты с различными наполнителями и наслаждаемся жизнью. Я считаю, что ребенку нужно правильное питание, но несколько раз в месяц детей нужно кормить вредной едой, чтобы он не заглядывал другим детям в рот. Я и сама нарушаю диету и делаю это с удовольствием.

— Добрый день, — Назар опять подходит неожиданно.

— Здравствуйте, — удивлённо произносит Димка, рассматривая мужчину.

— Можно к вам присоединиться? — спрашивает он. Его взгляд опять теплый, спокойный.

— Да, конечно, — двигаюсь, чтобы Назар сел рядом со мной. — Дима, это… — медлю, не зная, как и кем обозначить Назара.

— Друг, — заканчивает за меня он. — Назар, — он по-мужски тянет рук Димке и слегка улыбается.

В уголках его теплых глаз собираются морщинки, а я рассматриваю его профиль и тоже улыбаюсь. Он больше не злится, что я не оповестила его о встрече с сыном, и мне становится легче.

— Дима, — они пожимают руки.

— Едите вредную пищу? — усмехается Назар.

— Да, присоединяйся, — заигрываю я, макая картошку в соус и демонстративно съедаю. Назар качает головой, загадочно усмехаясь.

— Нет, я пообедал, но выпью кофе, — он заказывает официанту напиток и откидывается, располагая руку на спинке моего кресла. Такой типичный мужской собственнический жест. Ничто не чуждо мастеру. — Я слышал, ты увлекаешься футболом? — спрашивает Назар, а Димка охотно кивает.

А дальше начинается что-то невообразимое, Назар вытягивает моего сына на разговор о футболе, он грамотно увлекает его, раскрывая, располагая к себе вопросами и спорами о спорте. Через минут двадцать Димка смотрит на Назара горящими глазами и общается как с давним знакомым, а я с открытым ртом за этим наблюдаю. Двадцать минут! Назару понадобилось двадцать минут, чтобы расположить к себе ребенка! Хотя неудивительно, ему понадобилось столько же, чтобы расположить меня. Он точно демон.

Все проходит замечательно, пока Глеб не приезжает за сыном. Во-первых, мне не хочется расставаться с Димкой, во-вторых, я смотрю на такого раскованного, вполне довольного жизнью мужа — и внутри все начинает вновь гореть, разъедая, словно серной кислотой. Он, как всегда, до безобразия привлекателен и уверен в себе. Каждый жест, взгляд говорит о том, что Глеб ни о чем не сожалеет.

Бывший муж подходит к нам уверенно, здоровается за руку с Назаром, кивает мне и трепет Димку по волосам. Они недолго о чем-то беседую с Назаром, о каких-то поставках, договорах — я ничего не понимаю и даже не хочу вникать. Рука Назара по-прежнему по-хозяйски лежит позади меня, а его пальцы касаются моих волос, играя с ними. А Глеб совершенно не обращает на это внимания, в нем ничего не горит и не болит, как у меня. Полное безразличие. А у меня снова рушится мир. Я любила его как ненормальная, жила им, а он всего лишь позволял себя любить.

Внутри все переворачивается, глаза наполняются слезами. Больно, невыносимо. Я была не готова к встрече с Глебом. Все обиды, горечь, злость и проклятая любовь всплывают, выплескиваясь наружу, и я внутренние кричу, пытаясь перетерпеть боль. Я уже ничего не слышу и не вижу, в горле образовывается ком, дышать трудно. Мне бы уйти с гордо поднятой головой, а я рассматриваю Глеба, пытаясь не разрыдаться.

Прощаюсь с сыном, держась из последних сил, и смотрю вслед, пока они не скрываются с поля

зрения.

— Ну все, поехали!

Назар берет меня за руку и торопливо тянет за собой. Он так сильно стискивает мою ладонь, что из глаз все-таки срываются слезы. И я бегу за ним вслепую, ничего не замечая. Назар сажает меня в машину, обходит ее, садится за руль и выезжает со стоянки.

Он ничего не спрашивает и ничего не говорит. А я не способна сейчас на разговоры. Я обнимаю себя руками, смотрю в боковое окно и стараюсь плакать очень тихо, но периодически громко всхлипываю. Проклинаю себя за слабость, размазывая слезы. Чувствую себя жалкой и никчемной дурой, которая не может взять себя в руки.